Все, что нужно знать о венгерской литературе. 5.
Все, что нужно знать о венгерской литературе
39 венгерских поэтов и писателей XX века, с которых стоит начинать знакомство с одной из самых богатых и трудных для перевода европейских литератур
Автор Оксана Якименко
Дёрдь Шпиро
«Неволя»
Spiró György. «Fogság» (2005)
Дёрдь Шпиро (р. 1946) - одна из ключевых фигур современной венгерской литературы, драматург, прозаик, эссеист, специалист по русской и южнославянским литературам, переводчик, историк драмы. В венгерских и зарубежных театрах поставили без малого 100 пьес Шпиро. В России в нескольких театрах шла его самая знаменитая пьеса «Куриные головы». На русский также переведены драма «Прах», сборник новелл и стихов «Перспектива», отдельные эссе и рассказы.
Роман «Неволя» (2005) выдержал много переизданий в Венгрии. Изданный в США, в 2015 году он вошел в десятку лучших зарубежных романов (по списку The Wall Street Journal). «Неволя» - исторический роман, действие которого разворачивается во времена Иисуса. Широкая панорама античного мира (Рим, Иерусалим, Иудея, Александрия) сочетается с хорошо проработанным приключенческим сюжетом. Герой, еврейский юноша Ури, приезжает в Иерусалим вместе с делегацией, везущей деньги, собранные римскими евреями для Храма. По недоразумению Ури попадает в тюрьму, в камеру с двумя разбойниками и неким чудаком-правдолюбцем, который опрокидывал столики менял на Храмовой площади. Потом он присутствует на ужине у Понтия Пилата, который между прочим сообщает, что разрешил Синедриону распять трех бродяг. И лишь много лет спустя Ури догадается, что был в одной камере с Иисусом.
***
Новый арестант стоял, ни на кого не глядя. Волосы у него были редкие, борода - седеющая, всклокоченная; он подошел к стене, сел слева от Ури и тяжело вздохнул.
- И поспать не дадут, - пробурчал сокамерник, который сидел под окном.
В тишине слышно было, как тяжело дышит новый арестант.
- Что, били? - спросил тот, что сидел под окном.
- Нет, - ответил новичок. Голос у него был глубокий и ясный; хотя свое «нет» он произнес вполголоса, казалось, что он говорит громко. Судя по произношению, он был галилеянин.
- Ладно, спать давайте, - сказал второй сокамерник, справа от Ури.
Было тихо; но никто не спал.
- В чем провинился-то? - спросил тот, что сидел под окном.
- Скандал учинил, - ответил новичок.
Помолчали.
- Да недостаточно большой скандал, к сожалению, - добавил новичок немного погодя.
- Чего бы нам не спать? - раздраженно воскликнул тот, что сидел ближе к Ури.
- Ты спи себе, а мы поговорим, - ответил тот, что сидел под окном. - И чего ты скандалил?
- Пошли мы на Храмовую площадь, в Женский двор, еще во вторник, чтоб голубей купить, и я увидел, что торговцы жульничают. Я сказал им: обманывать нельзя, но они все равно обманывали. Потом я опрокинул несколько столов.
Стало тихо.
Перевод Ю. Гусева.
Дёрдь Шпиро. «Неволя». Звезда. № 3. 2011.
*
Йенё Рейтё
«Приключения Грязнули Фреда»
Rejtő Jenő. «Piszkos Fred» (1940)
За тем, как Йенё Рейх (1905-1943), он же Йенё Рейтё, он же П. Ховард, он же Гибсон Лэвери, сочиняет свои романы, жители Будапешта могли наблюдать не выходя из кафе «Япония» - он сидел там же за столиком, накачивал себя кофе и строчил тексты, которые немедленно сдавал в печать, чтобы на гонорар пообедать. Рейтё и сочинял, и жил с поразительной интенсивностью: после неудачных попыток стать актером успел проехать пол-Европы и даже «заглянуть» в Северную Африку, поработать грузчиком, рыбаком, подсобным рабочим - богатый личный опыт и еще более богатая фантазия обеспечили обширный материал для будущих романов. За десять лет, с 1932 по 1942 год, журналист, драматург и переводчик сумел стать настоящим «королем бульварного романа». Парадоксальные сюжеты, безудержное воображение, сочетание экзотики и специфического пештского юмора сделали книги Рейтё любимым чтением многих поколений венгров.
В 1942 году по обвинению нилашистов в ведении «подрывной» деятельности писатель был отправлен в штрафную роту и умер 1 января 1943 года в трудовом лагере под Евдаково на территории оккупированной Украины.
Самый яркий персонаж Рейтё - долговязый, неряшливый, просоленный морскими ветрами капитан Грязный Фред - или Грязнуля Фред, как его назвала переводчица Татьяна Воронкина, - одновременно и отвратительный, и феноменально находчивый.
В венгерской жизни тексты Рейтё занимают примерно то же место, что тексты Ильфа и Петрова в русской: их знают наизусть, они - часть культурного кода, способ «узнать своих».
Комикс про Грязного Фреда. Художник Жолт Х. Гариса. 2007 год© Képes Kiadó
***
Его морщинистая кожа задубела под палящим солнцем и ветрами и, возможно, стала водонепроницаемой. Впрочем, последнее предположение проверить было нельзя, поскольку лица Капитана вода никогда не касалась.
Рваная черная рубаха с длинными рукавами и безразмерные штаны, несомненно, были теми же самыми, которые Грязнуля Фред носил десять лет назад. Но если бы даже вы не опознали его по одежде, то знаменитый жест, каким Капитан сдвигал со лба козырек фуражки или поддергивал к подмышкам огромные штаны, удобные, словно кресло в салоне какого-нибудь изысканного клуба, яснее ясного подтверждали, что перед вами тот самый Грязнуля Фред, живая легенда всех стран и континентов. Человек, за которым во всех барах Алжира, Целебеса или Бермудов закреплено постоянное место, которому досконально известны преимущества и мельчайшие недостатки любого из судов мира, который накоротке с владельцами пиратских притонов у берегов Желтого моря и с шаманами островных племен. Угрюмый, одинокий, вечный странник, душа которого покоится под плотным слоем пережитого в далекой молодости, точь-в-точь как днище корабля - под наслоениями водорослей и ракушек.
Перевод Т. Воронкиной.
Рейтэ Е. Приключения Грязнули Фреда. М.: АСТ-Пресс, 2008. Новые приключения Грязнули Фреда. М.: АСТ-Пресс, 2008.
*
Арон Тамаши
«Абель в глухом лесу»
Tamási Áron. «Ábel a rengetegben» (1932)
Арон Тамаши (1897-1966) - один из тех венгерских писателей, кто после войны попал в поле зрения советских литературоведов и был провозглашен «певцом мужества и жизнелюбия народа». На самом деле все куда сложнее и интереснее.
Яркий представителей венгерской литературы Трансильвании рассказывает в этом романе об особом секейском мире , где реальность, часто тяжелая и мрачная, пропитана магией и мистикой. Жизнь подростка, работающего лесничим, - «чистая реальность и чистая абстракция». Абель не выходит за пределы леса и всех, кто вторгается в пространство его одиночества - это и люди (директор банка, беглый грабитель Шурделан, настоятель Фуртунат), и животные (собака Блоха, кошка, орел), - воспринимает, как персонажей немного страшной, но завораживающей сказки, героем которой постепенно становится и сам. Через год Абель выходит из леса обновленным и отправляется в путешествие, «чтобы отыскать брата Каина, по чьей вине нам, Авелям-Абелям, худо живется на свете». «Абель в глухом лесу» (1932) - первый роман в трилогии, в нее входят также «Абель в стране» (1933) и «Абель в Америке» (1934).
***
И подумал я тогда, кулем в своем кресле сидя, что слабое все ж существо человек, ежели настолько переменам погоды подвластен. По весне воспрянет, раскроется, будто цветок; летом с песнею убирает урожай, рук не покладает, спешит произвести побольше всякого добра, чтоб денег нажить; а в такую вот пору, как сейчас, когда уж и от осени лишь хвостик-коротышка остался, кончается в нем бензин, как в моторе, и застывает он со всеми своими колесиками и гуделками, со всем своим механизмом хитрым, превращается в никому не нужную вещь.
Блоха, как настоящий товарищ в несчастье, сидела со мной, у стола. Вдруг она поднялась и поглядела на меня с укором, будто сказала:
- Куда же это годится? И не стыдно так раскисать?!
И впрямь: виданное ли дело, чтоб собака человека подбадривала? Да только Блоха была не просто собака, перед таким добрым и верным другом чего уж стыдиться. Я погладил ее по лохматой бронзовой голове и встал. Вышел за порог, огляделся, как богатые хозяева, бывало, в селе небо-землю оглядывали. Блоха выбежала за мной и тоже осмотрелась.
Перевод Е. Малыхиной.
Тамаши А. Абель в глухом лесу. М.: Радуга, 1989.
*
Тибор Дери
«Ники»
Déry Tibor. «Niki» (1955)
Тибор Дери (1894-1977) - один из самых разноплановых венгерских писателей. Жанровый и стилистический диапазон невероятно широк: от эротической повести «Лия» (1917) до причудливой антиутопии «Г-н Г. А. в г. Х» (1964), от пронзительной тюремной переписки с женой и описывающих страдания родных автора в период его заключения новелл «Любовь» и «Две женщины» до неожиданного «Воображаемого репортажа с одного американского поп-фестиваля» (1971), напоминающего прозу Кена Кизи или битников.
Повесть-притча «Ники» (1955) - история собаки и выбранного ею (именно так!) в качестве хозяина инженера Яноша Анчу. Ники становится свидетельницей страшных и непонятных событий, в результате которых любимый хозяин исчезает. Глазами собаки читатель наблюдает за тем, как меняется Венгрия начиная с 1948 года, как стремление начать жизнь заново после войны и надежда на светлое будущее сменяются страхом и борьбой за существование.
«Ники» - один из лучших переводов венгерской литературы на русский язык, выполненный одной из основоположниц современной российской школы перевода с венгерского Еленой Малыхиной.
***
Хороший хозяин заменяет собаке отца и мать. Есть, правда, люди, которые держат своих приемышей за слуг и, наподобие злой мачехи, выжимают из них огромные сверхприбыли: за то, что они сторожат дом, например, и выполняют другие работы, расплачиваются с ними помоями, жалеют для них даже сухую корку - ее они предпочитают бросить свинье, откармливаемой на убой. Подобным субъектам, по нашему всегда несколько нетвердому и неуверенному суждению, нужно в законодательном порядке, под страхом тюремного заключения запретить держать каких бы то ни было животных, в том числе и свиней. Эти люди - позор человечества, его отбросы, не ведающие порядочности, насмешка над разумом, язва на теле общества. Имей государство больше средств, их следовало бы содержать в домах для умалишенных.
Но Ники достались, по-видимому, добрые хозяева, ибо помощи она искала у них. Помощи? или просто - любви? Ее со дня на день возраставшая нежность - из естественной ли потребности она происходила и не нуждалась ли в компенсации? Не было ли это попыткой душевной жизнью уравновесить физические страдания, которыми измучило ее долгое зимнее бездействие, как то бывает с узниками, осужденными на длительное тюремное заключение? мы знаем это буйство чувств, когда подавленные физические силы вынужденно претворяются в силы душевные и так находят себе применение. Факт тот, что Ники этой зимой и последовавшей за нею весной с каждым днем выказывала все большую привязанность к своим хозяевам.
Перевод Е. Малыхиной.
Дери Т. Ники. Воображаемый репортаж об одном американском поп-фестивале. М.: Художественная литература, 1989.
*
Шандор Тар
«Наша улица»
Tar Sándor. «A mi utcánk» (1995)
История жизни Шандора Тара (1941-2005) сама по себе роман про безысходность и цену ошибки: обнародование сведений о том, что Тар с 1978 года был информатором секретных служб, остановило его буквально в шаге от европейской славы. «Наша улица» - роман, состоящий из рассказов.
По словам писателя Тибора Керестури, Шандор Тар «…оставил нам чуть ли не самое полное и точное изображение кадаровской Венгрии… венгерская новеллистика говорит с нами его языком, а его творчество от начала до конца было честным и лишенным позерства».
Место действия «Нашей улицы» (1995) - забытая богом венгерская деревушка, время - конец 1980-х годов, после «смены режима». Жители деревни пьют, ругаются, изнывают от безделья и от невозможности найти работу, прозябают в нищете, болеют, теряют желание жить. В каком-то смысле это тоже люди «Без судьбы», только, в отличие от героя Кертеса, у них отсутствует внутреннее желание вырваться из окружающего их беспросветного земного ада. И в то же время, описывая жалкое существование своих героев, Тар не унижает их, не хлопает снисходительно по плечу, но сострадает им как «униженным и оскорбленным». «Есть люди, которые не умеют рассказывать о себе. Поэтому за них должен говорить тот, кто умеет,» - писал Петер Эстерхази. И Шандор Тар умел.
***
Береш - высокий, сутулый, костлявый человек с большим носом. День он начинает с двухсот грамм палинки, так что даже побриться толком уже не может, потом идет к тете Пирошке, которая наливает ему в пластмассовую бадейку два с половиной литра вина и еще дважды по триста грамм в стакан. Потом она записывает три литра в черную тетрадку, так что у Береша выходит сто грамм чистой прибыли. Если поблизости еще оказываются люди, то ему всегда покупают стакан вина: не горлань, лучше выпей и иди домой. Береш разговаривает так громко, что по всей улице слышно: собаки лают, поросенок прячется в хлеву, испуганные воробьи слетают с деревьев, рано или поздно Янчи Хес кричит из соседнего дома: заткни же наконец свою пасть, что ты воешь, оглох, что ли? Это очень хорошо, что Янчи Хес живет рядом, потому что он по крайней мере обращает на Береша внимание, если надо, помогает ему встать с земли, бывает, что и несколько раз за день; затаскивает с улицы во двор, опускает перед дверью дома и там оставляет. Дочке такое большое тело не осилить. Она уже не бреет его даже, потому что это стало невозможно: отец всегда голосит, лицо дергается, он мотает головой, икает, случается, что его тошнит.
Всю свою жизнь Береш был чернорабочим: возил землю на тачанке, делал саманные кирпичи, работал в поле, участвовал в больших стройках в Палкони, Пестеле, Барицке, добывал уголь и урановую руду в шахте, но так ничего и не нажил. Потом он женился, прекратил разъезжать на поездах, стал работать в Дебрецене. С тех пор они с женой после смены и по воскресеньям вместе нанимались чернорабочими: хлеб и сало в небольшой котомке, вода в пятилитровом бидоне, две мотыги. Если надо, отправлялись пахать каждый день. Утром они выпивали по сто грамм палинки, потом целый день хлебали воду из фляги. Если где-то хозяин угощал вином, они не отказывались, но больше не пили. Днем съедали немного сала: горячая еда бывала только вечером, да и то не всегда. Когда пришло время, Магдика родила девочку, потом она это дело прекратила: решили, нам хватит, но эту выучим, она пахать не будет.
Перевод Д. Никифоровой.
Тар Ш. Сосед Береш. Звезда. № 3. 2011.
Дюла Круди
Рассказы и романы о Синдбаде
Krúdy Gyula. Szindbád-novellák és regények (1911-1933)
Синдбад Дюлы Круди (1878-1933) - ценитель сложно приготовленной еды и неуловимо прекрасных в своем несовершенстве женщин, вечный странник, живущий на границе сна и яви. В интерпретации Круди этот персонаж сказок «Тысячи и одной ночи» приобретает черты Казановы и Дон Жуана: венгерский Синдбад курсирует по улицам Пешта и Буды, вспоминая о былых любовных историях и попадая в новые. В нескольких романах и циклах рассказов Синдбад предстает то рыцарем, то домовитым буржуа, то жестоким сердцеедом. Путешествия Синдбада - бегство от реальности в мир прошлого и снов - нередко заканчиваются трагически, но смерть женщин и даже самого героя скорее приключение, чем драма. Свое последнее произведение о Синдбаде Круди написал в 1933 году, но в 1940 году Шандор Мараи вернул героя к жизни в романе «Синдбад возвращается домой».
Кадр из фильма «Синдбад». Режиссер Золтан Хусарик. 1971 год В главной роли самый известный венгерский актер ХХ века Золтан Латинович © MAFILM Stúdió 1
***
Чуя близкую кончину, Синдбад-мореход решил предпринять еще одно, последнее путешествие, прежде чем навсегда покинуть стамбульский базар, где любил он посасывать трубку, сидя на старинном ковре. Вспомнился ему город его юности: красные крыши в долине, бурые быки старого моста, разноцветные камешки на дне чистой быстрой речки под ним. И дремлющие в синеве далекие леса, куда уносился он мечтами, остановясь на мосту, за каменной оградой… Вот там захотелось ему побывать перед тем, как трубка выпадет на ковер из коснеющих рук. <…> На мосту стояла каменная статуя какого-то святого, и оттуда хорошо была видна маленькая кондитерская с ее табачного цвета шторами и облезлыми золотыми буквами на вывеске. «А. Маршали» - гласила эта потрескавшаяся вывеска над кондитерской, где Синдбад некогда часами простаивал у колченого бильярда, позванивая шпорами и опираясь на кий в позах изящных и задумчиво-непринужденных, потому что у кондитерши были красивые каштановые волосы и карие глаза. Сидя за кассой, она читала романы в желтых обложках и при стуке костяных шаров, сталкивающихся на зеленом сукне, поднимала рассеянный, отсутствующий взгляд. Ради того и торчал Синдбад целыми днями у бильярда, опершись на кий и украдкой поправляя свои мягкие густые волосы перед зеркальцем кассы.
Перевод О. Россиянова.
Круди Д. Избранное. М.: Художественная литература, 1987.
*
Антал Серб
«Путник и лунный свет»
Szerb Antal. «Utas és holdvilág» (1937)
Антал Серб (1901-1945) был не только писателем, но и блестящим литературоведом, его авторству принадлежит фундаментальная «История мировой литературы» и масса статей об англосаксонской литературе и теории романа. «Путник и лунный свет» - один из самых загадочных и вместе с тем популярных венгерских романов ХХ века. В его основе - впечатления от путешествия автора в Италию, но самое главное в нем - абсолютное понимание момента, точно ухваченный Zeitgeist. Это мир накануне войны, увиденный глазами туриста - отчужденного и одновременно вовлеченного в происходящее. Стиль изложения, обстановка, манера героев изъясняться напоминают то Ремарка, то Дафну Дю Морье, можно провести параллели и с Генри Джеймсом, и с Лоренсом Дарреллом. В то же время в романе ощущается явное влияние текстов Кокто и Андре Жида. «Путник и лунный свет» - один из немногих венгерских романов, который переводился на основные европейские языки по несколько раз, но на русском еще не выходил.
Как пишет об этом романе филолог Омри Ронен (эссе «Мертвецы», 2005), «любовь к Европе призраков и безнадежный порыв героя к нездешнему из будничного мира… смешаны с авторским предчувствием ранней и страшной смерти» - в 1944 году писателя, как и многих других евреев, отправили на принудительные работы, а 27 января 1945 года охранники лагеря в Балфе близ Шопрона забили Серба до смерти и сбросили труп в общую могилу.
***
Гостиница находилась на берегу Большого канала, но Михай свернул в сторону, в переулки, отходящие от улицы Фредзерия. Даже в столь поздний час здесь было полно венецианцев: толпы местных передвигались колоннами по отдельным улочкам, точно муравьи, пересекающие садовую тропинку; соседние же переулки оставались при этом пустынными. Михай решил следовать муравьиной тропой, предположив, что барам и распивочным положено располагаться вдоль привычных маршрутов, а не в сомнительной темноте пустынных закоулков. <…> Неширокие улочки разветвлялись, делясь на тесные проходы. По мере движения эти улицы становились все уже и темнее. Раскинув руки в стороны, Михай уже мог одновременно дотронуться до стоящих друг напротив друга молчаливых домов с большими окнами, где, как ему казалось, таинственно бурлила итальянская жизнь. Так близко, что идти по этим улицам ночью казалось почти неприличным.
Что за странное упоение и экстаз охватили его в глубине этих переулков, отчего он вдруг ощутил себя путником, вернувшимся наконец домой? О чем-то подобном мог мечтать ребенок - ребенок, привыкший жить в большом доме с садом, но опасающийся больших пространств, или же подросток, которому хотелось бы обитать в таком же тесном месте, где каждая четвертинка квадратного метра обладает особым смыслом: десять шагов - и ты уже вернулся домой, за ветхим столом пролетают десятилетия, целые жизни протекают в кресле; хотя откуда нам знать.
Перевод О. Якименко.
39 венгерских поэтов и писателей XX века, с которых стоит начинать знакомство с одной из самых богатых и трудных для перевода европейских литератур
Автор Оксана Якименко
Дёрдь Шпиро
«Неволя»
Spiró György. «Fogság» (2005)
Дёрдь Шпиро (р. 1946) - одна из ключевых фигур современной венгерской литературы, драматург, прозаик, эссеист, специалист по русской и южнославянским литературам, переводчик, историк драмы. В венгерских и зарубежных театрах поставили без малого 100 пьес Шпиро. В России в нескольких театрах шла его самая знаменитая пьеса «Куриные головы». На русский также переведены драма «Прах», сборник новелл и стихов «Перспектива», отдельные эссе и рассказы.
Роман «Неволя» (2005) выдержал много переизданий в Венгрии. Изданный в США, в 2015 году он вошел в десятку лучших зарубежных романов (по списку The Wall Street Journal). «Неволя» - исторический роман, действие которого разворачивается во времена Иисуса. Широкая панорама античного мира (Рим, Иерусалим, Иудея, Александрия) сочетается с хорошо проработанным приключенческим сюжетом. Герой, еврейский юноша Ури, приезжает в Иерусалим вместе с делегацией, везущей деньги, собранные римскими евреями для Храма. По недоразумению Ури попадает в тюрьму, в камеру с двумя разбойниками и неким чудаком-правдолюбцем, который опрокидывал столики менял на Храмовой площади. Потом он присутствует на ужине у Понтия Пилата, который между прочим сообщает, что разрешил Синедриону распять трех бродяг. И лишь много лет спустя Ури догадается, что был в одной камере с Иисусом.
***
Новый арестант стоял, ни на кого не глядя. Волосы у него были редкие, борода - седеющая, всклокоченная; он подошел к стене, сел слева от Ури и тяжело вздохнул.
- И поспать не дадут, - пробурчал сокамерник, который сидел под окном.
В тишине слышно было, как тяжело дышит новый арестант.
- Что, били? - спросил тот, что сидел под окном.
- Нет, - ответил новичок. Голос у него был глубокий и ясный; хотя свое «нет» он произнес вполголоса, казалось, что он говорит громко. Судя по произношению, он был галилеянин.
- Ладно, спать давайте, - сказал второй сокамерник, справа от Ури.
Было тихо; но никто не спал.
- В чем провинился-то? - спросил тот, что сидел под окном.
- Скандал учинил, - ответил новичок.
Помолчали.
- Да недостаточно большой скандал, к сожалению, - добавил новичок немного погодя.
- Чего бы нам не спать? - раздраженно воскликнул тот, что сидел ближе к Ури.
- Ты спи себе, а мы поговорим, - ответил тот, что сидел под окном. - И чего ты скандалил?
- Пошли мы на Храмовую площадь, в Женский двор, еще во вторник, чтоб голубей купить, и я увидел, что торговцы жульничают. Я сказал им: обманывать нельзя, но они все равно обманывали. Потом я опрокинул несколько столов.
Стало тихо.
Перевод Ю. Гусева.
Дёрдь Шпиро. «Неволя». Звезда. № 3. 2011.
*
Йенё Рейтё
«Приключения Грязнули Фреда»
Rejtő Jenő. «Piszkos Fred» (1940)
За тем, как Йенё Рейх (1905-1943), он же Йенё Рейтё, он же П. Ховард, он же Гибсон Лэвери, сочиняет свои романы, жители Будапешта могли наблюдать не выходя из кафе «Япония» - он сидел там же за столиком, накачивал себя кофе и строчил тексты, которые немедленно сдавал в печать, чтобы на гонорар пообедать. Рейтё и сочинял, и жил с поразительной интенсивностью: после неудачных попыток стать актером успел проехать пол-Европы и даже «заглянуть» в Северную Африку, поработать грузчиком, рыбаком, подсобным рабочим - богатый личный опыт и еще более богатая фантазия обеспечили обширный материал для будущих романов. За десять лет, с 1932 по 1942 год, журналист, драматург и переводчик сумел стать настоящим «королем бульварного романа». Парадоксальные сюжеты, безудержное воображение, сочетание экзотики и специфического пештского юмора сделали книги Рейтё любимым чтением многих поколений венгров.
В 1942 году по обвинению нилашистов в ведении «подрывной» деятельности писатель был отправлен в штрафную роту и умер 1 января 1943 года в трудовом лагере под Евдаково на территории оккупированной Украины.
Самый яркий персонаж Рейтё - долговязый, неряшливый, просоленный морскими ветрами капитан Грязный Фред - или Грязнуля Фред, как его назвала переводчица Татьяна Воронкина, - одновременно и отвратительный, и феноменально находчивый.
В венгерской жизни тексты Рейтё занимают примерно то же место, что тексты Ильфа и Петрова в русской: их знают наизусть, они - часть культурного кода, способ «узнать своих».
Комикс про Грязного Фреда. Художник Жолт Х. Гариса. 2007 год© Képes Kiadó
***
Его морщинистая кожа задубела под палящим солнцем и ветрами и, возможно, стала водонепроницаемой. Впрочем, последнее предположение проверить было нельзя, поскольку лица Капитана вода никогда не касалась.
Рваная черная рубаха с длинными рукавами и безразмерные штаны, несомненно, были теми же самыми, которые Грязнуля Фред носил десять лет назад. Но если бы даже вы не опознали его по одежде, то знаменитый жест, каким Капитан сдвигал со лба козырек фуражки или поддергивал к подмышкам огромные штаны, удобные, словно кресло в салоне какого-нибудь изысканного клуба, яснее ясного подтверждали, что перед вами тот самый Грязнуля Фред, живая легенда всех стран и континентов. Человек, за которым во всех барах Алжира, Целебеса или Бермудов закреплено постоянное место, которому досконально известны преимущества и мельчайшие недостатки любого из судов мира, который накоротке с владельцами пиратских притонов у берегов Желтого моря и с шаманами островных племен. Угрюмый, одинокий, вечный странник, душа которого покоится под плотным слоем пережитого в далекой молодости, точь-в-точь как днище корабля - под наслоениями водорослей и ракушек.
Перевод Т. Воронкиной.
Рейтэ Е. Приключения Грязнули Фреда. М.: АСТ-Пресс, 2008. Новые приключения Грязнули Фреда. М.: АСТ-Пресс, 2008.
*
Арон Тамаши
«Абель в глухом лесу»
Tamási Áron. «Ábel a rengetegben» (1932)
Арон Тамаши (1897-1966) - один из тех венгерских писателей, кто после войны попал в поле зрения советских литературоведов и был провозглашен «певцом мужества и жизнелюбия народа». На самом деле все куда сложнее и интереснее.
Яркий представителей венгерской литературы Трансильвании рассказывает в этом романе об особом секейском мире , где реальность, часто тяжелая и мрачная, пропитана магией и мистикой. Жизнь подростка, работающего лесничим, - «чистая реальность и чистая абстракция». Абель не выходит за пределы леса и всех, кто вторгается в пространство его одиночества - это и люди (директор банка, беглый грабитель Шурделан, настоятель Фуртунат), и животные (собака Блоха, кошка, орел), - воспринимает, как персонажей немного страшной, но завораживающей сказки, героем которой постепенно становится и сам. Через год Абель выходит из леса обновленным и отправляется в путешествие, «чтобы отыскать брата Каина, по чьей вине нам, Авелям-Абелям, худо живется на свете». «Абель в глухом лесу» (1932) - первый роман в трилогии, в нее входят также «Абель в стране» (1933) и «Абель в Америке» (1934).
***
И подумал я тогда, кулем в своем кресле сидя, что слабое все ж существо человек, ежели настолько переменам погоды подвластен. По весне воспрянет, раскроется, будто цветок; летом с песнею убирает урожай, рук не покладает, спешит произвести побольше всякого добра, чтоб денег нажить; а в такую вот пору, как сейчас, когда уж и от осени лишь хвостик-коротышка остался, кончается в нем бензин, как в моторе, и застывает он со всеми своими колесиками и гуделками, со всем своим механизмом хитрым, превращается в никому не нужную вещь.
Блоха, как настоящий товарищ в несчастье, сидела со мной, у стола. Вдруг она поднялась и поглядела на меня с укором, будто сказала:
- Куда же это годится? И не стыдно так раскисать?!
И впрямь: виданное ли дело, чтоб собака человека подбадривала? Да только Блоха была не просто собака, перед таким добрым и верным другом чего уж стыдиться. Я погладил ее по лохматой бронзовой голове и встал. Вышел за порог, огляделся, как богатые хозяева, бывало, в селе небо-землю оглядывали. Блоха выбежала за мной и тоже осмотрелась.
Перевод Е. Малыхиной.
Тамаши А. Абель в глухом лесу. М.: Радуга, 1989.
*
Тибор Дери
«Ники»
Déry Tibor. «Niki» (1955)
Тибор Дери (1894-1977) - один из самых разноплановых венгерских писателей. Жанровый и стилистический диапазон невероятно широк: от эротической повести «Лия» (1917) до причудливой антиутопии «Г-н Г. А. в г. Х» (1964), от пронзительной тюремной переписки с женой и описывающих страдания родных автора в период его заключения новелл «Любовь» и «Две женщины» до неожиданного «Воображаемого репортажа с одного американского поп-фестиваля» (1971), напоминающего прозу Кена Кизи или битников.
Повесть-притча «Ники» (1955) - история собаки и выбранного ею (именно так!) в качестве хозяина инженера Яноша Анчу. Ники становится свидетельницей страшных и непонятных событий, в результате которых любимый хозяин исчезает. Глазами собаки читатель наблюдает за тем, как меняется Венгрия начиная с 1948 года, как стремление начать жизнь заново после войны и надежда на светлое будущее сменяются страхом и борьбой за существование.
«Ники» - один из лучших переводов венгерской литературы на русский язык, выполненный одной из основоположниц современной российской школы перевода с венгерского Еленой Малыхиной.
***
Хороший хозяин заменяет собаке отца и мать. Есть, правда, люди, которые держат своих приемышей за слуг и, наподобие злой мачехи, выжимают из них огромные сверхприбыли: за то, что они сторожат дом, например, и выполняют другие работы, расплачиваются с ними помоями, жалеют для них даже сухую корку - ее они предпочитают бросить свинье, откармливаемой на убой. Подобным субъектам, по нашему всегда несколько нетвердому и неуверенному суждению, нужно в законодательном порядке, под страхом тюремного заключения запретить держать каких бы то ни было животных, в том числе и свиней. Эти люди - позор человечества, его отбросы, не ведающие порядочности, насмешка над разумом, язва на теле общества. Имей государство больше средств, их следовало бы содержать в домах для умалишенных.
Но Ники достались, по-видимому, добрые хозяева, ибо помощи она искала у них. Помощи? или просто - любви? Ее со дня на день возраставшая нежность - из естественной ли потребности она происходила и не нуждалась ли в компенсации? Не было ли это попыткой душевной жизнью уравновесить физические страдания, которыми измучило ее долгое зимнее бездействие, как то бывает с узниками, осужденными на длительное тюремное заключение? мы знаем это буйство чувств, когда подавленные физические силы вынужденно претворяются в силы душевные и так находят себе применение. Факт тот, что Ники этой зимой и последовавшей за нею весной с каждым днем выказывала все большую привязанность к своим хозяевам.
Перевод Е. Малыхиной.
Дери Т. Ники. Воображаемый репортаж об одном американском поп-фестивале. М.: Художественная литература, 1989.
*
Шандор Тар
«Наша улица»
Tar Sándor. «A mi utcánk» (1995)
История жизни Шандора Тара (1941-2005) сама по себе роман про безысходность и цену ошибки: обнародование сведений о том, что Тар с 1978 года был информатором секретных служб, остановило его буквально в шаге от европейской славы. «Наша улица» - роман, состоящий из рассказов.
По словам писателя Тибора Керестури, Шандор Тар «…оставил нам чуть ли не самое полное и точное изображение кадаровской Венгрии… венгерская новеллистика говорит с нами его языком, а его творчество от начала до конца было честным и лишенным позерства».
Место действия «Нашей улицы» (1995) - забытая богом венгерская деревушка, время - конец 1980-х годов, после «смены режима». Жители деревни пьют, ругаются, изнывают от безделья и от невозможности найти работу, прозябают в нищете, болеют, теряют желание жить. В каком-то смысле это тоже люди «Без судьбы», только, в отличие от героя Кертеса, у них отсутствует внутреннее желание вырваться из окружающего их беспросветного земного ада. И в то же время, описывая жалкое существование своих героев, Тар не унижает их, не хлопает снисходительно по плечу, но сострадает им как «униженным и оскорбленным». «Есть люди, которые не умеют рассказывать о себе. Поэтому за них должен говорить тот, кто умеет,» - писал Петер Эстерхази. И Шандор Тар умел.
***
Береш - высокий, сутулый, костлявый человек с большим носом. День он начинает с двухсот грамм палинки, так что даже побриться толком уже не может, потом идет к тете Пирошке, которая наливает ему в пластмассовую бадейку два с половиной литра вина и еще дважды по триста грамм в стакан. Потом она записывает три литра в черную тетрадку, так что у Береша выходит сто грамм чистой прибыли. Если поблизости еще оказываются люди, то ему всегда покупают стакан вина: не горлань, лучше выпей и иди домой. Береш разговаривает так громко, что по всей улице слышно: собаки лают, поросенок прячется в хлеву, испуганные воробьи слетают с деревьев, рано или поздно Янчи Хес кричит из соседнего дома: заткни же наконец свою пасть, что ты воешь, оглох, что ли? Это очень хорошо, что Янчи Хес живет рядом, потому что он по крайней мере обращает на Береша внимание, если надо, помогает ему встать с земли, бывает, что и несколько раз за день; затаскивает с улицы во двор, опускает перед дверью дома и там оставляет. Дочке такое большое тело не осилить. Она уже не бреет его даже, потому что это стало невозможно: отец всегда голосит, лицо дергается, он мотает головой, икает, случается, что его тошнит.
Всю свою жизнь Береш был чернорабочим: возил землю на тачанке, делал саманные кирпичи, работал в поле, участвовал в больших стройках в Палкони, Пестеле, Барицке, добывал уголь и урановую руду в шахте, но так ничего и не нажил. Потом он женился, прекратил разъезжать на поездах, стал работать в Дебрецене. С тех пор они с женой после смены и по воскресеньям вместе нанимались чернорабочими: хлеб и сало в небольшой котомке, вода в пятилитровом бидоне, две мотыги. Если надо, отправлялись пахать каждый день. Утром они выпивали по сто грамм палинки, потом целый день хлебали воду из фляги. Если где-то хозяин угощал вином, они не отказывались, но больше не пили. Днем съедали немного сала: горячая еда бывала только вечером, да и то не всегда. Когда пришло время, Магдика родила девочку, потом она это дело прекратила: решили, нам хватит, но эту выучим, она пахать не будет.
Перевод Д. Никифоровой.
Тар Ш. Сосед Береш. Звезда. № 3. 2011.
Дюла Круди
Рассказы и романы о Синдбаде
Krúdy Gyula. Szindbád-novellák és regények (1911-1933)
Синдбад Дюлы Круди (1878-1933) - ценитель сложно приготовленной еды и неуловимо прекрасных в своем несовершенстве женщин, вечный странник, живущий на границе сна и яви. В интерпретации Круди этот персонаж сказок «Тысячи и одной ночи» приобретает черты Казановы и Дон Жуана: венгерский Синдбад курсирует по улицам Пешта и Буды, вспоминая о былых любовных историях и попадая в новые. В нескольких романах и циклах рассказов Синдбад предстает то рыцарем, то домовитым буржуа, то жестоким сердцеедом. Путешествия Синдбада - бегство от реальности в мир прошлого и снов - нередко заканчиваются трагически, но смерть женщин и даже самого героя скорее приключение, чем драма. Свое последнее произведение о Синдбаде Круди написал в 1933 году, но в 1940 году Шандор Мараи вернул героя к жизни в романе «Синдбад возвращается домой».
Кадр из фильма «Синдбад». Режиссер Золтан Хусарик. 1971 год В главной роли самый известный венгерский актер ХХ века Золтан Латинович © MAFILM Stúdió 1
***
Чуя близкую кончину, Синдбад-мореход решил предпринять еще одно, последнее путешествие, прежде чем навсегда покинуть стамбульский базар, где любил он посасывать трубку, сидя на старинном ковре. Вспомнился ему город его юности: красные крыши в долине, бурые быки старого моста, разноцветные камешки на дне чистой быстрой речки под ним. И дремлющие в синеве далекие леса, куда уносился он мечтами, остановясь на мосту, за каменной оградой… Вот там захотелось ему побывать перед тем, как трубка выпадет на ковер из коснеющих рук. <…> На мосту стояла каменная статуя какого-то святого, и оттуда хорошо была видна маленькая кондитерская с ее табачного цвета шторами и облезлыми золотыми буквами на вывеске. «А. Маршали» - гласила эта потрескавшаяся вывеска над кондитерской, где Синдбад некогда часами простаивал у колченого бильярда, позванивая шпорами и опираясь на кий в позах изящных и задумчиво-непринужденных, потому что у кондитерши были красивые каштановые волосы и карие глаза. Сидя за кассой, она читала романы в желтых обложках и при стуке костяных шаров, сталкивающихся на зеленом сукне, поднимала рассеянный, отсутствующий взгляд. Ради того и торчал Синдбад целыми днями у бильярда, опершись на кий и украдкой поправляя свои мягкие густые волосы перед зеркальцем кассы.
Перевод О. Россиянова.
Круди Д. Избранное. М.: Художественная литература, 1987.
*
Антал Серб
«Путник и лунный свет»
Szerb Antal. «Utas és holdvilág» (1937)
Антал Серб (1901-1945) был не только писателем, но и блестящим литературоведом, его авторству принадлежит фундаментальная «История мировой литературы» и масса статей об англосаксонской литературе и теории романа. «Путник и лунный свет» - один из самых загадочных и вместе с тем популярных венгерских романов ХХ века. В его основе - впечатления от путешествия автора в Италию, но самое главное в нем - абсолютное понимание момента, точно ухваченный Zeitgeist. Это мир накануне войны, увиденный глазами туриста - отчужденного и одновременно вовлеченного в происходящее. Стиль изложения, обстановка, манера героев изъясняться напоминают то Ремарка, то Дафну Дю Морье, можно провести параллели и с Генри Джеймсом, и с Лоренсом Дарреллом. В то же время в романе ощущается явное влияние текстов Кокто и Андре Жида. «Путник и лунный свет» - один из немногих венгерских романов, который переводился на основные европейские языки по несколько раз, но на русском еще не выходил.
Как пишет об этом романе филолог Омри Ронен (эссе «Мертвецы», 2005), «любовь к Европе призраков и безнадежный порыв героя к нездешнему из будничного мира… смешаны с авторским предчувствием ранней и страшной смерти» - в 1944 году писателя, как и многих других евреев, отправили на принудительные работы, а 27 января 1945 года охранники лагеря в Балфе близ Шопрона забили Серба до смерти и сбросили труп в общую могилу.
***
Гостиница находилась на берегу Большого канала, но Михай свернул в сторону, в переулки, отходящие от улицы Фредзерия. Даже в столь поздний час здесь было полно венецианцев: толпы местных передвигались колоннами по отдельным улочкам, точно муравьи, пересекающие садовую тропинку; соседние же переулки оставались при этом пустынными. Михай решил следовать муравьиной тропой, предположив, что барам и распивочным положено располагаться вдоль привычных маршрутов, а не в сомнительной темноте пустынных закоулков. <…> Неширокие улочки разветвлялись, делясь на тесные проходы. По мере движения эти улицы становились все уже и темнее. Раскинув руки в стороны, Михай уже мог одновременно дотронуться до стоящих друг напротив друга молчаливых домов с большими окнами, где, как ему казалось, таинственно бурлила итальянская жизнь. Так близко, что идти по этим улицам ночью казалось почти неприличным.
Что за странное упоение и экстаз охватили его в глубине этих переулков, отчего он вдруг ощутил себя путником, вернувшимся наконец домой? О чем-то подобном мог мечтать ребенок - ребенок, привыкший жить в большом доме с садом, но опасающийся больших пространств, или же подросток, которому хотелось бы обитать в таком же тесном месте, где каждая четвертинка квадратного метра обладает особым смыслом: десять шагов - и ты уже вернулся домой, за ветхим столом пролетают десятилетия, целые жизни протекают в кресле; хотя откуда нам знать.
Перевод О. Якименко.