Blink of an eye
Наука - лучший эскапизм, я давно заметила. Когда я решаю задачу, когда я читаю лекцию, когда я пишу статью - я не думаю о войне. Потому что это и есть то пространство чистых форм, где смысл просто есть, сам по себе, хоть ножом режь, а ты - его проводник, посредник, передатчик.
Сегодня утром я навестила национальный зоологический музей, впервые зайдя не по крупным ступеням главного входа со скелетом трицератопса одесную и кита ошуюю, а с заднего крыльца, по личному приглашению археозоолога, хрупкой Dr Annie, с сединой в волосах и огнём во взоре. Доктор Анни умеет определять историю жизни и смерти по обломкам старых костей, но таких, как она - десять человек на всю страну, а древних костей - в разы больше, поэтому доктору Анни требуется помощь моих студентов и алгоритмов.
Музей изнутри похож на лабиринт, а ещё - на павильон для съёмок приключенческого кино: Индиана Джонс, Парк Юрского Периода? Тяжёлые двери с медными ручками, обивка тёмного дерева, биологические иллюстрации на стенах, чуть пожелтевшие по краям, бесконечные шкафы - деревянные, конечно, с сотней выдвижных ящичков - и скелеты животных, изящно расставленные повсюду. Глаза мёртвых антилоп разглядывают меня со стен. В коридоре пахнет деревом, старыми книгами и потусторонним миром. На задворках музея - огромная стальная конструкция, незастеклённый павильон, похожий на громадную клетку, и мой коллега-инженер интересуется: это на случай, если у вас вылупится живой динозавр? Анни смеётся и рассказывает историю: в её кабинете, старом, обитом деревом, как и всё здесь, лет пятьдесят назад работал один пожилой профессор. Как-то раз профессор услышал шебуршание за деревянной панелью, и немедленно вызвал крысоловов. Крысоловы прибыли, панели сняли. И что же? Вместо крыс в застенках были обнаружены... маленькие крокодильчики. Потому что ещё один профессор, любитель экзотики, тайком держал в музее живых крокодилов, но за их отпрысками как-то не уследил.
Анни показывает нам обломок кости с парой ровных царапин: "Вот, сразу понятно, что этому животному вырезали язык." Нервно сглатываю: до такой точности моим алгоритмам вряд ли дотянуться. Но и начинающим археозоологам бывает непросто: так, студент может потратить целый день на опознавание одной-единственной кости. Анни прищуривается: может быть, нейронные сети помогут нам различать останки собак и шакалов? Мы ищем самых древних собак, но шакальи скелеты так похожи на собачьи!.. Мой коллега рассказывает, что у его отца на ферме, в пустыне Кару, жил ручной шакал. Говорим о том, как человек подчинял себе фауну, и Анни снова смеётся: зато вот флора - приручила нас! Ну правда: мы же всё своё существование перекроили на радость злакам.
Мы бродим по деревянным лабиринтам, открываем ящички, трогаем кости ("Вот здесь - целый жираф, а в этом шкафу - слон, правда, его череп пришлось распилить пополам, иначе не влезало. Ах, крупных животных совершенно негде хранить!..") Бородавочники и буйволы за последнюю сотню лет немного измельчали (впрочем, как и все мы). Обещаем податься на какой-нибудь международный грант и срочно найти студента, просим переслать нам базу данных с измерениями какой-то фаланги - "если это не займёт у вас больше получаса". Анни улыбается: "О, тридцать минут - ничто для археолога, поверьте. Вот тридцать дней я, возможно, и замечу, а за полчаса успеваешь разве что... моргнуть?"
Боже, я теперь сентиментально влюблена в археозоологию, и готова на любые уловки, чтобы снова вернуться сюда. Я тоже хочу, чтобы время мелькало мимо, словно деревья в окне поезда, а я бы только изредка поднимала голову, щурила глаза, и снова склонялась над работой.
Сегодня утром я навестила национальный зоологический музей, впервые зайдя не по крупным ступеням главного входа со скелетом трицератопса одесную и кита ошуюю, а с заднего крыльца, по личному приглашению археозоолога, хрупкой Dr Annie, с сединой в волосах и огнём во взоре. Доктор Анни умеет определять историю жизни и смерти по обломкам старых костей, но таких, как она - десять человек на всю страну, а древних костей - в разы больше, поэтому доктору Анни требуется помощь моих студентов и алгоритмов.
Музей изнутри похож на лабиринт, а ещё - на павильон для съёмок приключенческого кино: Индиана Джонс, Парк Юрского Периода? Тяжёлые двери с медными ручками, обивка тёмного дерева, биологические иллюстрации на стенах, чуть пожелтевшие по краям, бесконечные шкафы - деревянные, конечно, с сотней выдвижных ящичков - и скелеты животных, изящно расставленные повсюду. Глаза мёртвых антилоп разглядывают меня со стен. В коридоре пахнет деревом, старыми книгами и потусторонним миром. На задворках музея - огромная стальная конструкция, незастеклённый павильон, похожий на громадную клетку, и мой коллега-инженер интересуется: это на случай, если у вас вылупится живой динозавр? Анни смеётся и рассказывает историю: в её кабинете, старом, обитом деревом, как и всё здесь, лет пятьдесят назад работал один пожилой профессор. Как-то раз профессор услышал шебуршание за деревянной панелью, и немедленно вызвал крысоловов. Крысоловы прибыли, панели сняли. И что же? Вместо крыс в застенках были обнаружены... маленькие крокодильчики. Потому что ещё один профессор, любитель экзотики, тайком держал в музее живых крокодилов, но за их отпрысками как-то не уследил.
Анни показывает нам обломок кости с парой ровных царапин: "Вот, сразу понятно, что этому животному вырезали язык." Нервно сглатываю: до такой точности моим алгоритмам вряд ли дотянуться. Но и начинающим археозоологам бывает непросто: так, студент может потратить целый день на опознавание одной-единственной кости. Анни прищуривается: может быть, нейронные сети помогут нам различать останки собак и шакалов? Мы ищем самых древних собак, но шакальи скелеты так похожи на собачьи!.. Мой коллега рассказывает, что у его отца на ферме, в пустыне Кару, жил ручной шакал. Говорим о том, как человек подчинял себе фауну, и Анни снова смеётся: зато вот флора - приручила нас! Ну правда: мы же всё своё существование перекроили на радость злакам.
Мы бродим по деревянным лабиринтам, открываем ящички, трогаем кости ("Вот здесь - целый жираф, а в этом шкафу - слон, правда, его череп пришлось распилить пополам, иначе не влезало. Ах, крупных животных совершенно негде хранить!..") Бородавочники и буйволы за последнюю сотню лет немного измельчали (впрочем, как и все мы). Обещаем податься на какой-нибудь международный грант и срочно найти студента, просим переслать нам базу данных с измерениями какой-то фаланги - "если это не займёт у вас больше получаса". Анни улыбается: "О, тридцать минут - ничто для археолога, поверьте. Вот тридцать дней я, возможно, и замечу, а за полчаса успеваешь разве что... моргнуть?"
Боже, я теперь сентиментально влюблена в археозоологию, и готова на любые уловки, чтобы снова вернуться сюда. Я тоже хочу, чтобы время мелькало мимо, словно деревья в окне поезда, а я бы только изредка поднимала голову, щурила глаза, и снова склонялась над работой.