Коронавирус и «моральные коммунисты»
В продолжение предыдущего поста.
На самом деле текущие проблемы, накрывшие современных российских левых в связи с эпидемией Covid-19, могут рассматриваться как закономерный итог того, что я называю «моральным коммунизмом». (В более мягком варианте - «моральным социализмом».) Под которым следует понимать то особенное мировоззрение, которое имеет большая часть «отечественных» противников капиталистической системы. И которое состоит в том, что капитализм отвергается по причине своей «неморальности», несоответствии его господствующим представлениям о добре и зле.
Впрочем, отвергается подобным образом не только капитализм, но и другие типы общественного устройства - порой самые неожиданные - однако о последнем стоит говорить уже отдельно. Тут же стоит обратить внимание несколько на иное: на то, что «моральный коммунизм» выступает - как и все остальные проявления т.н. «морали» - как довольно малогибкий и недостаточно адаптивный социальный механизм. Что, в свою очередь, приводит к тому, что в условиях быстро меняющейся реальности он вполне может потерять все свои конструктивные качества и наоборот, обрести деструктивные черты. (Несмотря на то, что изначально подобное мировоззрение конструктивно.)
Собственно, именно это и наблюдается сейчас, во время эпидемии «ковида», в результате которой огромное количество левых (и чуть ли не все коммунисты) оказались на стороне, любителей разного рода конспирологических теорий, борцов с «мировым правительством» и «властью рептилоидов». То есть, на стороне, которая всегда считалась стороной правых. На первый взгляд, это невозможно (и с исторической точки зрения встречается впервые): правые и левые (тем более, коммунисты) всегда четко «маркировались» именно по отношению к рациональности/иррациональности. И даже желание социальной справедливости тут, по сути, вторично, поскольку для рационально мыслящего человека очевидно, что при именно эта справедливость дает наибольшую вероятность улучшения жизни человека. (А вот выступление на стороне «элитного меньшинства» есть просто глупость, поскольку попасть в это меньшинство почти невозможно.)
Однако для многих постсоветских левых первичным был не этот разумный выбор, а нечто иное. А именно: возмущение тем, что постсоветские капиталистические «нравственные нормы» оказались очень сильно отличными от того, что прививалось в советское время. Более того, в пресловутые 1990 годы это возмущение было чуть ли не единственным фактором, заставлявшим человека делать «левый выбор» - поскольку рациональные аргументы для этого почти отсутствовали. (О том, почему это происходило, надо говорить отдельно. Тут же можно только сказать, что у большей части людей, «изучавших марксизм» в 1980 году, к нему была привита идиосинкразия.) Поэтому тогдашние «левые» спокойно могли соседствовать в одном движении с правыми или, даже, с ультраправыми. (С НБП или баркашовцами.)
Ну, а идеи о «власти мирового правительства» и происходящем от это зле в это время были основными в «левом» политическом пространстве.
Конечно, за последние 20 лет ситуация несколько изменилась. В том смысле, что поддерживать союз с открытыми националистами и антисемитами стало неприличным в «левой среде», а вот «изучать марксизм», наоборот, оказалось вполне возможным. (Поскольку новые поколения уже не имели того отвращения к данному учению, которое имели те, кто изучал его в вузах.) Тем не менее, главенствующая роль «морального фактора», все равно, осталась. Равно как и осталась связанная с ним главенствующая роль «советской ностальгии» среди сторонников коммунистических идей.
Самое же главное: до последнего года все это прекрасно работало. В том смысле, что «моральные коммунисты» продолжали оставаться коммунистами по всем «основным показателям» - хотя и с определенными «заскоками». Они выступали за благо трудящихся, за улучшение жизни большинства людей и прочие объективно конструктивные вещи. (Разумеется, речь идет тут именно о людях с коммунистическими мировоззрениями, а не о членах известной партии, которых - несмотря на название - даже соцдемами назвать порой сложно.)
Однако когда реальность во время эпидемии круто «качнулась в сторону», все изменилось. В том смысле, что появились сущности, которые не могли быть описаны в рамках «советской морали» - по той простой причине, что при создании этой морали их просто не было. Например, в СССР не могло быть пресловутой «самоизоляции», разнообразных «ковидных ограничений» и всеобщей вакцинации недостаточно проверенной вакциной. Ведь там - как так же не раз говорилось - санитарно-эпидемические службы страны могли с легкостью блокировать любую заразу на начальном этапе своего распространения. (Как это сделали с холерой в 1970 годах.)
Не говоря уж о том, что минимум трансграничных сообщений делал возможным очень хорошо подготовиться к любым эпидемиям. (Скажем, во время «Гонконгского грипп» в 1968-1970 годов в СССР число заболевших не превышала среднегодовой нормы.) А значит, рассматривать, например, вопрос о том, имеет ли смысл массовое ограничение передвижения граждан или нет, в СССР не приходилось. («Немассовое» - в зараженных районах - разумеется, ограничивалось, и очень жестко.) Поэтому никаких ответов на то, как надо относится к происходящему сейчас, в советском опыте найти невозможно. А значит...
А значит, надо или искать какие-то собственные решения, исходя из фундаментальных оснований бытия - тем более, что особых проблем тут нет. Но для этого надо перестать быть «моральным коммунистом/социалистом», а стать коммунистом/социалистом в исходном значении этого слова. Т.е., «полюбить» коммунизм и социализм не потому, что он был так хорош в прошлом - когда формировалось мировоззрение человека - и не потому, что мыслить в его рамках привычно. А потому, что подобное устройство является оптимальным с точки зрения обеспечения жизни большей части людей. (А в меньшую ты как не старайся - не попадешь.) Как, собственно, и было в «допостсоветский» период.
Ну, а если этого не сделать, то следует готовится оказаться в одной компании с любителями «белой силы», «естественного закона» - в рамках которого сильнейшие должны победить, а слабейшие сдохнуть - ну, и прочих представителей крайне правого мира. Которые так же любят бороться с «ковидными ограничениями» и «цифровым концлагерем». (Например, потому, что это все, например, мешает свободно завозить бесправных мигрантов в страну. Кстати, противники этих мигрантов так же парадоксальным образом оказываются в данной компании - но это уже совершенно иная история.)
На самом деле текущие проблемы, накрывшие современных российских левых в связи с эпидемией Covid-19, могут рассматриваться как закономерный итог того, что я называю «моральным коммунизмом». (В более мягком варианте - «моральным социализмом».) Под которым следует понимать то особенное мировоззрение, которое имеет большая часть «отечественных» противников капиталистической системы. И которое состоит в том, что капитализм отвергается по причине своей «неморальности», несоответствии его господствующим представлениям о добре и зле.
Впрочем, отвергается подобным образом не только капитализм, но и другие типы общественного устройства - порой самые неожиданные - однако о последнем стоит говорить уже отдельно. Тут же стоит обратить внимание несколько на иное: на то, что «моральный коммунизм» выступает - как и все остальные проявления т.н. «морали» - как довольно малогибкий и недостаточно адаптивный социальный механизм. Что, в свою очередь, приводит к тому, что в условиях быстро меняющейся реальности он вполне может потерять все свои конструктивные качества и наоборот, обрести деструктивные черты. (Несмотря на то, что изначально подобное мировоззрение конструктивно.)
Собственно, именно это и наблюдается сейчас, во время эпидемии «ковида», в результате которой огромное количество левых (и чуть ли не все коммунисты) оказались на стороне, любителей разного рода конспирологических теорий, борцов с «мировым правительством» и «властью рептилоидов». То есть, на стороне, которая всегда считалась стороной правых. На первый взгляд, это невозможно (и с исторической точки зрения встречается впервые): правые и левые (тем более, коммунисты) всегда четко «маркировались» именно по отношению к рациональности/иррациональности. И даже желание социальной справедливости тут, по сути, вторично, поскольку для рационально мыслящего человека очевидно, что при именно эта справедливость дает наибольшую вероятность улучшения жизни человека. (А вот выступление на стороне «элитного меньшинства» есть просто глупость, поскольку попасть в это меньшинство почти невозможно.)
Однако для многих постсоветских левых первичным был не этот разумный выбор, а нечто иное. А именно: возмущение тем, что постсоветские капиталистические «нравственные нормы» оказались очень сильно отличными от того, что прививалось в советское время. Более того, в пресловутые 1990 годы это возмущение было чуть ли не единственным фактором, заставлявшим человека делать «левый выбор» - поскольку рациональные аргументы для этого почти отсутствовали. (О том, почему это происходило, надо говорить отдельно. Тут же можно только сказать, что у большей части людей, «изучавших марксизм» в 1980 году, к нему была привита идиосинкразия.) Поэтому тогдашние «левые» спокойно могли соседствовать в одном движении с правыми или, даже, с ультраправыми. (С НБП или баркашовцами.)
Ну, а идеи о «власти мирового правительства» и происходящем от это зле в это время были основными в «левом» политическом пространстве.
Конечно, за последние 20 лет ситуация несколько изменилась. В том смысле, что поддерживать союз с открытыми националистами и антисемитами стало неприличным в «левой среде», а вот «изучать марксизм», наоборот, оказалось вполне возможным. (Поскольку новые поколения уже не имели того отвращения к данному учению, которое имели те, кто изучал его в вузах.) Тем не менее, главенствующая роль «морального фактора», все равно, осталась. Равно как и осталась связанная с ним главенствующая роль «советской ностальгии» среди сторонников коммунистических идей.
Самое же главное: до последнего года все это прекрасно работало. В том смысле, что «моральные коммунисты» продолжали оставаться коммунистами по всем «основным показателям» - хотя и с определенными «заскоками». Они выступали за благо трудящихся, за улучшение жизни большинства людей и прочие объективно конструктивные вещи. (Разумеется, речь идет тут именно о людях с коммунистическими мировоззрениями, а не о членах известной партии, которых - несмотря на название - даже соцдемами назвать порой сложно.)
Однако когда реальность во время эпидемии круто «качнулась в сторону», все изменилось. В том смысле, что появились сущности, которые не могли быть описаны в рамках «советской морали» - по той простой причине, что при создании этой морали их просто не было. Например, в СССР не могло быть пресловутой «самоизоляции», разнообразных «ковидных ограничений» и всеобщей вакцинации недостаточно проверенной вакциной. Ведь там - как так же не раз говорилось - санитарно-эпидемические службы страны могли с легкостью блокировать любую заразу на начальном этапе своего распространения. (Как это сделали с холерой в 1970 годах.)
Не говоря уж о том, что минимум трансграничных сообщений делал возможным очень хорошо подготовиться к любым эпидемиям. (Скажем, во время «Гонконгского грипп» в 1968-1970 годов в СССР число заболевших не превышала среднегодовой нормы.) А значит, рассматривать, например, вопрос о том, имеет ли смысл массовое ограничение передвижения граждан или нет, в СССР не приходилось. («Немассовое» - в зараженных районах - разумеется, ограничивалось, и очень жестко.) Поэтому никаких ответов на то, как надо относится к происходящему сейчас, в советском опыте найти невозможно. А значит...
А значит, надо или искать какие-то собственные решения, исходя из фундаментальных оснований бытия - тем более, что особых проблем тут нет. Но для этого надо перестать быть «моральным коммунистом/социалистом», а стать коммунистом/социалистом в исходном значении этого слова. Т.е., «полюбить» коммунизм и социализм не потому, что он был так хорош в прошлом - когда формировалось мировоззрение человека - и не потому, что мыслить в его рамках привычно. А потому, что подобное устройство является оптимальным с точки зрения обеспечения жизни большей части людей. (А в меньшую ты как не старайся - не попадешь.) Как, собственно, и было в «допостсоветский» период.
Ну, а если этого не сделать, то следует готовится оказаться в одной компании с любителями «белой силы», «естественного закона» - в рамках которого сильнейшие должны победить, а слабейшие сдохнуть - ну, и прочих представителей крайне правого мира. Которые так же любят бороться с «ковидными ограничениями» и «цифровым концлагерем». (Например, потому, что это все, например, мешает свободно завозить бесправных мигрантов в страну. Кстати, противники этих мигрантов так же парадоксальным образом оказываются в данной компании - но это уже совершенно иная история.)