Не наказывать - а грусть показывать
Книжка Л.А. Никитиной, которую я на днях тут цитировала, называется "Мама и детский сад". Книга все о том же, о никитинских естественных принципах воспитания. Особенно трогает то, как они на собственных многочисленных ошибках (в которых и признаваться нелегко) к этому пришли. То есть по идее любой адекватный человек, повернувшийся лицом к ребёнку, должен прийти к тому же. Им вот семикратный опыт помог все это прочувствовать и разумно сформулировать. Раньше их книжки как-то меня не цепляли. Теперь - видно, потому что сама через самые трудные (в моей жизни) моменты многодетности прошла, - многое стало близко и хорошо понятно.
Вот какой кусок меня за живое задел, потому что этот момент я нащупала только недавно и еще толком не воплотила в жизнь. Не умею наказывать - срываюсь, веду себя неадекватно, признаюсь, что дико расстроилась, поэтому сорвалась. Каждый раз признаюсь и прошу прощения. Они у меня уже привыкли, что я по умолчанию добрая, но могу сорваться и наорать и даже шлепнуть, но это ничего, мама скоро в себя придет и все будет ОК. Причем вот именно этот антипедагогический приём - обязательная последующая мировая беседа - он и несёт главную ценность, как я вижу. Не остается угнетающего фона, снимается он полностью.
Короче, ниже цитирую то, к чему пришла в плане наказаний. Похвалы у нас всегда такими и были (выражение искренней радости). А наказывать когда стала своей огорченной физиономией и даже слезами - они очень правильно реагировать стали: "Мамочка, прости нас, мы больше никогда не будем!"
И теперь, когда меня спрашивают «Как наказывать и хвалить, как найти меру?», я отвечаю вопросом: «А не лучше ли не наказывать, а просто огорчиться, расстроиться- просто не скрывать своего огорчения, и не хвалить, а порадоваться за ребенка, порадоваться его радости?»
(...)
Разница здесь огромная. Одно сближает людей, другое разъединяет. Давайте вникнем. Осудить (наказать) или одобрить (похвалить) может лишь судья, стоящий над тем, кого он судит. У него должно быть для этого право старшинства, или силы, или мудрости, или ответственности - и это право отчуждает его от людей. В любом суде это необходимо, ибо настроения, пристрастия, даже чувства ненависти и любви там не должны иметь никакого влияния на решение судьи. Только тогда суд и может быть справедлив. Нам, родителям или учителям, когда мы караем и милуем, осуществляя функции судьи, редко удается быть справедливыми вполне; и мы отталкиваем от себя детей, и вызываем, стимулируем в них главным образом отрицательные эмоции, а потом и качества характера. Наказания почти всегда порождают озлобленность, обиду, страх, мстительность, притворство. А у остальных, «свидетелей»,- чувство облегчения («Не я!»), даже злорадство, желание жаловаться, ябедничать, доносить - целый мешок этих мерзостей, с которыми так трудно бороться.
Не лучше и с похвалами. Мы знаем, какому остракизму подвергаются «примерные» дети в школе. Взрослые их хвалят, награждают, в пример ставят, а дети их нередко дразнят, терпеть не могут. Закономерно! Похвала, награда у награжденного почти неизбежно порождает не просто гордость, а тщеславие, желание блеснуть, чувство превосходства, даже презрения к окружающим. А те, в свою очередь, маются от чувства соперничества («Почему не я?»), зависти, выискивают возможность выклянчить эту похвалу или какую-то награду. Лесть, подхалимаж, подсиживание в борьбе за «призовое место» - явления нередкие даже в начальных классах.
И совсем не то получается, если нами руководят чувства сопереживания: радости (до восхищения) и огорчения (до отчаяния), которые может выразить любой человек, находящийся рядом. Конечно, и здесь нужна оценка (чему радуешься, из-за чего огорчаешься - это зависит от твоих нравственных качеств), но при этом происходит сближение людей, их взаимопонимание. Каждый может проверить это на себе. Если за тебя радуется кто-то, ты приобретаешь уверенность в себе, чувство достоинства, готов «горы свернуть». В то же время испытываешь высокое чувство благодарности и признательности к тому, кто искренне рад твоей радости. И тот становится тоже щедрей сердцем, доброжелательней, великодушней.
Каждый здесь приобретает друга, по крайней мере, чувство приязни, расположенности растет лавиной и у того и у другого. А если за тебя огорчаются даже тогда, когда ты виноват, когда ты сам причина горя окружающих, что ты испытываешь? Слезы близкого или просто сочувствующего тебе человека будоражат, жгут твою совесть, словно сдирают с нее накипь ожесточения и самооправдания. И стыд, раскаяние, клятва самому себе: «Никогда, никогда не повторю больше этого!» - благодарные, очищающие, возвышающие человека чувства. И у жалеющих тебя растет сочувствие, желание помочь, спасти. Это роднит людей, делает их ближе друг к другу. Кто-то может мне не поверить, что я шла к пониманию этих простых вещей так долго и трудно. Что ж, счастлив тот, кто верно чувствует и делает так, как подсказывают ему чувства. А я, хоть и была подчас в моем сердце жалость, боялась пойти у нее на поводу, опасалась «распустить» ребя. И в радости тоже опасалась переборщить, никогда не выражала свой восторг, сознательно сдерживала себя. Однако сами дети научили меня жить не столько умом, сколько сердцем. Что бы мы, отец с матерью, ни думали, как бы ни спорили, мы прежде всего радовались и огорчались, снова огорчались и вновь радовались - жили жизнью друг друга. Вот в этом и состоит, по-моему, главный педагогический секрет.
(Л. А. Никитина, Мама и детский сад)
Вот какой кусок меня за живое задел, потому что этот момент я нащупала только недавно и еще толком не воплотила в жизнь. Не умею наказывать - срываюсь, веду себя неадекватно, признаюсь, что дико расстроилась, поэтому сорвалась. Каждый раз признаюсь и прошу прощения. Они у меня уже привыкли, что я по умолчанию добрая, но могу сорваться и наорать и даже шлепнуть, но это ничего, мама скоро в себя придет и все будет ОК. Причем вот именно этот антипедагогический приём - обязательная последующая мировая беседа - он и несёт главную ценность, как я вижу. Не остается угнетающего фона, снимается он полностью.
Короче, ниже цитирую то, к чему пришла в плане наказаний. Похвалы у нас всегда такими и были (выражение искренней радости). А наказывать когда стала своей огорченной физиономией и даже слезами - они очень правильно реагировать стали: "Мамочка, прости нас, мы больше никогда не будем!"
И теперь, когда меня спрашивают «Как наказывать и хвалить, как найти меру?», я отвечаю вопросом: «А не лучше ли не наказывать, а просто огорчиться, расстроиться- просто не скрывать своего огорчения, и не хвалить, а порадоваться за ребенка, порадоваться его радости?»
(...)
Разница здесь огромная. Одно сближает людей, другое разъединяет. Давайте вникнем. Осудить (наказать) или одобрить (похвалить) может лишь судья, стоящий над тем, кого он судит. У него должно быть для этого право старшинства, или силы, или мудрости, или ответственности - и это право отчуждает его от людей. В любом суде это необходимо, ибо настроения, пристрастия, даже чувства ненависти и любви там не должны иметь никакого влияния на решение судьи. Только тогда суд и может быть справедлив. Нам, родителям или учителям, когда мы караем и милуем, осуществляя функции судьи, редко удается быть справедливыми вполне; и мы отталкиваем от себя детей, и вызываем, стимулируем в них главным образом отрицательные эмоции, а потом и качества характера. Наказания почти всегда порождают озлобленность, обиду, страх, мстительность, притворство. А у остальных, «свидетелей»,- чувство облегчения («Не я!»), даже злорадство, желание жаловаться, ябедничать, доносить - целый мешок этих мерзостей, с которыми так трудно бороться.
Не лучше и с похвалами. Мы знаем, какому остракизму подвергаются «примерные» дети в школе. Взрослые их хвалят, награждают, в пример ставят, а дети их нередко дразнят, терпеть не могут. Закономерно! Похвала, награда у награжденного почти неизбежно порождает не просто гордость, а тщеславие, желание блеснуть, чувство превосходства, даже презрения к окружающим. А те, в свою очередь, маются от чувства соперничества («Почему не я?»), зависти, выискивают возможность выклянчить эту похвалу или какую-то награду. Лесть, подхалимаж, подсиживание в борьбе за «призовое место» - явления нередкие даже в начальных классах.
И совсем не то получается, если нами руководят чувства сопереживания: радости (до восхищения) и огорчения (до отчаяния), которые может выразить любой человек, находящийся рядом. Конечно, и здесь нужна оценка (чему радуешься, из-за чего огорчаешься - это зависит от твоих нравственных качеств), но при этом происходит сближение людей, их взаимопонимание. Каждый может проверить это на себе. Если за тебя радуется кто-то, ты приобретаешь уверенность в себе, чувство достоинства, готов «горы свернуть». В то же время испытываешь высокое чувство благодарности и признательности к тому, кто искренне рад твоей радости. И тот становится тоже щедрей сердцем, доброжелательней, великодушней.
Каждый здесь приобретает друга, по крайней мере, чувство приязни, расположенности растет лавиной и у того и у другого. А если за тебя огорчаются даже тогда, когда ты виноват, когда ты сам причина горя окружающих, что ты испытываешь? Слезы близкого или просто сочувствующего тебе человека будоражат, жгут твою совесть, словно сдирают с нее накипь ожесточения и самооправдания. И стыд, раскаяние, клятва самому себе: «Никогда, никогда не повторю больше этого!» - благодарные, очищающие, возвышающие человека чувства. И у жалеющих тебя растет сочувствие, желание помочь, спасти. Это роднит людей, делает их ближе друг к другу. Кто-то может мне не поверить, что я шла к пониманию этих простых вещей так долго и трудно. Что ж, счастлив тот, кто верно чувствует и делает так, как подсказывают ему чувства. А я, хоть и была подчас в моем сердце жалость, боялась пойти у нее на поводу, опасалась «распустить» ребя. И в радости тоже опасалась переборщить, никогда не выражала свой восторг, сознательно сдерживала себя. Однако сами дети научили меня жить не столько умом, сколько сердцем. Что бы мы, отец с матерью, ни думали, как бы ни спорили, мы прежде всего радовались и огорчались, снова огорчались и вновь радовались - жили жизнью друг друга. Вот в этом и состоит, по-моему, главный педагогический секрет.
(Л. А. Никитина, Мама и детский сад)