«Прекрасное прошлое» и генезис позднесоветского «консерватизма».
В прошлой статье я рассматривал возникновение мифа о «высоконравственном прошлом. Однако нехватка времени (был занят в реале) не дала мне завершить статью: показать связь между образом «высоконравственного прошлого» и современным постсоветским консерватизмом (та же причина не дала возможности отвечать на комменты, прошу извинить!). Теперь выкладываю вторую часть, правда, сильно переработанную.
Говоря о зарождении и развития «консерватизма» в СССР, следует иметь в виду, что это развитие определялось теми же процессами, что и во всех развитых странах. Но были и свои, локальные особенности, которые сделали «позднесоветский/постсоветский «консерватизм» наиболее ярко выраженным по сравнению со всей остальной «консервативной революцией».
Прежде всего, советская эмансипация (касающаяся не только женщин, но включающая в себя уничтожение сословий, ликвидацию национального неравенства и т.п.) произошла по несколько иному сценарию, нежели в других странах. Если во всем остальном мире граждане вынуждены были «выгрызать» свои права путем упорной борьбы с господствующими классами, то в СССР они получили эти права «автоматом». Империя своим падением уничтожила всю мощную систему сословного и прочего деления и угнетения, что позволило реализовать сразу наиболее либеральную общественную модель, в том числе и в плане прав женщин или инородцев. И хотя понятно, что де-факто многое осталось по-прежнему, все равно уровень полученных прав был очень высок.
Правда, советская эмансипация имела одно «но». Она касалась, в основном, только городского населения. Основную массу населения страны, напротив, составил крестьяне, ведущие частное крестьянское хозяйство. Эта экономическая основа неизбежно приводила к противоречиям между ней и выбранным курсом на модернизацию. И, несмотря на то, что Советская власть изначально взяла курс на построение внутренне однородного общества, переломить железное влияние производственных отношений ей не удавалось.
Если задекларированные требования рассматривали женщин, как полноценных граждан, то ведение крестьянского хозяйства неизбежно воспроизводило прежнее их положение, как бесправной рабочей силы. Иного было не дано - никакая агитация или иная форма воздействия не могла дать женщинам-крестьянкам другую форму существования, нежели ту, что принята в традиционном обществе. Поэтому, несмотря на то, что начиная с начала 1920 годов Советская власть прикладывала немалые усилия к тому, чтобы ввести на селе более-менее модернистскую систему отношений, посылала врачей, учителей, прилагала огромные усилия по просвещению - все равно, до тех пор, пока базисом было индивидуальное крестьянское хозяйство - положение женщины не менялось. А это означало не только тяжелый труд, но и однозначное положение на «промежуточной» стадии между человеческим обществом и природой.
Данная ситуация определяло многие особенности положения женщин и детей в традиционной крестьянской семье. Например, надо понимать, что «учить» - то есть бить - бабу по любому поводу - это «нормальный» способ коммуникации, а вовсе не насилие в нашем понимании. Помимо насилия, двоякое положение женщины в крестьянской жизни приводило, например, к тому, что она вынуждена была работать во время беременности, практически до самых родов. И рожать детей приходилось, в самом лучшем случае, на печке, в худшем же - в «полевых условиях». С соответствующим уровнем женской и младенческой смертности. Даже кормление грудью в таковых условиях продолжалось весьма немного - потому, что отвлекало женщину от полевых работ.
Потому, что работа - это первоочередное, базис. По сравнению с ней все, даже рождение и воспитание детей - вторично. Будут ли дети здоровы или помрут, не особенно важно: «дай Господь скотины с приплодом, а детей с примором!» Это не является следствие какого-то особенного садизма или жестокости крестьян. Напротив, тут работает железный закон выживания: слишком малопродуктивен крестьянский труд в условиях России. И если крестьянин и крестьянка не будут выкладываться по полной, то их дети гарантированно умрут от голода.
Поэтому до того момента, пока модернизация сельскохозяйственного производства не была завершена, говорить об отказе от традиционных отношений не имело смысла. Говорить о проблемах этой модернизации тут нет смысла, скажу лишь только, что ее тяжесть и даже жестокость жестко связаны с той самой малой продуктивностью сельского хозяйства. Именно поэтому построить индустриальное сельское хозяйство удалось только к 1950-1960 годам. Правда, надо еще учесть влияние Великой Отечественной войны, вызвавшей не просто прекращение модернизации, но и «реархаизацию» сельского хозяйства (приведшей к голоду 1946 года).
Впрочем, одну важную вещь Советская власть в 1920-1930 годах все же сделала - она смогла заложить фундамент модернизации в виде создания системы массового образования. Именно тут лежит одна из причин фантастического рывка страны в послевоенное время, превративший бывшую аграрную экономику во вторую по величине индустриальную экономику мира и сделавший возможным переход к следующему этапу развития (к сожалению, не осуществленному). Правда, массовое образование имело и иные последствия, и которых будет сказано ниже.
Указанный выше необычайный взлет, в который переросло послевоенное восстановление страны, привело к огромным изменениям в ее структуре. Появление новых отраслей производства, строительство новых городов и перестройка старых, скачкообразное изменение быта людей, из бараков, изб, в самом лучшем случае, коммуналок переезжавших в современное благоустроенное жилье. Наконец, широкое распространите высшего образования, переставшего быть уникальным явлением и превращение науки в реальную производственную силу - все это характеризовало период жизни 1950-1970 годов. Данные изменения означали значительную перестройку психологии людей.
Миллионы новых горожан, включенных в систему индустриального производства, просто физически не могли исповедовать прежние ценности. Именно послевоенный взлет де-факто утвердил в стране ценности эмансипации и равенства, что, наконец-то, давало совпадение декларируемых ценностей с реальными. Но взрывной характер советской модернизации и урбанизации имел не только положительные черты. Было в нем и то, что привело в будущем к определенным проблемам.
Массовая урбанизация 1950-1960 годов была молодежной. Конечно, и во всем мире уходит в города в основном молодежь, но советский вариант имел базовые отличия. В СССР молодежь урбанизировалась, в большинстве случаев, до включения во «взрослую жизнь». Основной путь будущего горожанина: школа-ПТУ-завод; или школа-техникум-завод; иногда школа-техникум-вуз-завод. Для мужчин перед «заводом», впрочем, обязательно надо поставить «службу в армии» - тоже очень важный институт, но сути процесса армия не меняет.
Данная особенность означает, что раз советские граждане 1950-1960 годов свою трудовую деятельность начинали уже в новой, модернизированной экономике, то они банально не успевали «пожить» в том мире традиционных отношений, который еще господствовал в селе. И почувствовать все его тяготы.. «Детский» же период жизни «новых горожан», как сказано выше, был все же вырван упорной борьбой советской власти со старыми нормами и порядками в 1930-1940 годы. В результате чего дети и подростки из, в целом, традиционных крестьянских семей, оказывались «выключены» из системы экономических отношений: они не должны были трудиться, чтобы заработать себе на жизнь.
Это не являлось нормой - для традиционной крестьянской семьи нормой было участие детей в общем труде лет с семи. Именно участие в экономической жизни превращало детей из «человеческих личинок» в членов человеческого общества. Но Советская власть отменила этот процесс, объявив детей гражданами с самого рождения. Детство, как особый, не вовлеченный в систему экономических отношений мир она последовательно развивала и защищала, в том числе и путем насилия. Что бы ни случилось, но дети должны были, прежде всего, учиться в школе. Разумеется, ясно, что в те же 1930-1950 годы сельские дети не были белоручками, они активно помогали по хозяйству, и даже могли активно привлекаться для полевых работ. Но- они именно помогали, а не обеспечивали этим себе право на жизнь. Главное было - учеба.
Таким образом, созданный «мир детства» создавал определенный барьер для восприятия детьми всех особенностей традиционного общества, прежде всего, ролевой модели. Восприятие матери у детей абсолютно иное, нежели женщин у взрослой части общества, поэтому видеть в полной мере, что творится в отношениях родителей, родственников и т.д. они не могли.. Попадая же в город, молодые люди строили свою жизнь по иной модели - например, вместо традиционного сватовства и устройства свадьбы родителями они «осваивали» «модернизационную модель» с ухаживанием, «любовью» и т.п. вещами.
Результатом этого было, помимо всего прочего, создания образа традиционного общества, мало имеющего отношения к реальности. Тут тоже нет ничего странного: человек был уверен, что «знает» сельскую жизнь, так как вырос в ней. Но на самом деле, «новый горожанин» имел мало представления о том, что творилось реально. Например, он с трудом мог представить, что стоил сельской женщине уход за домашним хозяйством, скотом и т.д. Что стоило держать хозяйство безо всяких удобств. Советский гражданин обоего пола, попавший в молодости в город, видел в деревне, прежде всего, беззаботность детства (которое, на самом деле, дала ему советская власть) и невольно противопоставлял ее «новым» проблемам своей жизни, в том числе работе в условиях отчуждения труда.
Именно подобное положение было одним из оснований формирования благостного образа традиционного общества, которое совершил советский человек в 1970-1980 годах. «Простая и чистая» сельская жизнь казалась противоположностью «суетливой и бессмысленной» жизни городской. Именно в этом процессе лежит ответ на загадку: «Почему в СССР неожиданно стали популярными писатели-деревенщики?» Ведь кажется странным, что люди, еще вчера мечтающие о полетах в космос и строительстве новых городов в тайге, вдруг стали с упоением читать о тихом сельском счастье, и сожалеть об уходящих в прошлое деревнях. Но с учетом вышеприведенного ничего странного в этом нет.
Можно сказать, что базовой причиной появления «ностальгии по деревенской жизни» стало своеобразная трансформация «ностальгии по детству». Последнее - есть нормальное явление в индустриальном обществе и связано с неизбежным отчуждением работников, и оно присуще все человеческим обществам. Но только в СССР данная «ностальгия» смогла сыграть важную роль в формировании «консерватизма».
В общем, когда «первое урбанизированное поколение» (1930-1940 г.р.) полностью вошло во взрослую жизнь и заняло «лидирующее» положение, в стране сложилась парадоксальная ситуация. С одной стороны, наконец-то было достигнуто единство декларируемых и фактических ценностей, реализована модель полностью современного общества, в общем виде завершена эмансипация (в том числе и на селе), человеку обеспечен современный быт и т.д. С другой стороны, понимание важности произошедших изменений отсутствовало, более того, возникла пока еще робкая идея о том, что может быть, прежняя жизнь была бы лучше. Кроме того, представление о сельской жизни, как об идиллии «вечного детства», усиливало еще и начавшееся массовое дачное строительство. Впрочем, дача, как особое явление советской жизни заслуживает отдельного рассмотрения.
Еще большее «усиление» формирующегося «консервативного мифа» произвело упомянутое в прошлой статье влияние классической литературы и искусства вообще. Ассоциация читателем себя с дворянами-героями классики, понятна: авторы писали произведения именно для дворян и прочих представителей господствующих классов. Равно как и то, что большинство особенностей литературной жизни проходило мимо читателей - об это я тоже писал, и тут повторяться не буду. Скажу лишь только о результате данного процесса: был создан миф о дворянском «Золотом веке», в котором благородные господа и высоконравственные мужики живут в совершенной гармонии с природой.
Еще большее влияние имел кинематограф - «квинтэссенция обмана», создающий образ блистательной жизни, с балом Наташи Ростовой и бравыми гусарами, с чеховскими дачницами в красивых платьях и веселым барином, поющим про «мохнатого шмеля». Здесь нет ничего удивительного: зритель любит красивую картинку, зритель ее получает. Смотреть про серую жизнь в вечном голоде мало кто будет. Равно как и про то, как мужик лупит бабу оглоблей или девка душит нежелательного младенца, прижитого до брака - вряд ли можно найти человека, которому это понравиться. Разве что потенциальному маньяку - но в СССР большинство людей имели нормальную психику, и они хотели смотреть Наташу Ростову.
Таким образом, соединилось два процесса - «ностальгия по детству», ставшая основанием идеи о благости сельской жизни, и миф о «Золотом веке». Объединенные общим направлением, и «крестьянский» и «дворянский» миф заложили основы позднесоветского «консерватизма».
В довершение всего, данный процесс совпал с нарастанием противоречий в советском обществе. Ничего удивительного тут нет - общество - система динамическая, и развитие противоречий есть главный двигатель его развития. Но в позднесоветское время власть вместо разрешения этих противоречий пошло на их, как сказал когда-то С. Кара-Мурза, «подмораживание». Разбирать данный процесс надо отдельно, пока же отмечу, что это «подмораживание» оказалось идеальным фоном для развития «консерватизма» и превращения его в полноценную идеологическую систему.
В результате чего к 1980 годам именно «консерватизм» оказался самой привлекательной идеологией для советских людей. В отличие от официально декларируемого марксизма, в верности к которому клялись, и который не знали (даже те, кто должен был заниматься им по долгу службы), «консерватизм» реально оказывал влияние на принимаемые решения людей. Не важно, шла ли речь о «простом гражданине», решающим бытовые вопросы, о руководителе, определяющим развитие страны, или о деятеле культуры, формирующем культурный фон. Порождением этой идеологии можно назвать и крайне популярную идею «духовности» - как отдельной, не связанной с экономикой и социологией системы, определяющей этику и мораль людей. С 1980 годов именно проблемами с «духовностью» стали объяснять многие нежелательные явления советской жизни - от пьянства и наркомании до низкого уровня производительности труда («работать не хотят»).
И именно на субстрате этого «консерватизма» выросла базовая идеология постсоветского общества - антисоветизм («Антисоветский Проект» по С. Кара-Мурзе). Это абсолютно естественно. Противопоставление буколической «России, которую мы потеряли» индустриально-бездуховному Советскому Союзу неизбежно привело к активному отрицанию советского периода и выбору варианта развития: что угодно, только не «Совок».
О чем сейчас большинство и сожалеет. Впрочем, это уже другая история…
Говоря о зарождении и развития «консерватизма» в СССР, следует иметь в виду, что это развитие определялось теми же процессами, что и во всех развитых странах. Но были и свои, локальные особенности, которые сделали «позднесоветский/постсоветский «консерватизм» наиболее ярко выраженным по сравнению со всей остальной «консервативной революцией».
Прежде всего, советская эмансипация (касающаяся не только женщин, но включающая в себя уничтожение сословий, ликвидацию национального неравенства и т.п.) произошла по несколько иному сценарию, нежели в других странах. Если во всем остальном мире граждане вынуждены были «выгрызать» свои права путем упорной борьбы с господствующими классами, то в СССР они получили эти права «автоматом». Империя своим падением уничтожила всю мощную систему сословного и прочего деления и угнетения, что позволило реализовать сразу наиболее либеральную общественную модель, в том числе и в плане прав женщин или инородцев. И хотя понятно, что де-факто многое осталось по-прежнему, все равно уровень полученных прав был очень высок.
Правда, советская эмансипация имела одно «но». Она касалась, в основном, только городского населения. Основную массу населения страны, напротив, составил крестьяне, ведущие частное крестьянское хозяйство. Эта экономическая основа неизбежно приводила к противоречиям между ней и выбранным курсом на модернизацию. И, несмотря на то, что Советская власть изначально взяла курс на построение внутренне однородного общества, переломить железное влияние производственных отношений ей не удавалось.
Если задекларированные требования рассматривали женщин, как полноценных граждан, то ведение крестьянского хозяйства неизбежно воспроизводило прежнее их положение, как бесправной рабочей силы. Иного было не дано - никакая агитация или иная форма воздействия не могла дать женщинам-крестьянкам другую форму существования, нежели ту, что принята в традиционном обществе. Поэтому, несмотря на то, что начиная с начала 1920 годов Советская власть прикладывала немалые усилия к тому, чтобы ввести на селе более-менее модернистскую систему отношений, посылала врачей, учителей, прилагала огромные усилия по просвещению - все равно, до тех пор, пока базисом было индивидуальное крестьянское хозяйство - положение женщины не менялось. А это означало не только тяжелый труд, но и однозначное положение на «промежуточной» стадии между человеческим обществом и природой.
Данная ситуация определяло многие особенности положения женщин и детей в традиционной крестьянской семье. Например, надо понимать, что «учить» - то есть бить - бабу по любому поводу - это «нормальный» способ коммуникации, а вовсе не насилие в нашем понимании. Помимо насилия, двоякое положение женщины в крестьянской жизни приводило, например, к тому, что она вынуждена была работать во время беременности, практически до самых родов. И рожать детей приходилось, в самом лучшем случае, на печке, в худшем же - в «полевых условиях». С соответствующим уровнем женской и младенческой смертности. Даже кормление грудью в таковых условиях продолжалось весьма немного - потому, что отвлекало женщину от полевых работ.
Потому, что работа - это первоочередное, базис. По сравнению с ней все, даже рождение и воспитание детей - вторично. Будут ли дети здоровы или помрут, не особенно важно: «дай Господь скотины с приплодом, а детей с примором!» Это не является следствие какого-то особенного садизма или жестокости крестьян. Напротив, тут работает железный закон выживания: слишком малопродуктивен крестьянский труд в условиях России. И если крестьянин и крестьянка не будут выкладываться по полной, то их дети гарантированно умрут от голода.
Поэтому до того момента, пока модернизация сельскохозяйственного производства не была завершена, говорить об отказе от традиционных отношений не имело смысла. Говорить о проблемах этой модернизации тут нет смысла, скажу лишь только, что ее тяжесть и даже жестокость жестко связаны с той самой малой продуктивностью сельского хозяйства. Именно поэтому построить индустриальное сельское хозяйство удалось только к 1950-1960 годам. Правда, надо еще учесть влияние Великой Отечественной войны, вызвавшей не просто прекращение модернизации, но и «реархаизацию» сельского хозяйства (приведшей к голоду 1946 года).
Впрочем, одну важную вещь Советская власть в 1920-1930 годах все же сделала - она смогла заложить фундамент модернизации в виде создания системы массового образования. Именно тут лежит одна из причин фантастического рывка страны в послевоенное время, превративший бывшую аграрную экономику во вторую по величине индустриальную экономику мира и сделавший возможным переход к следующему этапу развития (к сожалению, не осуществленному). Правда, массовое образование имело и иные последствия, и которых будет сказано ниже.
Указанный выше необычайный взлет, в который переросло послевоенное восстановление страны, привело к огромным изменениям в ее структуре. Появление новых отраслей производства, строительство новых городов и перестройка старых, скачкообразное изменение быта людей, из бараков, изб, в самом лучшем случае, коммуналок переезжавших в современное благоустроенное жилье. Наконец, широкое распространите высшего образования, переставшего быть уникальным явлением и превращение науки в реальную производственную силу - все это характеризовало период жизни 1950-1970 годов. Данные изменения означали значительную перестройку психологии людей.
Миллионы новых горожан, включенных в систему индустриального производства, просто физически не могли исповедовать прежние ценности. Именно послевоенный взлет де-факто утвердил в стране ценности эмансипации и равенства, что, наконец-то, давало совпадение декларируемых ценностей с реальными. Но взрывной характер советской модернизации и урбанизации имел не только положительные черты. Было в нем и то, что привело в будущем к определенным проблемам.
Массовая урбанизация 1950-1960 годов была молодежной. Конечно, и во всем мире уходит в города в основном молодежь, но советский вариант имел базовые отличия. В СССР молодежь урбанизировалась, в большинстве случаев, до включения во «взрослую жизнь». Основной путь будущего горожанина: школа-ПТУ-завод; или школа-техникум-завод; иногда школа-техникум-вуз-завод. Для мужчин перед «заводом», впрочем, обязательно надо поставить «службу в армии» - тоже очень важный институт, но сути процесса армия не меняет.
Данная особенность означает, что раз советские граждане 1950-1960 годов свою трудовую деятельность начинали уже в новой, модернизированной экономике, то они банально не успевали «пожить» в том мире традиционных отношений, который еще господствовал в селе. И почувствовать все его тяготы.. «Детский» же период жизни «новых горожан», как сказано выше, был все же вырван упорной борьбой советской власти со старыми нормами и порядками в 1930-1940 годы. В результате чего дети и подростки из, в целом, традиционных крестьянских семей, оказывались «выключены» из системы экономических отношений: они не должны были трудиться, чтобы заработать себе на жизнь.
Это не являлось нормой - для традиционной крестьянской семьи нормой было участие детей в общем труде лет с семи. Именно участие в экономической жизни превращало детей из «человеческих личинок» в членов человеческого общества. Но Советская власть отменила этот процесс, объявив детей гражданами с самого рождения. Детство, как особый, не вовлеченный в систему экономических отношений мир она последовательно развивала и защищала, в том числе и путем насилия. Что бы ни случилось, но дети должны были, прежде всего, учиться в школе. Разумеется, ясно, что в те же 1930-1950 годы сельские дети не были белоручками, они активно помогали по хозяйству, и даже могли активно привлекаться для полевых работ. Но- они именно помогали, а не обеспечивали этим себе право на жизнь. Главное было - учеба.
Таким образом, созданный «мир детства» создавал определенный барьер для восприятия детьми всех особенностей традиционного общества, прежде всего, ролевой модели. Восприятие матери у детей абсолютно иное, нежели женщин у взрослой части общества, поэтому видеть в полной мере, что творится в отношениях родителей, родственников и т.д. они не могли.. Попадая же в город, молодые люди строили свою жизнь по иной модели - например, вместо традиционного сватовства и устройства свадьбы родителями они «осваивали» «модернизационную модель» с ухаживанием, «любовью» и т.п. вещами.
Результатом этого было, помимо всего прочего, создания образа традиционного общества, мало имеющего отношения к реальности. Тут тоже нет ничего странного: человек был уверен, что «знает» сельскую жизнь, так как вырос в ней. Но на самом деле, «новый горожанин» имел мало представления о том, что творилось реально. Например, он с трудом мог представить, что стоил сельской женщине уход за домашним хозяйством, скотом и т.д. Что стоило держать хозяйство безо всяких удобств. Советский гражданин обоего пола, попавший в молодости в город, видел в деревне, прежде всего, беззаботность детства (которое, на самом деле, дала ему советская власть) и невольно противопоставлял ее «новым» проблемам своей жизни, в том числе работе в условиях отчуждения труда.
Именно подобное положение было одним из оснований формирования благостного образа традиционного общества, которое совершил советский человек в 1970-1980 годах. «Простая и чистая» сельская жизнь казалась противоположностью «суетливой и бессмысленной» жизни городской. Именно в этом процессе лежит ответ на загадку: «Почему в СССР неожиданно стали популярными писатели-деревенщики?» Ведь кажется странным, что люди, еще вчера мечтающие о полетах в космос и строительстве новых городов в тайге, вдруг стали с упоением читать о тихом сельском счастье, и сожалеть об уходящих в прошлое деревнях. Но с учетом вышеприведенного ничего странного в этом нет.
Можно сказать, что базовой причиной появления «ностальгии по деревенской жизни» стало своеобразная трансформация «ностальгии по детству». Последнее - есть нормальное явление в индустриальном обществе и связано с неизбежным отчуждением работников, и оно присуще все человеческим обществам. Но только в СССР данная «ностальгия» смогла сыграть важную роль в формировании «консерватизма».
В общем, когда «первое урбанизированное поколение» (1930-1940 г.р.) полностью вошло во взрослую жизнь и заняло «лидирующее» положение, в стране сложилась парадоксальная ситуация. С одной стороны, наконец-то было достигнуто единство декларируемых и фактических ценностей, реализована модель полностью современного общества, в общем виде завершена эмансипация (в том числе и на селе), человеку обеспечен современный быт и т.д. С другой стороны, понимание важности произошедших изменений отсутствовало, более того, возникла пока еще робкая идея о том, что может быть, прежняя жизнь была бы лучше. Кроме того, представление о сельской жизни, как об идиллии «вечного детства», усиливало еще и начавшееся массовое дачное строительство. Впрочем, дача, как особое явление советской жизни заслуживает отдельного рассмотрения.
Еще большее «усиление» формирующегося «консервативного мифа» произвело упомянутое в прошлой статье влияние классической литературы и искусства вообще. Ассоциация читателем себя с дворянами-героями классики, понятна: авторы писали произведения именно для дворян и прочих представителей господствующих классов. Равно как и то, что большинство особенностей литературной жизни проходило мимо читателей - об это я тоже писал, и тут повторяться не буду. Скажу лишь только о результате данного процесса: был создан миф о дворянском «Золотом веке», в котором благородные господа и высоконравственные мужики живут в совершенной гармонии с природой.
Еще большее влияние имел кинематограф - «квинтэссенция обмана», создающий образ блистательной жизни, с балом Наташи Ростовой и бравыми гусарами, с чеховскими дачницами в красивых платьях и веселым барином, поющим про «мохнатого шмеля». Здесь нет ничего удивительного: зритель любит красивую картинку, зритель ее получает. Смотреть про серую жизнь в вечном голоде мало кто будет. Равно как и про то, как мужик лупит бабу оглоблей или девка душит нежелательного младенца, прижитого до брака - вряд ли можно найти человека, которому это понравиться. Разве что потенциальному маньяку - но в СССР большинство людей имели нормальную психику, и они хотели смотреть Наташу Ростову.
Таким образом, соединилось два процесса - «ностальгия по детству», ставшая основанием идеи о благости сельской жизни, и миф о «Золотом веке». Объединенные общим направлением, и «крестьянский» и «дворянский» миф заложили основы позднесоветского «консерватизма».
В довершение всего, данный процесс совпал с нарастанием противоречий в советском обществе. Ничего удивительного тут нет - общество - система динамическая, и развитие противоречий есть главный двигатель его развития. Но в позднесоветское время власть вместо разрешения этих противоречий пошло на их, как сказал когда-то С. Кара-Мурза, «подмораживание». Разбирать данный процесс надо отдельно, пока же отмечу, что это «подмораживание» оказалось идеальным фоном для развития «консерватизма» и превращения его в полноценную идеологическую систему.
В результате чего к 1980 годам именно «консерватизм» оказался самой привлекательной идеологией для советских людей. В отличие от официально декларируемого марксизма, в верности к которому клялись, и который не знали (даже те, кто должен был заниматься им по долгу службы), «консерватизм» реально оказывал влияние на принимаемые решения людей. Не важно, шла ли речь о «простом гражданине», решающим бытовые вопросы, о руководителе, определяющим развитие страны, или о деятеле культуры, формирующем культурный фон. Порождением этой идеологии можно назвать и крайне популярную идею «духовности» - как отдельной, не связанной с экономикой и социологией системы, определяющей этику и мораль людей. С 1980 годов именно проблемами с «духовностью» стали объяснять многие нежелательные явления советской жизни - от пьянства и наркомании до низкого уровня производительности труда («работать не хотят»).
И именно на субстрате этого «консерватизма» выросла базовая идеология постсоветского общества - антисоветизм («Антисоветский Проект» по С. Кара-Мурзе). Это абсолютно естественно. Противопоставление буколической «России, которую мы потеряли» индустриально-бездуховному Советскому Союзу неизбежно привело к активному отрицанию советского периода и выбору варианта развития: что угодно, только не «Совок».
О чем сейчас большинство и сожалеет. Впрочем, это уже другая история…