*
Во дворе созрел тутовник - продолговатые темные ягоды с чернильным соком, который невозможно отмыть. Слишком сладкие для варенья, слишком пресные для компота. Папа вспоминает Ташкентское лето - много ташкентских лет со вкусом недозрелого тутовника, расколотых надвое арбузов, раздетых наголо персиков и заброшенных на крышу абрикосов. Много босых ташкентских мальчишеских лет, ватагу сорви-голов от пяти до десяти, трубу через реку - пробраться на завод через проходную, тайком, и срезать угол - карабкаться по трубе над водой, а он не умел тогда плавать, а смельчаки вставали в полный рост и шли на тот берег, покачивая руками, и солнце все время пекло - возвращаясь домой босиком, приходилось обшаривать помойки в поисках картона, средства переправы через плавящийся асфальт: картонки нужно было две - на одну наступаешь, другую кладешь впереди, перескакиваешь, повторяешь, повторяешь, повторяешь. Срывать на ходу виноградные листья и побеги - усики - и жевать задумчиво: вкусно и сытно, пока еще дойдешь до дома, а так есть хочется. Отливать фигурки из свинца - где они брали свинец? Скатывать ртутные горошины в блестящие шарики - кто больше - где они брали ртуть? Торговец-узбек с коляской, полной сокровищ - "шара-бара" - например, резинки для рогаток, казинаки и сладкие комки из воздушной кукурузы - по десять копеек, все - по десять копеек, такое десятикопеечное счастье, абсолютное счастье, абсолютное лето.
Землетрясение. Первая мысль: это война. Вторая: на улицу! Кровати в теплом ночном саду, запах лета и винограда, стоячий воздух и вздрагивающая земля.
А потом будет Сибирь. Омск. Иртыш. Озеро в деревне, где он научится плавать. Правда, это уже совсем другая история.
Но ташкентский университет он еще закончит.
Землетрясение. Первая мысль: это война. Вторая: на улицу! Кровати в теплом ночном саду, запах лета и винограда, стоячий воздух и вздрагивающая земля.
А потом будет Сибирь. Омск. Иртыш. Озеро в деревне, где он научится плавать. Правда, это уже совсем другая история.
Но ташкентский университет он еще закончит.