Европа и культ смерти
И все же интересно: как в последнее время проявляются самые глубинные черты «великой европейской цивилизации». Те, которые еще вчера казались даже непредставимыми по отношению к ней, противоположные самому «вектору движения» - точнее, официальному «вектору движения» этой метасоциосистемы. Именно так можно сказать про явление, кое можно обозначить, как «культ смерти» - что звучит несколько высокопарно и романтично, но, в общем-то, понятно.
Надо ли говорить, что лет десять назад сама мысль о том, что именно «европейская цивилизация» может иметь дело с чем-то подобным, казалась дикой. Ну, в самом деле: Европа, Запад выглядели «миром гедонизма», миром, зацикленным на получении удовольствий - в чем сходились во мнении и западники и антизападники. Другое дело, что последние считали данный момент отрицательным, рассматривали данный путь «всеобщего счастья», как противоречащий «человеческой природе». Ну, а первые, разумеется, наоборот - доказывали, что именно так и надо вести себя человеку. Но сути это не меняло.
Потому, что, в любом случае, смерть и Запад выглядели несовместимыми вещами. (Наоборот: антизападники обвиняли Европу и США в «сокрытии смерти», в отказе от принятия данной идеи, противопоставляя ей, например, «истинную Россию».) Разумеется, сейчас - после того, как спали многие «покровы», многие «внешние оболочки», закрывающие истинную суть явлений - это выглядит забавно. Потому, что «вдруг выясняется», что вся европейская культура есть нечто совершенно обратное указанной модели, что именно смерть там находится на достаточно высоком ценностном уровне, и что весь гедонизм в значительной степени есть только «надстройка» над этим.
Ну да: как римляне могли устроить щедрый пир, после которого удалялись в свою комнату и принимали яд (могли и не удаляться), так и европейцы - кстати, считающие себя прямыми наследниками Рима - скрывали своей «любовью к красивой жизни» нечто довольно деструктивное. То, что в «исторической Европе» выявлялось через те же дуэли, через постоянные самоубийства - бывшие довольно популярными среди «высших классов» даже в относительно недалеком прошлом. (Ну да: пресловутые «банкиры, вышедшие из окна» во время Великой Депрессии в США, в Европе было, впрочем, все более традиционно: яд или пистолет.) Кажется, вся великая западная литература заполнена таковым. Равно как заполнена «естественной смертью» от болезни или на войне.
Кстати, о последней: если рассматривать ту же Первую Мировую войну, то, volens nolens, начинаешь поражаться и тому, насколько европейцы сумели довести до совершенства свою любовь к убийству и умиранию. Ну да: массовые «зерг-раши», в которых десятки тысяч солдат буквально заваливали своими телами поле, при этом с минимальным реальным успехом - это все именно что «европейское изобретение». Отсылки при этом к разного рода «азиатским» и «африканским» примерам ложны: там массовое уничтожение было связано с использование «сверхоружия», вроде пушек, ружей или пулеметов, не знакомых противнику. «Тут» же - то есть, применительно к «европейской практике» - такового фактора не было. В том смысле, что и наличествующие вооружения, и последствия их применения были хорошо знакомы всем сторонам - но роковые приказы при этом все равно отдавались…
Кстати, то же самое стоит сказать и про «следующую» Мировую войну, в которой очень часто самоубийственные - по своей сути - решения были «визитной карточкой», по крайней мере, одной из сторон - фашисткой. Впрочем, о связи фашизма и культа смерти не знают, наверное, только младенцы, идиоты и российские антисоветчики. (Последние вообще ни о чем не знают, кроме «перестроечного Огонька», и знать не хотят.) Поскольку лозунг: «да, смерть!» в той или иной форме был признаком не только испанских фалангистов - кои его, собственно, и сформулировали. («Viva la muerte!») Но и, вообще, всех фашистских и фашиствующих движений - включая «самое главное»: немецких нацистов. У которых это самое «смертолюбие» и проявилось в полной мере - экономико-технологическая база Германии в Европе была наивысшей даже после поражения в Первой Мировой войне, а равно наивысшей была и возможность к организации.
После этого удивляться тем же «лагерям смерти», и вообще, всей той мощной и хорошо отлаженной машине по убийству людей, было бы странным. Но так же странным было бы удивляться и, фактически, самоубийственной политике Рейха, выразившейся в крайней агрессивности и воинственности, порой не считаясь ни с чем. Ну да: «люди гибнут за металл» - было сказано в знаковом для европейской культуры произведении. В данном же случае люди гибли за «Рейнметалл», за металл «Фридрих Круппа» и прочих немецких концернов - которые, собственно, и стояли «у основания» фашизма. (Точнее, у основания превращения фашизма в главную силу немецкой политики.) Поскольку все - включая Гитлера и Гиммлера - прекрасно понимали, что только военной силой можно «купить» рост экономики, и поэтому размен миллионов немецких жизней на «рост экономических показателей» является неплохой идеей.
Разумеется, в реальности это оказалось именно, что плохой идеей, потому, что жизни были угроблены - до такой степени, что в 1945 году пришлось призывать подростков из «Гитлерюгенда» и стариков в «Фольксштурм». Что, впрочем, не помогло: как все знают, в мае 1945 года Великогерманский Рейх был повержен, и на руинах Рейхстага было поднято Красное знамя. Со всеми вытекающими последствиями, включая самое главное: более, чем на полвека указанный европейский «культ смерти» был загнан в небытие. В том смысле, что он оказался прочно связан с понятием «нацизма». Который, в свою очередь, прочно связался с идеей своего поражения - все же советские танки в Берлине были очень и очень наглядны - со всеми вытекающими последствиями.
Собственно, именно с этого времени - в смысле, с мая 1945 года - смерть в «европейской культуры» была изгнана с пьедестала. Заменившись тем самым гедонистическим потреблением - включая сексуальное - которое еще вчера принималось нами за «истинно европейскую идею». (А так же «истинно европейским миролюбием» - понятием, котором могло бы выглядеть одни из самых больших издевательств в мире, если бы Европа действительно под действием «тени СССР» не потеряла любовь к война на полвека.)
Но стоило в 1991 году СССР исчезнуть - его «тень», впрочем, исчезла несколько ранее - и все вернулось к исходному состоянию. В том смысле, что смерть вначале робко, осторожно - а потом все сильнее и наглее - начала возвращаться в «европейскую жизнь». Конечно, просто так взять - и отбросить все, что еще вчера было значимым - оказалось невозможно. Поэтому «в начале» европейцы «приняли смерть» только как некий «внешний фактор». Состоящий в том, что можно «немного поубивать» разного рода варваров - вроде иракцев, ливийцев, сирийцев или каких-нибудь там африканцев во «французской Африке». (Потом сюда добавились сербы - которые так же «не совсем европейцы» после того, как в свое время «приняли коммунизм».) Что выявилось через поддержку ведения «колониальных войн» - называвшихся теперь «гуманитарными операциями», но имевших ту же самую суть. (А вот в 1960-1980 годы подобные войны европейцами однозначно отвергались, вызывая массу протеста.)
Но уже к концу 2000 годов Европа открыла дверь для смерти и в свой «интимный мир». В том смысле, что среди «передовых людей» данного метасоциума все сильнее и открытее пошли разговоры о возможности эвтаназии, перетекшие сейчас в разговоры о ее необходимости. То есть, фактически, произошла легализации идеи самоубийства практически до уровня «дуэльных времен». (В том смысле, что от спорного - но этически понятного - вопроса об эвтаназии безнадежных больных Европа очень быстро перешла к идее об возможности принятия смерти по «психологическим причинам».) Ну, а дальше…
Ну, а то, к чему ситуация может прийти дальше - а точнее, придет обязательно - мы можем наблюдать сейчас в «прямом эфире». В том смысле, что огромное число европейцев чуть ли не открыто принимают возможность «большой войны», с убийствами огромного числа людей по совершенно смехотворным причинам. (Для нас «смехотворным», поскольку понятно, что они очень важны для тех, кто привык «делать деньги» посредством финансово-магических операций.) Ну, а про откровенное «подбрасывание дров» в огонь украинского конфликта, со стремлением превратить его именно в войну - с массовыми убийствами и разрушениями - и говорить нечего. На этом фоне можно только порадоваться пока тому, что «ведущие места» в европейских государствах занимают люди, сформировавшиеся в «прошлую эпоху». Для коих мысль о том, что можно пожертвовать миллионами ради роста экономических индексов не является еще самоочевидной. («Молодежь» же сделает это без сомнения.)
Но об этом - то есть, о том, чем же является современная (а точнее, «сверхсовременная») Европа - надо будет говорить уже отдельно…
Надо ли говорить, что лет десять назад сама мысль о том, что именно «европейская цивилизация» может иметь дело с чем-то подобным, казалась дикой. Ну, в самом деле: Европа, Запад выглядели «миром гедонизма», миром, зацикленным на получении удовольствий - в чем сходились во мнении и западники и антизападники. Другое дело, что последние считали данный момент отрицательным, рассматривали данный путь «всеобщего счастья», как противоречащий «человеческой природе». Ну, а первые, разумеется, наоборот - доказывали, что именно так и надо вести себя человеку. Но сути это не меняло.
Потому, что, в любом случае, смерть и Запад выглядели несовместимыми вещами. (Наоборот: антизападники обвиняли Европу и США в «сокрытии смерти», в отказе от принятия данной идеи, противопоставляя ей, например, «истинную Россию».) Разумеется, сейчас - после того, как спали многие «покровы», многие «внешние оболочки», закрывающие истинную суть явлений - это выглядит забавно. Потому, что «вдруг выясняется», что вся европейская культура есть нечто совершенно обратное указанной модели, что именно смерть там находится на достаточно высоком ценностном уровне, и что весь гедонизм в значительной степени есть только «надстройка» над этим.
Ну да: как римляне могли устроить щедрый пир, после которого удалялись в свою комнату и принимали яд (могли и не удаляться), так и европейцы - кстати, считающие себя прямыми наследниками Рима - скрывали своей «любовью к красивой жизни» нечто довольно деструктивное. То, что в «исторической Европе» выявлялось через те же дуэли, через постоянные самоубийства - бывшие довольно популярными среди «высших классов» даже в относительно недалеком прошлом. (Ну да: пресловутые «банкиры, вышедшие из окна» во время Великой Депрессии в США, в Европе было, впрочем, все более традиционно: яд или пистолет.) Кажется, вся великая западная литература заполнена таковым. Равно как заполнена «естественной смертью» от болезни или на войне.
Кстати, о последней: если рассматривать ту же Первую Мировую войну, то, volens nolens, начинаешь поражаться и тому, насколько европейцы сумели довести до совершенства свою любовь к убийству и умиранию. Ну да: массовые «зерг-раши», в которых десятки тысяч солдат буквально заваливали своими телами поле, при этом с минимальным реальным успехом - это все именно что «европейское изобретение». Отсылки при этом к разного рода «азиатским» и «африканским» примерам ложны: там массовое уничтожение было связано с использование «сверхоружия», вроде пушек, ружей или пулеметов, не знакомых противнику. «Тут» же - то есть, применительно к «европейской практике» - такового фактора не было. В том смысле, что и наличествующие вооружения, и последствия их применения были хорошо знакомы всем сторонам - но роковые приказы при этом все равно отдавались…
Кстати, то же самое стоит сказать и про «следующую» Мировую войну, в которой очень часто самоубийственные - по своей сути - решения были «визитной карточкой», по крайней мере, одной из сторон - фашисткой. Впрочем, о связи фашизма и культа смерти не знают, наверное, только младенцы, идиоты и российские антисоветчики. (Последние вообще ни о чем не знают, кроме «перестроечного Огонька», и знать не хотят.) Поскольку лозунг: «да, смерть!» в той или иной форме был признаком не только испанских фалангистов - кои его, собственно, и сформулировали. («Viva la muerte!») Но и, вообще, всех фашистских и фашиствующих движений - включая «самое главное»: немецких нацистов. У которых это самое «смертолюбие» и проявилось в полной мере - экономико-технологическая база Германии в Европе была наивысшей даже после поражения в Первой Мировой войне, а равно наивысшей была и возможность к организации.
После этого удивляться тем же «лагерям смерти», и вообще, всей той мощной и хорошо отлаженной машине по убийству людей, было бы странным. Но так же странным было бы удивляться и, фактически, самоубийственной политике Рейха, выразившейся в крайней агрессивности и воинственности, порой не считаясь ни с чем. Ну да: «люди гибнут за металл» - было сказано в знаковом для европейской культуры произведении. В данном же случае люди гибли за «Рейнметалл», за металл «Фридрих Круппа» и прочих немецких концернов - которые, собственно, и стояли «у основания» фашизма. (Точнее, у основания превращения фашизма в главную силу немецкой политики.) Поскольку все - включая Гитлера и Гиммлера - прекрасно понимали, что только военной силой можно «купить» рост экономики, и поэтому размен миллионов немецких жизней на «рост экономических показателей» является неплохой идеей.
Разумеется, в реальности это оказалось именно, что плохой идеей, потому, что жизни были угроблены - до такой степени, что в 1945 году пришлось призывать подростков из «Гитлерюгенда» и стариков в «Фольксштурм». Что, впрочем, не помогло: как все знают, в мае 1945 года Великогерманский Рейх был повержен, и на руинах Рейхстага было поднято Красное знамя. Со всеми вытекающими последствиями, включая самое главное: более, чем на полвека указанный европейский «культ смерти» был загнан в небытие. В том смысле, что он оказался прочно связан с понятием «нацизма». Который, в свою очередь, прочно связался с идеей своего поражения - все же советские танки в Берлине были очень и очень наглядны - со всеми вытекающими последствиями.
Собственно, именно с этого времени - в смысле, с мая 1945 года - смерть в «европейской культуры» была изгнана с пьедестала. Заменившись тем самым гедонистическим потреблением - включая сексуальное - которое еще вчера принималось нами за «истинно европейскую идею». (А так же «истинно европейским миролюбием» - понятием, котором могло бы выглядеть одни из самых больших издевательств в мире, если бы Европа действительно под действием «тени СССР» не потеряла любовь к война на полвека.)
Но стоило в 1991 году СССР исчезнуть - его «тень», впрочем, исчезла несколько ранее - и все вернулось к исходному состоянию. В том смысле, что смерть вначале робко, осторожно - а потом все сильнее и наглее - начала возвращаться в «европейскую жизнь». Конечно, просто так взять - и отбросить все, что еще вчера было значимым - оказалось невозможно. Поэтому «в начале» европейцы «приняли смерть» только как некий «внешний фактор». Состоящий в том, что можно «немного поубивать» разного рода варваров - вроде иракцев, ливийцев, сирийцев или каких-нибудь там африканцев во «французской Африке». (Потом сюда добавились сербы - которые так же «не совсем европейцы» после того, как в свое время «приняли коммунизм».) Что выявилось через поддержку ведения «колониальных войн» - называвшихся теперь «гуманитарными операциями», но имевших ту же самую суть. (А вот в 1960-1980 годы подобные войны европейцами однозначно отвергались, вызывая массу протеста.)
Но уже к концу 2000 годов Европа открыла дверь для смерти и в свой «интимный мир». В том смысле, что среди «передовых людей» данного метасоциума все сильнее и открытее пошли разговоры о возможности эвтаназии, перетекшие сейчас в разговоры о ее необходимости. То есть, фактически, произошла легализации идеи самоубийства практически до уровня «дуэльных времен». (В том смысле, что от спорного - но этически понятного - вопроса об эвтаназии безнадежных больных Европа очень быстро перешла к идее об возможности принятия смерти по «психологическим причинам».) Ну, а дальше…
Ну, а то, к чему ситуация может прийти дальше - а точнее, придет обязательно - мы можем наблюдать сейчас в «прямом эфире». В том смысле, что огромное число европейцев чуть ли не открыто принимают возможность «большой войны», с убийствами огромного числа людей по совершенно смехотворным причинам. (Для нас «смехотворным», поскольку понятно, что они очень важны для тех, кто привык «делать деньги» посредством финансово-магических операций.) Ну, а про откровенное «подбрасывание дров» в огонь украинского конфликта, со стремлением превратить его именно в войну - с массовыми убийствами и разрушениями - и говорить нечего. На этом фоне можно только порадоваться пока тому, что «ведущие места» в европейских государствах занимают люди, сформировавшиеся в «прошлую эпоху». Для коих мысль о том, что можно пожертвовать миллионами ради роста экономических индексов не является еще самоочевидной. («Молодежь» же сделает это без сомнения.)
Но об этом - то есть, о том, чем же является современная (а точнее, «сверхсовременная») Европа - надо будет говорить уже отдельно…