Про искусство - продолжение
К предыдущему посту .
Итак, в чем же состоит основная проблема искусства в современном понимании? А состоит она в том, что данная область человеческой деятельности продолжает воспроизводить стратегии, которые давно уже перестали быть актуальными. И главнейшая из них - это представление о редкости самих «творцов», о пресловутом таланте, который дается свыше и не может быть сформирован «земными средствами». Наверное, не надо говорить: откуда взялась подобная идея. Впрочем, можно очень кратко указать, что происходит она от «общеклассовой» концепции о неравноценности людей, согласно которой одни представители человеческого рода имеют изначальные преимущества, позволяющие им быть царями и прочими хозяевами. Понятно, что уровень «избранности» тут был разный - поэты ценились значительно «дешевле» царей - но смысл от этого не меняется. Поскольку «творцов», по любому, должно было быть мало - и значит, каждый из них имел неоспоримо высокое значение.
Разумеется, в действительности подобное ограничение было связано исключительно с социальным устройством. В том смысле, что количество мест царей и аристократов - равно как мест поэтов и художников - в обществе было всегда ограниченным. (Как уже говорилось в прошлом посте, люди искусства веками жили в качестве «приживал» при хозяевах, и понятное дело, слишком большого количества их быть не могло.) Правда, до определенного времени это «уравновешивалось» недоступностью образования: понятно, что неграмотный человек стать литератором не сможет. Равно как не сможет стать художником тот, кого не научили рисовать.
Однако к концу позапрошлого столетия это ограничение начало исчезать. В том смысле, что уже не раз рассмотренное развитие массового образования привело не только к формированию массового слоя технических специалистов и работников бюрократических аппаратов. Но и к появлению возможности для массового художественного творчества. Разумеется, до определенного момента - пока мощность этого самого образованного слоя была невелика - данный факт еще удавалось вписывать в указанное выше «стандартное представление». (Об избранности, таланте и т.д.) Поскольку большая часть обучающихся занимались по «конкретным программам», специализируясь на конкретных профессиях. (Понятно, что количество специализаций на то же «искусство» было ограниченным.)
Но бурное развитие образовательной системы - случившееся после Революции 1917 года - создало условия, при которых «спектр» получаемых навыков резко вырос. Причем, это касалось не только «формальной» образовательной программы со школами-вузами, но и программы «неформальной», связанной с личным обучением (чтением, самостоятельными занятиями и т.д.) Более того, в СССР была создана мощная система дополнительного образования - те же художественные и музыкальные школы - в которых миллионам людей давали начальные навыки того же рисования (живописи) или игры на музыкальных инструментах.
Это состояние привело к тому, что количество людей, способных к художественному творчеству, выросло не на порядок даже - а на порядки. Однако представление о «месте», которое занимают в обществе творцы, осталось прежним. Более того, как уже говорилось, в нашей стране было создано сознательное «торможение» массового творения через систему «творческих союзов», которые только и могли «поставлять» культурный продукт «в массы». (То есть, писать могли только те, кого считали «литераторами», рисовать - те, кто числился художником, ну и т.д., и т.п. Все остальные в данном случае считались «неработающими» - как тот же Бродский.)
Кстати, тут стоит понимать, что в подобное решении был определенный резон: как уже говорилось, количество желающих - и умеющих, что важно - творить в нашей стране было очень много. А вот понимания того, как и для чего это должно работать - не было: возрастание уровня людей было слишком радикальным для того, чтобы его можно было быстро осмыслить. Изначально «утилизировать» возникшее преимущество пытались через систему художественной самодеятельности. Но уже в 1970 годы этого перестало хватать - в особенности с учетом того, что «самодеятельность» настраивалась на достаточно конкретный уровень развития масс. (Условно на «уровень 1950 года».)
То есть, где-то к 1960-1970 годам в обществе (не только советском) сложилась парадоксальная ситуация: творческая деятельность оказалась доступным массам, лишившись всяких признаков сакральности. Причем, потенциально можно было довести овладение ей до 100% (по мере дальнейшего общественного развития): как показала практика, научить рисовать, играть на музыкальном инструменте или создавать литературные произведения можно любого. И все это вне всякой связи с «высшим даром» или еще какой-то «уникальностью»: конечно, некоторые физиологические ограничения сохранялись - скажем, человек с пониженным слухом не мог быть музыкантом, а дальтонизм мешал увлечению живописью. Однако, в целом база «творческих личностей» выросла на порядки.
Однако при этом общество не имело стратегий применения столь большого количества «личностей». Особенно при учете, что в нем сохранялись прежние представления, согласно которым «творческий труд» должен был оцениваться крайне высоко. (Еще раз: художники, музыканты и поэты традиционно жили за счет некоторой доли прибавочного продукта, отчуждаемого феодалами и капиталистами у населения. И значит, всяко получали «выше среднего».) Поэтому оно вынуждено было или тормозить процессы овладения подобными возможностями - что, понятное дело, нельзя назвать конструктивным процессом. (Как, например, описанная Коммари ситуация с советскими писателями. Которые - как было сказано - не только поголовно стали антисоветчиками, но еще и разучились создавать востребованный обществом продукт.)
Или же должно было попытаться изменить «вековые» (точнее, тысячелетние) представления, сломать привычные модели с «редкими творцами» и создать «новое искусство». То есть, искусство, основанное на реально широком творчестве масс. В котором нет разделения на «избранных» - получающих большие (относительно) деньги и живущих в свое удовольствие «творцов». И на тех, кто достоин быть только потребителем творений, только читателем, слушателем, зрителем - как это было всегда в истории классовых систем.
Понятно, что подобная задача является весьма нетривиальной, и - что самое главное - очень сложно рефлексируемой на уровне общества. (Потому, что эта самая «общественная рефлексия», как правило, осуществляется пресловутыми «творцами», которые - понятное дело - вовсе не желают отдавать свое привилегированное положение «быдлу».) Но альтернативы этому нет. Поскольку сдерживание потенциала масс без их деградации приводит к неизбежному росту недовольства - как это было в СССР. (Где наличие узкого слоя «членов творческих союзов» - которым только и разрешено было творить - воспринималось, как «покушение на свободу». Хотя на самом деле число этих «членов» было на несколько порядков большим, нежели было вообще «людей искусства» до 1917 года.) Считать же деградацию, сознательное упрощение большинства положительным моментом, понятное дело, было бы глупостью. (Хотя очень многие современные общества выбирают данный путь.)
Ну, а самое главное: даже при условии «ничегонеделания» в подобном положении можно наблюдать, как новые отношения формируются явочным порядком. Что, например, прекрасно видно по той же литературе, которая давно уже разделилась на «официальную» - определяемую писательской тусовкой «с регалиями», которую при этом никто не читает. (См. пример г-жи Алексиевич - да и вообще, всех этих нобелевских и букеровских лауреатов.) И на литературу «сетевую», связанную с множеством почти безвестных и полностью безвестных авторов, которые, в лучшем случае, получают ничтожные суммы от издателей. (Порядка нескольких десятков тысяч рублей за книгу.) А часто - и вообще пишут бесплатно. (См. «Самиздат».) И имеют при этом намного большее число читателей, нежели «официалы». (Разумеется, есть авторы, которые находятся «между» данными категориями - но сути это не меняет.)
То же самое можно сказать и про другие области: скажем, существует огромное количество «рисующих людей», которые создают картины в самых различных жанрах. (Порой бесплатно, порой за «малый прайс».) И «официально признанные гении», картины которых стоят миллионы - но войти в число которых невозможно. (Потому, что решает: кто гений - в данном случае тусовка. А она, понятное дело, не заинтересована в новых членах.) Ну и т.д., и т.п.
Правда, при этом стоит понимать, что итог подобной «явочной» эволюции нельзя назвать блестящим, поскольку большая часть «свободных произведений» выступает являются чисто коммерческими («попсой»), качество ее страдает и т.д. Но, в любом случае, это гораздо лучше, нежели «диктатура тусовок», или, даже, советских «творческих союзов». (Которые, ИМХО, мало чем от «тусовок» отличаются - а точнее, наоборот.) Ну и конечно, при разумном подходе к данной области все имеющиеся проблемы, в общем-то, возможно обойти. Но об этом, понятное дело, надо будет говорить уже отдельно…
Итак, в чем же состоит основная проблема искусства в современном понимании? А состоит она в том, что данная область человеческой деятельности продолжает воспроизводить стратегии, которые давно уже перестали быть актуальными. И главнейшая из них - это представление о редкости самих «творцов», о пресловутом таланте, который дается свыше и не может быть сформирован «земными средствами». Наверное, не надо говорить: откуда взялась подобная идея. Впрочем, можно очень кратко указать, что происходит она от «общеклассовой» концепции о неравноценности людей, согласно которой одни представители человеческого рода имеют изначальные преимущества, позволяющие им быть царями и прочими хозяевами. Понятно, что уровень «избранности» тут был разный - поэты ценились значительно «дешевле» царей - но смысл от этого не меняется. Поскольку «творцов», по любому, должно было быть мало - и значит, каждый из них имел неоспоримо высокое значение.
Разумеется, в действительности подобное ограничение было связано исключительно с социальным устройством. В том смысле, что количество мест царей и аристократов - равно как мест поэтов и художников - в обществе было всегда ограниченным. (Как уже говорилось в прошлом посте, люди искусства веками жили в качестве «приживал» при хозяевах, и понятное дело, слишком большого количества их быть не могло.) Правда, до определенного времени это «уравновешивалось» недоступностью образования: понятно, что неграмотный человек стать литератором не сможет. Равно как не сможет стать художником тот, кого не научили рисовать.
Однако к концу позапрошлого столетия это ограничение начало исчезать. В том смысле, что уже не раз рассмотренное развитие массового образования привело не только к формированию массового слоя технических специалистов и работников бюрократических аппаратов. Но и к появлению возможности для массового художественного творчества. Разумеется, до определенного момента - пока мощность этого самого образованного слоя была невелика - данный факт еще удавалось вписывать в указанное выше «стандартное представление». (Об избранности, таланте и т.д.) Поскольку большая часть обучающихся занимались по «конкретным программам», специализируясь на конкретных профессиях. (Понятно, что количество специализаций на то же «искусство» было ограниченным.)
Но бурное развитие образовательной системы - случившееся после Революции 1917 года - создало условия, при которых «спектр» получаемых навыков резко вырос. Причем, это касалось не только «формальной» образовательной программы со школами-вузами, но и программы «неформальной», связанной с личным обучением (чтением, самостоятельными занятиями и т.д.) Более того, в СССР была создана мощная система дополнительного образования - те же художественные и музыкальные школы - в которых миллионам людей давали начальные навыки того же рисования (живописи) или игры на музыкальных инструментах.
Это состояние привело к тому, что количество людей, способных к художественному творчеству, выросло не на порядок даже - а на порядки. Однако представление о «месте», которое занимают в обществе творцы, осталось прежним. Более того, как уже говорилось, в нашей стране было создано сознательное «торможение» массового творения через систему «творческих союзов», которые только и могли «поставлять» культурный продукт «в массы». (То есть, писать могли только те, кого считали «литераторами», рисовать - те, кто числился художником, ну и т.д., и т.п. Все остальные в данном случае считались «неработающими» - как тот же Бродский.)
Кстати, тут стоит понимать, что в подобное решении был определенный резон: как уже говорилось, количество желающих - и умеющих, что важно - творить в нашей стране было очень много. А вот понимания того, как и для чего это должно работать - не было: возрастание уровня людей было слишком радикальным для того, чтобы его можно было быстро осмыслить. Изначально «утилизировать» возникшее преимущество пытались через систему художественной самодеятельности. Но уже в 1970 годы этого перестало хватать - в особенности с учетом того, что «самодеятельность» настраивалась на достаточно конкретный уровень развития масс. (Условно на «уровень 1950 года».)
То есть, где-то к 1960-1970 годам в обществе (не только советском) сложилась парадоксальная ситуация: творческая деятельность оказалась доступным массам, лишившись всяких признаков сакральности. Причем, потенциально можно было довести овладение ей до 100% (по мере дальнейшего общественного развития): как показала практика, научить рисовать, играть на музыкальном инструменте или создавать литературные произведения можно любого. И все это вне всякой связи с «высшим даром» или еще какой-то «уникальностью»: конечно, некоторые физиологические ограничения сохранялись - скажем, человек с пониженным слухом не мог быть музыкантом, а дальтонизм мешал увлечению живописью. Однако, в целом база «творческих личностей» выросла на порядки.
Однако при этом общество не имело стратегий применения столь большого количества «личностей». Особенно при учете, что в нем сохранялись прежние представления, согласно которым «творческий труд» должен был оцениваться крайне высоко. (Еще раз: художники, музыканты и поэты традиционно жили за счет некоторой доли прибавочного продукта, отчуждаемого феодалами и капиталистами у населения. И значит, всяко получали «выше среднего».) Поэтому оно вынуждено было или тормозить процессы овладения подобными возможностями - что, понятное дело, нельзя назвать конструктивным процессом. (Как, например, описанная Коммари ситуация с советскими писателями. Которые - как было сказано - не только поголовно стали антисоветчиками, но еще и разучились создавать востребованный обществом продукт.)
Или же должно было попытаться изменить «вековые» (точнее, тысячелетние) представления, сломать привычные модели с «редкими творцами» и создать «новое искусство». То есть, искусство, основанное на реально широком творчестве масс. В котором нет разделения на «избранных» - получающих большие (относительно) деньги и живущих в свое удовольствие «творцов». И на тех, кто достоин быть только потребителем творений, только читателем, слушателем, зрителем - как это было всегда в истории классовых систем.
Понятно, что подобная задача является весьма нетривиальной, и - что самое главное - очень сложно рефлексируемой на уровне общества. (Потому, что эта самая «общественная рефлексия», как правило, осуществляется пресловутыми «творцами», которые - понятное дело - вовсе не желают отдавать свое привилегированное положение «быдлу».) Но альтернативы этому нет. Поскольку сдерживание потенциала масс без их деградации приводит к неизбежному росту недовольства - как это было в СССР. (Где наличие узкого слоя «членов творческих союзов» - которым только и разрешено было творить - воспринималось, как «покушение на свободу». Хотя на самом деле число этих «членов» было на несколько порядков большим, нежели было вообще «людей искусства» до 1917 года.) Считать же деградацию, сознательное упрощение большинства положительным моментом, понятное дело, было бы глупостью. (Хотя очень многие современные общества выбирают данный путь.)
Ну, а самое главное: даже при условии «ничегонеделания» в подобном положении можно наблюдать, как новые отношения формируются явочным порядком. Что, например, прекрасно видно по той же литературе, которая давно уже разделилась на «официальную» - определяемую писательской тусовкой «с регалиями», которую при этом никто не читает. (См. пример г-жи Алексиевич - да и вообще, всех этих нобелевских и букеровских лауреатов.) И на литературу «сетевую», связанную с множеством почти безвестных и полностью безвестных авторов, которые, в лучшем случае, получают ничтожные суммы от издателей. (Порядка нескольких десятков тысяч рублей за книгу.) А часто - и вообще пишут бесплатно. (См. «Самиздат».) И имеют при этом намного большее число читателей, нежели «официалы». (Разумеется, есть авторы, которые находятся «между» данными категориями - но сути это не меняет.)
То же самое можно сказать и про другие области: скажем, существует огромное количество «рисующих людей», которые создают картины в самых различных жанрах. (Порой бесплатно, порой за «малый прайс».) И «официально признанные гении», картины которых стоят миллионы - но войти в число которых невозможно. (Потому, что решает: кто гений - в данном случае тусовка. А она, понятное дело, не заинтересована в новых членах.) Ну и т.д., и т.п.
Правда, при этом стоит понимать, что итог подобной «явочной» эволюции нельзя назвать блестящим, поскольку большая часть «свободных произведений» выступает являются чисто коммерческими («попсой»), качество ее страдает и т.д. Но, в любом случае, это гораздо лучше, нежели «диктатура тусовок», или, даже, советских «творческих союзов». (Которые, ИМХО, мало чем от «тусовок» отличаются - а точнее, наоборот.) Ну и конечно, при разумном подходе к данной области все имеющиеся проблемы, в общем-то, возможно обойти. Но об этом, понятное дело, надо будет говорить уже отдельно…