Ура-феминистическая субботняя сказка, или Правда об одной из пражских дефенестраций
Я горжусь своими предками-чехами, а в особенности их правильным чувством юмора. Однако не могу не признать, что черный компонент в правильном юморе предков иногда зашкаливал.
История о том, как чешские войска сильно поспособствовали взятию Фридрихом Барбароссой Милана в 1158 году, еще вполне в рамках, хотя компонент уже дает о себе знать. (Кратенько напомню, что дело было так: союзные Барбароссе чехи напекли из теста человеческих фигурок и, рассевшись под стенами Милана, начали их с аппетитом кушать. Чувствительные детолюбивые итальянцы немедленно решили, что северные варвары поедают младенцев. Боевой дух обороняющихся - видимо, вследствие массового блевания, - рухнул под откос, и Милан сдался.)
Куда хуже многочисленные (три - с моей т.зр., это уже куча) истории о способах решения чехами политических проблем. Как решат, что руководство их не устраивает, ворвутся дружно в какое-нибудь руководящее учреждение, похватают начальство и выкинут в окно. А поскольку окно по-латыни, сколько помнится из годового курса в мединституте, есть fenestra, лично мне совершенно понятно, отчего сия процедура именуется в исторической науке дефенестрацией.
Огласим весь список пражских дефенестраций:
1) В 1419 году после смерти не очень толкового и весьма непоследовательного короля Вацлава IV процессия, ведомая Яном Желивским и жутким человеком несгибаемым патриотом Яном Жижкой, направилась к Новоместской ратуше, чтобы потребовать освобождения пленных гуситов (они же приверженцы церковной реформы). Тут кто-то бросил из ратуши в процессию камень - то ли проявило инициативу какое-то дуро, то ли сие была чистой воды провокация. Толпа, которой дали повод, рванула внутрь, схватила бургомистра, двух советников и нескольких случившихся рядом мещан и выбросила их из высоких окон, к тому же на копья и пики. Так начались гуситские войны, сопровождавшиеся всеми кошмарами войны гражданской, которые длились до 1436 года.
2) В 1483 году процедура повторилась - в той же самой Новоместской ратуше (это неважно, что место Новое, оно все равно средневековое, Прага город очень старый). Странные люди историки почему-то обычно не считают эту дефенестрацию второй и вообще игнорируют на том странном основании, что на сей раз страну не залили реки крови. Что выброшенные погибли, типа не считается. Нда, какое счастье, что я не гуманитарий.
Новоместская ратуша.
3) Наконец, 23 мая 1618 года произошла третья пражская дефенестрация, на основании некоторых деталей которой мне и пришла охота восстановить историческую справедливость соврать очередную субботнюю сказку.
Внешне при третьей дефенестрации все было по-чешски обычно: ворвались, схватили, раскачали, выбросили (в этот раз, правда, не в Новоместской ратуше, а на другом берегу Влтавы, в Граде). Сразу определимся с вопросом о последствиях: очень и очень нехорошо, ибо инцидент спровоцировал начало печально известной Тридцатилетней войны. Видимо, на сей раз Чехию (и не только) залили кровью в должной степени, так что дефенестрацию в Пражском Граде странные люди историки с готовностью признают настоящей.
Однако были в дефенестрации № 2(3) и совершенно неожиданные, я бы сказала - вполне себе юмористические - детали.
Историки много и охотно пишут о политических причинах инцидента. Не люблю политику и политиков, делая исключение лишь для патриция Витинари. А потому ограничусь кратким сообщением, что историков я честно почитала. После чего создалось у меня впечатление, что Габсбурги в данном случае явно зарвались, подминая под себя Чехию, но и предки оказались явно не на высоте. Лучше бы бросили местные соседские распри и вовремя объединились, чем, фактически профукав собственную независимость, живыми людьми из окон швыряться. К тому же не просто так, а из идейных соображений. Вроде как Раскольников процентщицу топором.
Определим дефиниции. Наместники Вилем Славата из Хлума и Ярослав Боржита из Мартиниц не так чтобы вызывают у меня особую симпатию, но беда в том, что противоположная сторона мне, привередливой, тоже не мила. Собраться, понимаешь ли, узким кругом дворянских лиц в доме молодого радикально настроенного (ох уж эта молодость) сотоварища и договориться совершить на следующий день демонстративный акт дефенестрации по примеру великого гуситского XV века. Тьфу. Я еще понимаю, когда гуситы вломились в ратушу, разгоряченные борьбой, и покидали сопротивлявшихся чиновников в окна. Задумано хотя бы специально не было. Но идти в канцелярию, заранее зная, что откроешь окно и выбросишь человека...
Не приняв во внимание перспективу моего жестокого осуждения, ближе к полудню 23 мая 1618 года молодые, горячие и педантично идущие по стопам прародителей дворяне (чехи мстительно говорят, что были они в основном немецкого происхождения) ворвались в канцелярию Пражского Града, где обнаружили пять человек. Кроме ненавистных радикалам наместников (между прочим, происходивших из старинных славянских родов), в канцелярии имели сомнительное удовольствие находиться старенький главный бургграф Адам из Штернберка, не менее дряхлый настоятель мальтийского ордена Депольт из Стракониц и писарь Филипп Фабрициус из Розенфельда. Последний не был ни стар, ни дряхл, зато - надо же такому случиться - исполнял обязанности писаря временно, а на самом деле был человеком образованным и вообще деканом Пражского университета.
Тут в стройных рядах радикалов произошло некоторое замешательство. Очевидно, выбрасывать стариков в окна (пусть даже большие и ренессансные) планом не предусматривалось. Бунтовщики обнаружили в себе под идеями человеческие чувства и отправили бургграфа и настоятеля по домам, а потом решительно выдвинули вперед идеи и приступили к демонстративному акту, который долженствовал показать всем в Европе, какие в Чехии хорошие традиции замечательные патриоты. Набросившись на Славату с Мартиницем и беднягу Фабрициуса, дворяне занялись собственно дефенестрацией (см.).
Поскольку в Саде на Валех под окнами Людвикова крыла, где находилось то самое окно Чешской канцелярии, стоят до сих пор два обелисочка на местах приземления наместников, можно уверенно сказать, что Славату выбросили в окно, не особенно мудрствуя, а вот Мартиница явно раскачивали и отпускали на счет три, так как он пролетел много дальше. Увы, где приземлился писарь Фабрициус, истории неизвестно - место падения сего плебея не отмечено памятным знаком для поколений.
Однако в чем же юмор сей вроде бы невеселой истории, спросите вы? Что вы, юмор и сказка как раз на этом месте и начинаются, отвечу я и прибавлю, что до сих пор были всего лишь скучные мужики, а далее наберет силу гуманная женская тема.
Начнем с того, что никто из выброшенных не разбился насмерть и даже не получил серьезных телесных повреждений. Славата, правда, расшиб голову, так что прямо в Вену после происшествия не поехал, но Мартиниц с Фабрициусом, будьте уверены, махнули жаловаться тут же. Следовательно, здоровье позволило. Далее все трое жили долго, не знаю насколько счастливо, но не без некоторых жизненных наслаждений. Например, обласканные Габсбургами за полет наместники не без удовольствия вспоминали минувшие дни и битвы, где вместе летели они отыскали на Валах под стенами Града места приземления и лично установили самим себе обелиски. Писарь Фабрициус памятника себе любимому устанавливать не стал, но свой кусок пирога от Габсбургов получил. А именно - его возвели в дворянское достоинство с прозванием "Фабрициус фон Хохенфал", то есть, простите за дословный перевод, Фабриций из Высокого Падения.
Однако, собственно, что же произошло? Поскольку от окон канцелярии до валов никак не меньше 16 м, причем в живых остался не один везучий, а все трое? Трое - это уже куча.
Окна Людвикова крыла, где находится Чешская канцелярия. Выбрасывание происходило не из того окна, что обвито плющом, а справа рядом за углом.
Современники, как водится, выдвинули два варианта - чудесный и приземленный. Католическая партия с восторгом провозгласила, что наместников (а заодно и писаря) поймала на свой небесный плащ лично Дева Мария (вот оно, долгожданное появление женской темы). Мятежная антигабсбургская партия ехидно объясняла, что вообще-то территорию пражских Валов тогда (заметим, что и потом) с удовольствием использовали как мусорную свалку те, кто жил в Граде, и те, кто жил на Малой Стране вблизи Града. Чешская канцелярия тоже внесла свою лепту в организацию свалки. По словам летописца восстания сословий Павла Скалы из Згоржа, "наместники упали на мусорную кучу, куда привратники Чешской канцелярии выметали мусор из канцелярии и соседней горницы, где обычно заседали присяжные. Весь мусор высыпался вниз через упомянутое окно, поэтому место не было твердым и жестким, а как всякая навозная яма рыхлым и мягким".
Однако это еще не конец истории. Увидев, что чудесно/навозно спасшиеся наместники и писарь поднимаются на ноги и пытаются удрать от справедливого возмездия, принципиальные бунтовщики начали стрелять. Впрочем, в цель не попали и кинулись в погоню. Пробежав вдоль стен Града некоторое расстояние, обгаженные политики героические страдальцы и их преследователи оказались возле Лобковицкого дворца.
Тут и начинается самое феминистическое интересное. Ибо бесстрашная хозяйка дворца Поликсена из Лобковиц не только впустила к себе беглецов, но и - цитирую первоисточник - наотрез отказалась их выдать мятежникам, конец цитаты. Предлагаю каждому в меру его воображения представить эту картину маслом: куча разгоряченных неудавшимся актом протеста революционеров бунтовщиков - и одна, но совершенно железная смольнянка Поликсена, завернувшая их нафик и к тому же не испугавшаяся зловония, исходившего от спасаемых. Браво. Бурные аплодисменты, переходящие в овацию.
Портрет замечательной женщины Поликсены из Лобковиц.
P.S. Ничего о Поликсене нет ни на экспозиции в бывшей Чешской канцелярии, посвященной дефенестрации, ни в рассказах экскурсоводов об этом же событии. Увы, правильное чувство юмора - не гарантия отсутствия сексизма!
История о том, как чешские войска сильно поспособствовали взятию Фридрихом Барбароссой Милана в 1158 году, еще вполне в рамках, хотя компонент уже дает о себе знать. (Кратенько напомню, что дело было так: союзные Барбароссе чехи напекли из теста человеческих фигурок и, рассевшись под стенами Милана, начали их с аппетитом кушать. Чувствительные детолюбивые итальянцы немедленно решили, что северные варвары поедают младенцев. Боевой дух обороняющихся - видимо, вследствие массового блевания, - рухнул под откос, и Милан сдался.)
Куда хуже многочисленные (три - с моей т.зр., это уже куча) истории о способах решения чехами политических проблем. Как решат, что руководство их не устраивает, ворвутся дружно в какое-нибудь руководящее учреждение, похватают начальство и выкинут в окно. А поскольку окно по-латыни, сколько помнится из годового курса в мединституте, есть fenestra, лично мне совершенно понятно, отчего сия процедура именуется в исторической науке дефенестрацией.
Огласим весь список пражских дефенестраций:
1) В 1419 году после смерти не очень толкового и весьма непоследовательного короля Вацлава IV процессия, ведомая Яном Желивским и жутким человеком несгибаемым патриотом Яном Жижкой, направилась к Новоместской ратуше, чтобы потребовать освобождения пленных гуситов (они же приверженцы церковной реформы). Тут кто-то бросил из ратуши в процессию камень - то ли проявило инициативу какое-то дуро, то ли сие была чистой воды провокация. Толпа, которой дали повод, рванула внутрь, схватила бургомистра, двух советников и нескольких случившихся рядом мещан и выбросила их из высоких окон, к тому же на копья и пики. Так начались гуситские войны, сопровождавшиеся всеми кошмарами войны гражданской, которые длились до 1436 года.
2) В 1483 году процедура повторилась - в той же самой Новоместской ратуше (это неважно, что место Новое, оно все равно средневековое, Прага город очень старый). Странные люди историки почему-то обычно не считают эту дефенестрацию второй и вообще игнорируют на том странном основании, что на сей раз страну не залили реки крови. Что выброшенные погибли, типа не считается. Нда, какое счастье, что я не гуманитарий.
Новоместская ратуша.
3) Наконец, 23 мая 1618 года произошла третья пражская дефенестрация, на основании некоторых деталей которой мне и пришла охота восстановить историческую справедливость соврать очередную субботнюю сказку.
Внешне при третьей дефенестрации все было по-чешски обычно: ворвались, схватили, раскачали, выбросили (в этот раз, правда, не в Новоместской ратуше, а на другом берегу Влтавы, в Граде). Сразу определимся с вопросом о последствиях: очень и очень нехорошо, ибо инцидент спровоцировал начало печально известной Тридцатилетней войны. Видимо, на сей раз Чехию (и не только) залили кровью в должной степени, так что дефенестрацию в Пражском Граде странные люди историки с готовностью признают настоящей.
Однако были в дефенестрации № 2(3) и совершенно неожиданные, я бы сказала - вполне себе юмористические - детали.
Историки много и охотно пишут о политических причинах инцидента. Не люблю политику и политиков, делая исключение лишь для патриция Витинари. А потому ограничусь кратким сообщением, что историков я честно почитала. После чего создалось у меня впечатление, что Габсбурги в данном случае явно зарвались, подминая под себя Чехию, но и предки оказались явно не на высоте. Лучше бы бросили местные соседские распри и вовремя объединились, чем, фактически профукав собственную независимость, живыми людьми из окон швыряться. К тому же не просто так, а из идейных соображений. Вроде как Раскольников процентщицу топором.
Определим дефиниции. Наместники Вилем Славата из Хлума и Ярослав Боржита из Мартиниц не так чтобы вызывают у меня особую симпатию, но беда в том, что противоположная сторона мне, привередливой, тоже не мила. Собраться, понимаешь ли, узким кругом дворянских лиц в доме молодого радикально настроенного (ох уж эта молодость) сотоварища и договориться совершить на следующий день демонстративный акт дефенестрации по примеру великого гуситского XV века. Тьфу. Я еще понимаю, когда гуситы вломились в ратушу, разгоряченные борьбой, и покидали сопротивлявшихся чиновников в окна. Задумано хотя бы специально не было. Но идти в канцелярию, заранее зная, что откроешь окно и выбросишь человека...
Не приняв во внимание перспективу моего жестокого осуждения, ближе к полудню 23 мая 1618 года молодые, горячие и педантично идущие по стопам прародителей дворяне (чехи мстительно говорят, что были они в основном немецкого происхождения) ворвались в канцелярию Пражского Града, где обнаружили пять человек. Кроме ненавистных радикалам наместников (между прочим, происходивших из старинных славянских родов), в канцелярии имели сомнительное удовольствие находиться старенький главный бургграф Адам из Штернберка, не менее дряхлый настоятель мальтийского ордена Депольт из Стракониц и писарь Филипп Фабрициус из Розенфельда. Последний не был ни стар, ни дряхл, зато - надо же такому случиться - исполнял обязанности писаря временно, а на самом деле был человеком образованным и вообще деканом Пражского университета.
Тут в стройных рядах радикалов произошло некоторое замешательство. Очевидно, выбрасывать стариков в окна (пусть даже большие и ренессансные) планом не предусматривалось. Бунтовщики обнаружили в себе под идеями человеческие чувства и отправили бургграфа и настоятеля по домам, а потом решительно выдвинули вперед идеи и приступили к демонстративному акту, который долженствовал показать всем в Европе, какие в Чехии хорошие традиции замечательные патриоты. Набросившись на Славату с Мартиницем и беднягу Фабрициуса, дворяне занялись собственно дефенестрацией (см.).
Поскольку в Саде на Валех под окнами Людвикова крыла, где находилось то самое окно Чешской канцелярии, стоят до сих пор два обелисочка на местах приземления наместников, можно уверенно сказать, что Славату выбросили в окно, не особенно мудрствуя, а вот Мартиница явно раскачивали и отпускали на счет три, так как он пролетел много дальше. Увы, где приземлился писарь Фабрициус, истории неизвестно - место падения сего плебея не отмечено памятным знаком для поколений.
Однако в чем же юмор сей вроде бы невеселой истории, спросите вы? Что вы, юмор и сказка как раз на этом месте и начинаются, отвечу я и прибавлю, что до сих пор были всего лишь скучные мужики, а далее наберет силу гуманная женская тема.
Начнем с того, что никто из выброшенных не разбился насмерть и даже не получил серьезных телесных повреждений. Славата, правда, расшиб голову, так что прямо в Вену после происшествия не поехал, но Мартиниц с Фабрициусом, будьте уверены, махнули жаловаться тут же. Следовательно, здоровье позволило. Далее все трое жили долго, не знаю насколько счастливо, но не без некоторых жизненных наслаждений. Например, обласканные Габсбургами за полет наместники не без удовольствия вспоминали минувшие дни и битвы, где вместе летели они отыскали на Валах под стенами Града места приземления и лично установили самим себе обелиски. Писарь Фабрициус памятника себе любимому устанавливать не стал, но свой кусок пирога от Габсбургов получил. А именно - его возвели в дворянское достоинство с прозванием "Фабрициус фон Хохенфал", то есть, простите за дословный перевод, Фабриций из Высокого Падения.
Однако, собственно, что же произошло? Поскольку от окон канцелярии до валов никак не меньше 16 м, причем в живых остался не один везучий, а все трое? Трое - это уже куча.
Окна Людвикова крыла, где находится Чешская канцелярия. Выбрасывание происходило не из того окна, что обвито плющом, а справа рядом за углом.
Современники, как водится, выдвинули два варианта - чудесный и приземленный. Католическая партия с восторгом провозгласила, что наместников (а заодно и писаря) поймала на свой небесный плащ лично Дева Мария (вот оно, долгожданное появление женской темы). Мятежная антигабсбургская партия ехидно объясняла, что вообще-то территорию пражских Валов тогда (заметим, что и потом) с удовольствием использовали как мусорную свалку те, кто жил в Граде, и те, кто жил на Малой Стране вблизи Града. Чешская канцелярия тоже внесла свою лепту в организацию свалки. По словам летописца восстания сословий Павла Скалы из Згоржа, "наместники упали на мусорную кучу, куда привратники Чешской канцелярии выметали мусор из канцелярии и соседней горницы, где обычно заседали присяжные. Весь мусор высыпался вниз через упомянутое окно, поэтому место не было твердым и жестким, а как всякая навозная яма рыхлым и мягким".
Однако это еще не конец истории. Увидев, что чудесно/навозно спасшиеся наместники и писарь поднимаются на ноги и пытаются удрать от справедливого возмездия, принципиальные бунтовщики начали стрелять. Впрочем, в цель не попали и кинулись в погоню. Пробежав вдоль стен Града некоторое расстояние, обгаженные политики героические страдальцы и их преследователи оказались возле Лобковицкого дворца.
Тут и начинается самое феминистическое интересное. Ибо бесстрашная хозяйка дворца Поликсена из Лобковиц не только впустила к себе беглецов, но и - цитирую первоисточник - наотрез отказалась их выдать мятежникам, конец цитаты. Предлагаю каждому в меру его воображения представить эту картину маслом: куча разгоряченных неудавшимся актом протеста революционеров бунтовщиков - и одна, но совершенно железная смольнянка Поликсена, завернувшая их нафик и к тому же не испугавшаяся зловония, исходившего от спасаемых. Браво. Бурные аплодисменты, переходящие в овацию.
Портрет замечательной женщины Поликсены из Лобковиц.
P.S. Ничего о Поликсене нет ни на экспозиции в бывшей Чешской канцелярии, посвященной дефенестрации, ни в рассказах экскурсоводов об этом же событии. Увы, правильное чувство юмора - не гарантия отсутствия сексизма!