Too much Doctor Who
Я прошу прощения у всех, кого не поздравила с днём рождения, вовремя не прочла, не увидела и не поддержала - я в Африке, время выкатилось из рук спелым соседским лимоном, мягким, рыхлым, сладко пахнущим. Я никак его не подберу.
Я поздно встаю, досматриваю сны до конца (наконец-то!), по инерции заставляю окрестные компьютеры истерично считать, подыскиваю темы для научных статеек, почитываю книги, но это всё так, для отвода глаз. Потому что на самом деле я застыла в блаженном январе, в единственной на всём зелёно-белом свете точке абсолютного комфорта после шести месяцев азартной войны, и мне неописуемо нравится ничего не говорить, ничего не доказывать и ничего не делать. Так по-честертоновски: надо было покинуть этот мир, чтобы понять, что только в него я и вписана по-настоящему, по праву гражданки детства, по праву личного неосознанного выбора, по праву разделённой любви - не к абстрактно-объективной Африке, а к субъективной внутрисемейной Нарнии с фонарями в лесу, звёздами в окнах, скрипучими потолками, кирпичными стенами и соседскими лимонами. Лимоны - не лирическая присказка, а африканская правда. Поэтому я и не знаю, как рассказывать эту правду. Я внутри, как Иона в ките, а изнутри ничего не видно.
Знали бы вы, до чего приятно разглядывать это гринтауновское лицо, попивая не вино, но лимонад из одуванчиков. У лица - мои черты, но я не была здесь достаточно долго, чтобы различать не только их. Ради этого и уезжают, собственно - уезжают тогда, когда мир исчерпался до зеркала - когда ты в нём исчерпался, исписался и кончился, потому что свернул направо тогда, когда нужно было - налево. Способ дешёвый, но действенный. Любить прошедшее вообще подозрительно просто - любить, уходя. Самый главный квест моей жизни, как я погляжу - научиться любить, оставаясь.
Под катом - рождество. У нас всё ещё стоит ёлка.
Я поздно встаю, досматриваю сны до конца (наконец-то!), по инерции заставляю окрестные компьютеры истерично считать, подыскиваю темы для научных статеек, почитываю книги, но это всё так, для отвода глаз. Потому что на самом деле я застыла в блаженном январе, в единственной на всём зелёно-белом свете точке абсолютного комфорта после шести месяцев азартной войны, и мне неописуемо нравится ничего не говорить, ничего не доказывать и ничего не делать. Так по-честертоновски: надо было покинуть этот мир, чтобы понять, что только в него я и вписана по-настоящему, по праву гражданки детства, по праву личного неосознанного выбора, по праву разделённой любви - не к абстрактно-объективной Африке, а к субъективной внутрисемейной Нарнии с фонарями в лесу, звёздами в окнах, скрипучими потолками, кирпичными стенами и соседскими лимонами. Лимоны - не лирическая присказка, а африканская правда. Поэтому я и не знаю, как рассказывать эту правду. Я внутри, как Иона в ките, а изнутри ничего не видно.
Знали бы вы, до чего приятно разглядывать это гринтауновское лицо, попивая не вино, но лимонад из одуванчиков. У лица - мои черты, но я не была здесь достаточно долго, чтобы различать не только их. Ради этого и уезжают, собственно - уезжают тогда, когда мир исчерпался до зеркала - когда ты в нём исчерпался, исписался и кончился, потому что свернул направо тогда, когда нужно было - налево. Способ дешёвый, но действенный. Любить прошедшее вообще подозрительно просто - любить, уходя. Самый главный квест моей жизни, как я погляжу - научиться любить, оставаясь.
Под катом - рождество. У нас всё ещё стоит ёлка.