Сложный вопрос размеров в диалоге России с Францией
Есть в Эрмитаже ваза совершенно необыкновенная - начиная с того, что она действительно Очень Большая. Высота 190 см - и это высота вазы без пьедестала. Поэтому первой я ставлю картинку, надыбанную по гуглу в интернете, а не профессиональную: на этом уровне фотоаппарат и глаза, для обозрения остального следует закинуть голову.
Подобная форма ваз именуется овоидная, то бишь яйцеподобная. Это твердый фарфор (не знаю, можно ли из мягкого вообще такую махину смастерить). Ваза составная, отдельно отформованы ножка, нижняя часть тулова, плечики с нижней частью горла и верхняя часть горла с раструбом. Цвет beau bleu. Кроме размеров, ваза замечательна двумя видами украшений. Во-первых, золоченая бронза. Во-вторых, белые бисквитные гирлянды и дети-сатиры. Пока мне не сказали, я не думала (и никогда бы не подумала), что белые дети - это ручки.
Что до времени изготовления, то вот тут и начинается история, приведшая к возмущению французов наглыми русскими, осмелившимися утверждать, что у них размеры и качество не меньше.
А было так. В 1915 г. графиня Ирина Ивановна Паскевич-Эриванская, светлейшая княгиня Варшавская, подарила вазу Императорскому Эрмитажу. Дарительнице было в тот момент 80 лет (и она, крепкая женщина, проживет еще 9), но, несмотря на преклонный возраст, она была невесткой, а не женой суперзнаменитого первого Паскевича-Эриванского. Сейчас его помнят больше плохо, из-за Варшавы, а он, между прочим, был герой 12 года, а также:
- единственный в истории полный кавалер одновременно двух орденов - Св.Георгия и Св.Владимира,
- один из четырёх полных кавалеров ордена Св. Георгия,
- обладатель самой большой в истории Российской империи единовременной денежной награды - один миллион рублей ассигнациями (1828),
- высочайшим повелением удостоен права на воинские почести, определённые только императору (1849),
- единственный подданный Российской империи, получивший в период правления Николая I в качестве высочайших наград значительные объекты недвижимости «в вечное и потомственное владение», а также вражеские знамена и артиллерийские орудия.
Единственный его сын Федор воевал, женился на сестре будущего кавказского наместника Иллариона Воронцова-Дашкова, воевал в Крыму, при Александре II немало сделал для проведения в жизнь крестьянской реформы, но в 1866 г. поссорился с императором, вышел в отставку и более к службе не возвращался. Жена его, происходившая из рода Воронцовых-Дашковых, была интеллектуалкой, театралкой, прекрасной актрисой-любительницей, дружила с директором Императорских театров Гедеоновым, а потом Всеволожским, занималась литературной деятельностью, в т.ч. переводила с французского на русский и наоборот. Первой взялась перевести на французский «Войну и мир». После ссоры мужа с Александром № 2 повела себя на уровне царском: доступ в ее дом был закрыт для всех членов императорской семьи. Кроме цесаревны Марии Федоровны, бывшей ее близкой подругой.
Обратим внимание, что в 1915 г. пожилая дама, имевшая, кстати, прекрасный художественный вкус, подарила уникальную севрскую вазу именно Императорскому Эрмитажу. Ники с Аликс никаких прав на данную вазу не имели.
Прежнего владельца Большой Вазы мы знаем из каталога собрания Паскевичей, «составленного в 1873-85 гг.». Им был знаменитый князь А.А. Безбородко (см.микешинский памятник Екатерине II, впрочем, Безбородко, как и Бецкой, появились на нем не сразу). Как ни относись к деятельности Безбородко (раздел Польши, завещание Екатерины, особенности натуры - впрочем, о тонкостях сейчас не будем), деньги и вкус, во всяком случае к роскоши, у него были безмерные. В описании дома Безбородко находится первое упоминание о Гранд-Вазе в России: «Замечательная своими необычайными размерами ваза, изготовленная в Севре близ Парижа, синего фарфора, с прекраснейшими украшениями из бронзы и белого бисквита... Она, очевидно, единственная своего рода в мире и была куплена князем не так дорого, за 12.000 рублей». Паскевичи считали, что ваза была подарком Безбородко от Людовика XVI. Но мало ли в семейных легендах вещей, которые подарил русским вельможам лично Людовик XVI. Вот хотя бы дойдем до Юсуповых, будет еще один яркий пример.
Ваза во всей своей 190-сантиметровости и поразительной красе стоит в Белом зале Зимнего дворца, сколько помню. Смотрите и изумляйтесь. Хотя ваза в течение 20 в. «дважды публиковалась, она оставалась неизвестной зарубежным специалистам», деликатно указывает каталог. Н.И. Казакевич, автор каталога севрского фарфора, изучая вазу, была не согласна с атрибуцией авторства бронзы и бисквитных украшений в каталоге коллекции Паскевича. С целью прояснить год изготовления и вообще спорные вопросы, Казакевич написала в апреле 1993 г. в архив Севрской мануфактуры, приложив фотографии вазы.
Ответ из Севра был окончательным и обжалованию не подлежал твердым и обескураживающим:
1) Севр в 18 веке ваз подобного размера. за исключением луврской вазы Медичи, не производил,
2) а эрмитажная ваза есть всего лишь второй экземпляр вазы Фюльви 19 в., проданной в 1884 г. и находящейся в мэрии Севра.
На самом деле на этом месте мне вспомнилось, что эрмитажного Скорчившегося мальчика Микеланджело тоже ряд западных исследователей не признавал (кажется, кое-кто так и не признает), на прекрасном основании «а в какое место творчества Микеланджело нам его поставить???». Потому что они за 20 век все красиво расписали-разметили-подвели итоги, а тут является из-за железного занавеса Россия с неучтенными Микеланджело и севрской вазой, и Леонардо у них тоже, как известно, не настоящий, а Рафаэль наполовину сомнительный, и т.п. С другой стороны, если посмотреть на ту самую вазу Медичи из Лувра, бесспорно севрскую, к ней проникаешься уважением. Она больше нашей (2 м), на ней больше золоченой бронзы, которая, бесспорно, великого Томира (в каталоге Паскевича бронза нашей вазы приписывалась Гутьеру), а модель, бесспорно, того самого Буазо, который был худруком и сделал для Севра даже, пожалуй, больше Фальконе. В общем, луврская Гранд-Ваза (ее распространенное название, ваза Медичи она по форме - кратерообразная) явно богаче нашей в хорошем смысле слова.
Но все же легкий оттенок «как к дикарям вообще могла попасть оригинальная ваза такого размера? только ничего не понимающие в фарфоре невежды могли не распознать имитацию 19 века» присутствует.
"Grand Vase" with background "beautiful blue", 1783, Model by Louis-Simon Boizot, Bronzes by Pierre-Philippe Thomire, Base according to a model of Henri de Triqueti, hard porcelain, gilt bronze, Height 2 m. ; Diameter 0.90 m. On the biscuit headband: Diane awarding the prize for hunting and Diane surprised by Endymion. Provenance: commissioned in 1783 by Count d'Angiviller for the Garde-Meuble de la Couronne; Palace of Versailles in 1783; Apollo gallery of the castle of Saint-Cloud from 1807 to 1853. Payment by the Mobilier National, 1912. Louvre museum (Paris, France).
Франция снова недооценила Россию В Севр было вежливейше отписано: уверенность Эрмитажа в том, что ваза создана в 18 в., «подтверждается не только литературными источниками, но и признаками самой вазы - качеством массы, глазури, краски и бронзовой монтировки. Ваза разительно отличается по всем этим признакам от находящейся в мэрии Севра вазы Фюльви, имеющей ярко выраженный облик произведения последней четверти XIX в.» Цветовое решение, скульптурный декор и безупречно гармоничная форма типичны для Севра именно 18 в., а что до бронзы, то она очень похожа на работы Томира, ибо «при сопоставлении с его известными работами для севрских ваз очевидна тождественность орнаментальных и композиционных приемов исполнения».
Поиски в архиве мануфактуры «подтвердили справедливость традиционного мнения о создании вазы в XVIII в.» (ах, эта эрмитажная деликатность). И даже с избытком. В 1786 г. в архивных документах содержится упоминание о том, как сам Буазо (а вовсе не указанный в каталоге Паскевича куда менее значительный Клодион) выполнил модели бисквитных украшений. Буазо же принадлежат общий замысел и рисунок всей вазы. А Томиру - несомненно, бронза. Так как в регистре продаж мануфактуры содержатся сведения о том, что 15 июня 1798 г., оно же 26 прериала VI года (уже 6 лет шла революция, и находящийся в тяжелом положении Севр распродавал что мог), «мануфактура продала за 16.000 ливров большую вазу очень красивого синего цвета, 8 пье высотой, с ручками в виде бисквитных ребятишек и гирлянд виноградной лозы по модели гражданина Буазо, с бронзой гражданина Томира».
Обстоятельства создания вазы и личность заказчика, а также то, почему ваза не была выкуплена, пока неизвестны. Однако столь исключительные вещи создавались на Севре, конечно, только для королевского двора.
Итак, в сухом остатке Эрмитаж оказался даже более прав, чем собирался (ваза - 18 в., бронза - самого Томира, в качестве бонуса еще и модель самого Буазо) а поделка 19 в. не у нас, а у вас в мэрии. Впрочем, я бы сказала, что и Севр, пусть и повел себя сначала по типу «да вот только узнает ли родина-мать одного из пропавших своих сыновей», внакладе не остался. А что они каталоги Эрмитажа до тех пор не смотрели, так теперь будут внимательнее.
(В следующей серии нас ожидает, пожалуй, детективная история, содержащая так и не разгаданную тайну одного севрского сервиза. А может, тайна другого севрского сервиза - не менее детективная, но куда более разгаданная история единственной кражи из Эрмитажа во время пожара 1837 г. В общем, надо подумать.)