Мысли о «белой обезьяне». Окончание.
Если говорить об особенностях современного мышления, которое упорно «не замечает» общественную нелокальность разума, всеми силами стараясь удержать господствующую концепцию «индивида», то стоит понимать, что это неслучайно. Что это не просто выбор базисной модели для некоторой, пускай необходимой, но все же ограниченно области знания (скажем, психологии). Что за всем этим стоит (или лежит) нечто крайне важное для современного общества - то, за что оно предпочитает держаться до последнего. Впрочем, делать вид, что это «что-то» выступает каким-то таинственным явлением, не стоит. На самом деле, ответ на этот вопрос очевиден: структура существующего общества, основанного на разделении людей. Именно эта особенность выступает главным барьером для перехода к идее нелокального сознания - и одновременно, непрерывно воспроизводит самые различные модели (религиозные, «биологические», кибернетические) «индивида».
Впрочем, для многих эта связь может показаться непонятной. Ведь, в самом деле, в обществе существует множество подсистем, благодаря которым человек может устанавливать те или иные акты коммуникации с иными людьми. Казалось бы, в данном случае, напротив, нелокальность сознания должна быть прекрасно осознаваемой. Однако тут есть одна тонкость, которая полностью все меняет. Дело в том, что существующие общественные подсистемы изначально формировались под идею отдельно взятой «человеческой единицы». Собственно, такой «единицей» тысячи лет - практически с самого момента распада общины и появления классового общества - выступало крестьянское семейное хозяйство, «персонализируемое» главой семьи. Впрочем, то же можно отнести и к иным «уровням» экономической пирамиды. Любой землевладелец (рабовладелец) по сути, был эквивалентен со своим владением - отделить «мух от котлет», т.е. надел от личности было фактически невозможно. Вершиной всего этого выступал царь (или какой иной правитель) - олицетворение общества, как такового. Корона, как известно, снимается только с головой - т.е. царство и царь выступают в сознании традиционного человека, как единое целое.
Вот тут то и лежит основание понятия «индивида». На самом деле, это понятие относится скорее к экономической, нежели к психологической форме. Собственно, даже введение данного понятия в научный оборот оказывается связанным именно с изменением социально-экономической ситуации. Дело в том, что до определенного момента понимание того, что существует отдельно взятый экономический субъект, как раз и эквивалентный человеческой «душе». Кстати, эти самые субъекты и считались «по душам», причем те, кто в их число не входил, скажем, женщины и дети, рассматривались как «душевно неполноценные», т.е., не совсем люди. (В свое время даже был спор о том, имеют ли женщины душу. Но он успешно разрешился в связи с тем, что женщины могли наследовать имущество и совершать сделки - т.е., положительно.) Однако к XIX веку изменение производственного базиса с индивидуального хозяйства на массовое индустриальное производство привело к тому, что данная очевидность исчезла - и хоть полноценными гражданами по прежнему продолжали считаться только лица имеющие собственность (имущественный ценз), все равно потребовалась отдельная дефиниция, выводящая этого самого субъекта «наружу».
* * *
Получается, что изменение экономического устройства способствовало появлению психологии, как таковой. Впрочем, изначально понятие «индивид» появилось в философии - но это ничего не меняет: собственно, психология, как наука, вышла из недр философии как раз тогда, когда стало понятным, что необходимо искать новую основу для объяснения существующего положения. До этого все было ясно: имеющаяся социально-экономическая система «санкционирована» высшими силами. Начиная с глубокой древности, когда первые жрецы - по совместительству являющиеся первыми царями - стали главными «легитимизаторами» классового неравенства, и до относительно недавнего времени данная «божественная санкция» прекрасно всех устраивала. Каждый видел себя на том месте, на котором его поместили «небеса», и единственной проблемой выступало то, что существовало некоторое недопонимания существующей иерархии. Ну, скажем, землевладелец по мнению крестьян должен был заботиться о них - а вместо этого он тупо пил-гулял, деря на данные потребности три шкуры. Т.е., считалось, что «наверху» немного не те люди, и их надо заменить на «правильных», которые будут примерно исполнять свой долг господина. Или вот служители культа, которые вместо непрерывных молитв и отправления треб начинают заниматься тем же, что и указанные феодалы, так же заслуживают наказания - но это только потому, что они выбрали «неверную стезю». А так - наличие в обществе высших и низших не подвергалось сомнению.
Однако с развитием промышленности и науки указанная «божественная санкция» оказалась неработоспособной (вместе с религией). В качестве «подпорки» для качающегося фундамента общественного устройства попытались ввести пресловутую концепцию «общественного договора» - но эта идея оказалась недолговечной. К XIX веку «общественный договор» в качестве основания для оправдания существующей иерархии так же оказался непригоден. Собственно, в это время впервые становятся популярными - т.е. выходят за пределы небольшого числа мыслителей - идеи о построении неиерархического общества. Т.е., по сути, впервые за тысячи лет начинает отрицаться иерархия, как таковая. И чем дальше - тем больше. Но, разумеется, общество не могло остаться без реакции на потрясение своих основ. На место религии неожиданно пришла наука. Вернее, «наука» - отражение научных достижений в общественном сознании. Собственно, произошло то, что можно назвать «симметричной заменой» божества на природу: то, что ранее имело «божественную санкцию», теперь полило «природную». Необходимость оправдания существующего устройства оказалась настолько велика, что были отброшены еще недавно казавшиеся незыблемыми религиозные представления - поскольку, как уже сказано выше, они уже не работали в качестве «социального стабилизатора».
Удивительно - но одним из первых применений дарвиновской теории стало появление социал-дарвинизма. Это действительно странно - поскольку сама биологическая идея «происхождения видов» выглядела достаточно революционно и дерзко на фоне существующих норм, и можно было ожидать вначале осторожного признания ее в биологии, а лишь затем - перенос на иные отрасли. Однако практически после выхода дарвиновской книги «Происхождение видов» его учение было положено в основу оправдания социального (и обычного) расизма и неравенства. Теория эволюции еще только разрабатывалась, биологи и палеонтологи только-только начинали формировать представление о развитии биосферы, а генетические законы, лежащие в этой области, были еще неизвестны (опытам Менделя с горохом мало кто придавал значение). Но мысль о том, что человек обязан бороться за свое существование, причем тот, кто находится «наверху», по умолчанию является лучшим, очень быстро стала господствующей. Собственно, именно после этого можно было сказать «Бог умер», поскольку главная функция религии была перехвачена наукой. (Что и было сказано главным философом социального неравенства и элитаризма - Фридрихом Ницше.)
Хотя, конечно, только им дело не ограничилось. Появление концепции «научного неравенства» проявилось в огромном спектре «новейших идей», начиная с умствований Ломброзо и заканчивая евгеникой в самой различной форме. Собственно, было бы удивительным, если бы психология и физиология оказалась в стороне от данного течения. Поэтому уже указанное торжество бихевиористических теорий не является чем-то загадочным: оно вытекало от главного требования к науке - требования стать основой иерархии. Кстати, забавно, что изначальное деление участников бихевиористических экспериментов на «испытуемых» и «испытателей» с самого начала не подвергалась сомнению. Лишь в последнее время стало понятно, что оно на самом деле лишь запутывала ситуацию, и огромное количество казавшихся «идеальными» экспериментов на самом деле таковыми не являются. С другой стороны, возможность постановки достаточно жестоких опытов является прекрасной иллюстрацией о данной науке, как таковой - вернее, о ее роли в общественной системе. Выполняя основную задачу по объяснению сущности неравенства, она неизбежно должна была показывать возможность попадания низших в крайне унизительные ситуации - для показа их неспособности к обретению власти. Собственно, сверхзадачей в данном случае стояло полная связка понятия места в иерархии и разумности - которая в данном случае оказывалась практически полностью заменяющей уже указанное предопределение. Т.е. необходимо было доказать, что успешные люди отличаются по уровню интеллекта - как ранее они считались отличающимися по уровню божественного проведения.
* * *
Тут можно было бы указать на «гностические корни» данной идеи, но, как уже было сказано, не стоит далеко зарываться в теологию. Да и особого смысла в данном указании нет - на самом деле, в гностицизме нет ничего особо выделяющегося, это такой же способ объяснения существующего мира, что и все остальные религии. Более того, идея разделения общества на разного рода «касты» намного древнее гностицизма. По сути, она лежит в основании религии, как таковой -являясь «тенью» реального классового разделения. Однако самым интересным тут выступает даже не то, что основные направления развития психологических теорий состояли, во-первых, в оправдание неравенства - всевозможные тесты, разделяющие людей на разные группы (самым известным является пресловутый тест IQ). А во-вторых - разработка способов «программирования» низших высшими. (Опять-таки, можно отослать к Хаксли, который описал подобный мир задолго до появления НЛП, именно на основании бихевиористических теорий).
Но еще более интересным тут выглядит то, что любые попытки введения понятия «общего», нелокального сознания, как правило, отбрасывались. Можно, к примеру, сослаться на Юнга, получившего доказательства указанной нелокальности - и потратившего огромные усилия по тому, чтобы согласовать их с понятием «индивида». Можно привести пример почти полного игнорирования марксистской концепции, наиболее близко подошедшей к идее «нелокальности» - в итоге, советские психологи (тот же Выготский) получили прекрасные результаты. Но и «марксисты» были вынуждены согласовывать свои результаты с указанным существованием «индивида», поскольку им надо было «вписываться» в корпус понятий науки. В итоге «штурмовать» психику пытались и со стороны «биологии», и со стороны «кибернетики», и со стороны «классической психологии» - но безрезультатно. Обойти краеугольный камень современного представления - а именно, то, что именно индивидуальные способности (т.е. структура психики) выступают главным фактором для нахождения субъекта на его месте в иерархии - оказывалось невозможным.
Именно поэтому можно говорить, что наука о сознании находится в непрерывном кризисе, который и кризисом то назвать нельзя - поскольку с самого начала это является ее естественным состоянием. Представление о индивидуальном «качестве» мышления, наследующее древней идее о «душе» (связанной с экономической субъектностью) до сих пор является самым главным вопросом в данной теме. Вопрос же связи человека с иными людьми выступает в данной системе далеко вторичным, имеющем лишь опосредованное значение - через воздействие на этого самого индивида, рассматриваемого как абсолютная монада, лишь несколько меняющаяся под действием внешних условий. Отсюда и главный лейтмотив психологии, как таковой - для решения любых проблем изменить эту «монаду», сделать ее их «неэффективной» «эффективной». (Самая забавная иллюстрация этого - в «поп-психологии», где прямо публикуют «методы» «успешных людей», считая, что если психику неудачника «пересобрать» в психику «успешного», то он неизменно придет к успеху. Понятно, что это бессмысленная попса, существующая для одной только цели - облегчать кошельки потребителей. Однако она, как не удивительно, показывает глубинные основания современных психологических представлений - пуская и в глубоко вульгаризированной форме.)
* * *
Собственно, на этом можно и завершить разговор. Суть проблемы, которое общество испытывает с пониманием природы психики, с построением моделей ее работы, состоит в том, что на самом деле, реальная задача тут ставится другая. Не создать адекватную модель - а построить теорию, позволяющую бы подвести фундамент под интересы «заказчиков». Т.е., правящего класса. В итоге, какая бы основа не была выбрана: психологическая, физиологическая или даже «кибернетическая», итогом ее все равно выступает оправдание неравенства, свойственного современной социально -экономической модели. Решение же реальных человеческих проблем и поиск знания в данном случае оказывается вторичным. Особенно характерно данное состояние в современном обществе, в котором «служебная» функция науки (т.е., ориентация ее исключительно на «желание заказчика», выраженная в системе грантов) стала определяющей. Поэтому ничего, кроме апологии неравенства у нее быть не может - и нечего на подобное рассчитывать (на каком бы «материале» не велись исследования). Однако это уже тема иного разговора. Нам же в рамках выбранной темы можно сказать только одно: реальный прорыв в области сознания возможен только после выхода за пределы идеи «индивида», и начале работы с коллективным сознанием. Но возможно это станет только при смене существующего устройства…
