Сергей Доля. "Кружева и Сталь". Вып.5. Заключение
Последние две статьи альманаха, которые, как я уже отметил, заслуживают подробного рассказа.
Мемельская операция 1757 г., первое успешное дело русской армии в войне. Традиционная вещь для альманаха о Семилетней войне, мне же понравилось введение в текст своеобразного историографического обзора. Это я видел впервые в альманахе, когда сравнивалась точка зрения нескольких специалистов на операцию по осаде Мемеля, в данном случае дореволюционных - преподавателя военной истории Генштаба Д. Масловского и военного инженера Ф. Ласковского. Присутствует и Н. Коробков, конечно, но его можно вынести за скобки - он гражданский, и в целом в таких чисто военных вопросах доверился Масловскому.
Меня самого интересовал этот вопрос о том, прав ли был Фермор, не идя на штурм, а дождавшись капитуляции Мемеля, и я решил, что прав тут инженер Ласковский, что Фермор действовал оправданно. Впрочем, себя с подозревал в том, что Масловскому вообще доверять не надо, он очень пристрастен, особенно к нерусскому Фермору, потому рад был получить в лице другого человека, т.е. Сергея Доли, единомышленника - он тоже считает, что Ласковский прав, как и прав Фермор.
Надеюсь, и в других будущих статьях такой подход, разбор разных точек зрения исследователей, будет продолжен.
И, наконец, последняя статья - "Три точки зрения на Курляндский вопрос в Семилетнюю войну".
Я даже помню момент, когда Сергей Доля заинтересовался этой темой, упрекая меня, почему я про это не писал. И тут Сергей Доля, опять же впервые, вступил на "мою территорию", изучая дипломатическую историю времён Семилетней войны, потому к этой статье было привлечено моё особое внимание.
Сразу скажу, что, читая её в качестве рецензента, я еще не наткнулся где-то на факт того, что Миних составил план домика в Пелыме, куда должен был быть сослан Бирон, и в итоге сам поехал жить в нём в ссылке - всего лишь легенда (хотя её до сих пор упорно повторяет детективщик А.Бушков в своих исторических построениях).
Домик, построенный для Бирона, сгорел, и Миних в нём не жил, он жил в воеводском доме в Пелыме. Искал по инету сей факт и нашел тут, у Костомарова: http://azbyka.ru/otechnik/Nikolaj_Kostomarov/russkaja-istorija-v-zhizneopisanijah-ee-glavnejshih-dejatelej/7 (поиск по странице слова "сгорел"). Тут в какой-то степени моя недоработка.
Как и в том, что я не разобрался в том, о каком именно Августе идет речь как об отце Морица Саксонского на с.222 в скобках - если речь о событиях 1740 г., то тогда отец его, польский король Август II, уже был в могиле лет семь, а королем был Август III, его сводный брат по отцу.
Кое-что в статье написано по моим исследованиям. Спорным является вещь о том, как же именно Елизавета относилась к Бирону. Сергей считает, что она испытывала к нему "иррациональное отвращение". Наверное, это авторское допущение, так как по источникам этого не прослеживается. Более того, по сообщениям иностранных дипломатов в Петербурге, Елизавета, придя к власти, вызвала Бирона в Петербург, даже поговаривали, что ему дадут какой-то гос.пост, но Бирон не доехал - навстречу ему приехал курьер и сказал, что надо бы вернуться в Ярославль и там ждать. Бирон и ждал до смерти императрицы в этом городе ведя, в общем-то сносную жизнь, хотя и вдалеке от высшего света. Я лично думаю, что Елизавета ценила Бирона, как ценила тех немногих лиц, которые вообще обращали на неё внимание при Анне Иоанновне, а Бирон действительно помогал опальной цесаревне. Хотела бы вернуть, отблагодарить, да тут на дыбы встали все остальные советники - "Бирона?! Вернуть?! Матушка, сама только что на престол, да ещё и Бирона вернуть?! Да нас всех за такое вслед за Леопольдовной пошлют, не надобно этого делать, пусть уж там сидит где на Волге за госсчет, но не надо марать новое царствование этим ненавистным всем именем".
Возражения вызывает и обширная сноска на с.227, о планах по обмену Курляндии полякам на Восточную Пруссию, которую еще необходимо было захватить, не говоря о том, чтобы удержать по итогам мирного конгресса.
Сергей Доля считает, что упоминание о Курляндии в списке целей в Семилетней войне - разовая акция, которая в дальнейшем русским двором не поднималась: "решительные мероприятия должны оставлять дальнейший след в архивах", а его нет. Но что там должно быть?
Курляндия действительно нигде не фигурирует у русских больше, но фигурирует и очень много Восточная Пруссия, то есть то, без чего Курляндия была немыслима. "Утром деньги - вечером стулья", сперва отнять у пруссаков, а далее - посмотрим. Но планы того, что австрийцы должны помогать русским на переговорах по поводу обмена Восточной Пруссии на что-то неназванное - были, они записаны в секретной статье русско-австрийского договора 1760 г.
Самое основное, что в 1757 г. Мария Терезия, заявив, что она-то, конечно, всей душой за русскую Курляндию, хотя земля эта, конечно, русской никогда не бывала, но надо бы до поры до времени скрыть такие намерения, ну, нехорошо, и что скажут французы, если узнают, а уж они узнают, это я вам даже гарантирую...
В принципе этого достаточно. Можно отметить, что французский госсекретарь герцог Шуазель как-то письменно в том же 1760 г. рассуждал о том, что захотят русские по итогам мира - и написал, что они хотят Курляндию. Можно дать, щедро решил француз с чужой землю задолго до Даладье и Мюнхена, не дадим - все равно возьмут сами. В крайнем случае пусть берут и Мемель, и пока им хватит.
Так что это был факт - Курляндия стояла по повестке дня у русских. Кстати, Август III тоже откуда-то узнал в 1757 г., что Курляндию русские планируют прибрать к рукам. Не, понятно, что он ничего не сказал, но вот просьба о том, что хорошо бы там в герцоги какого мово сыночка младшого посадить - шла именно от этого знания. Вы сынульку пристройте, и у меня лично вопросов нет, чей он будет вассал - русских государей или какого своего брата, а то и вообще невесть кого на польском престоле, мало ли что - а так - в Петербурге проследите же, чтобы ему и потомка его там хорошо жилось, да?
И это, то, что записано в том протоколе, действительно цели России в войне. Понятно, что они могли корректироваться, но в принципе и инструкция на мирный конгресс была составлена в том же духе. "А мы вот Восточную Пруссию хотим". Хотим мы ее, кстати, минимум с конца 1745 г., когда такую идею в разговоре с Елизаветой высказал фельдмаршал Пётр Ласси.
Далее трудно согласиться с тем, что среди 9 подписантов протокола реальный вес на внешнюю политику имели только канцлер и вице-канцлер. Почему-то отвергается кандидатура старшего брата канцлера Михаила Бестужева-Рюмина, на том основании, что он проводник, а не генератор идей, ибо посол.
Но позвольте, это вообще-то обер-гофмаршал, высший придворный чин, а посол в Париже он уже потом, со скуки от петербургской жизни. Кстати, генерировал он идеи в бытность в Париже в больших количествах, сгенерировал и идею, что "имеем право" на Курляндию и Пруссию, можно не сумлеваться, версальский пипл схавает, это точно. Вообще это Воронцов не был генератором, в силу слабости умственного двигателя, потому всегда спрашивал совета у Михаила БР, как матерого дипломата.
Самое основное - протоколы утверждались императорицей, самодержавной монархиней, для того, соббсно, конференция и созывалась, чтобы императрица имела согласованный всеми важными людьми план действий. А раз она сказала Быть по сему, прочитав слова в т.ч. и о Курляндии, то уже и не пикнешь.
Декларацию о Курляндии из текста конвенции с Австрией, конечно, убрали, но убрали после того, как Мария Терезия сказала, что я и так всё сделаю, но писать это не надо - слово монарха в то время это не хухры-мухры, если это не Фридрих II.
Петр Шувалов - да, авторитетный, но почему в международной политике его голос особой силы не имел? Имел, равную силу с голосом Алексея Бестужева и уж тем более "плачущего завоевателя" Воронцова - если ему удалось убедить императрицу, то всё, его голос становился уже голосом России.
Зондаж поляков проводить смысла не было до тех пор, пока не присоединена Восточная Пруссия. Да и вообще - Курляндия - это не польская Украина с Белоруссией, проблемы ожидаются только в отношении репутационного характера: "нам-то все равно, нам там нет, нам просто обидно будет, если отнимите, что люди скажут о нас". Ну а если по обмену, то и проблем никаких.
"Первое слово важнее второго", это так, особенно если второго слова так никто после первого и не сказал. Оно так и осталось единственным, и все это так и принимали, от Парижа до Вены и Варшавы, проект по присоединению Курляндии не умер, он отложен до закрепления Восточной Пруссии.
Интересен сюжет о Курляндском вопросе при Петре III. Справедливое о том, что по дипломатическим планам Петра нет источников - он не обсуждал их ни с кем из советников, это было его личное дело, в отличие от всех внутрироссийских дел, где он доверил решать дела самим русским. Внешняя политика была сферой императора, есть только его распоряжения на выходе, без объяснения и всего прочего.
Всецело одобрю постановку проблемы: "А зачем Петр устроил заваруху с обязательными первыми визитами (ранее, чем к нему самому) иностранных послов к своему дяде". Этот вопрос действительно не поднят в моей книге, он мне даже в голову не пришел, как не пришел он ни к кому из тех дипломатов, коих погнал к дяде Петр. Они этим тоже не интересовались. Подозреваю, мысля при этом: "Блажит. Идиот же. Мог и к собакам своим послать, так что еще повезло, что к этому прусскому генералу идти кланяться надо".
Сергей Доля высказывает идею, что, в связи с тем, что он решил дать Курляндию своему дяде, он таким образом поднимал его авторитет в Европе. Мысль законная, ничего против не скажу. Да, мог.
Аналогично автору считаю в своей книге, что смерть Елизаветы означала конец той эпохи, когда Россия вежливо, стараясь никого не толкать, усаживалась на европейском театре в первый ряд держав. При Екатерине путь к этому ряду прокладывали пинками по спинам всякой шушеры на галерке и демонстративным игнорированием остальных соседей по первым рядам, лишь перемигиваясь с теми из них, с кем уже обговорили всё в уборной ещё до первого звонка, но договорились на публике делать вид, что вообще пока незнакомы...
В целом, опять же скажу, что прочел выпуск с интересом, особенно последнюю дипломатическую часть, и одобряю то направление, которым теперь идёт автор.
Мемельская операция 1757 г., первое успешное дело русской армии в войне. Традиционная вещь для альманаха о Семилетней войне, мне же понравилось введение в текст своеобразного историографического обзора. Это я видел впервые в альманахе, когда сравнивалась точка зрения нескольких специалистов на операцию по осаде Мемеля, в данном случае дореволюционных - преподавателя военной истории Генштаба Д. Масловского и военного инженера Ф. Ласковского. Присутствует и Н. Коробков, конечно, но его можно вынести за скобки - он гражданский, и в целом в таких чисто военных вопросах доверился Масловскому.
Меня самого интересовал этот вопрос о том, прав ли был Фермор, не идя на штурм, а дождавшись капитуляции Мемеля, и я решил, что прав тут инженер Ласковский, что Фермор действовал оправданно. Впрочем, себя с подозревал в том, что Масловскому вообще доверять не надо, он очень пристрастен, особенно к нерусскому Фермору, потому рад был получить в лице другого человека, т.е. Сергея Доли, единомышленника - он тоже считает, что Ласковский прав, как и прав Фермор.
Надеюсь, и в других будущих статьях такой подход, разбор разных точек зрения исследователей, будет продолжен.
И, наконец, последняя статья - "Три точки зрения на Курляндский вопрос в Семилетнюю войну".
Я даже помню момент, когда Сергей Доля заинтересовался этой темой, упрекая меня, почему я про это не писал. И тут Сергей Доля, опять же впервые, вступил на "мою территорию", изучая дипломатическую историю времён Семилетней войны, потому к этой статье было привлечено моё особое внимание.
Сразу скажу, что, читая её в качестве рецензента, я еще не наткнулся где-то на факт того, что Миних составил план домика в Пелыме, куда должен был быть сослан Бирон, и в итоге сам поехал жить в нём в ссылке - всего лишь легенда (хотя её до сих пор упорно повторяет детективщик А.Бушков в своих исторических построениях).
Домик, построенный для Бирона, сгорел, и Миних в нём не жил, он жил в воеводском доме в Пелыме. Искал по инету сей факт и нашел тут, у Костомарова: http://azbyka.ru/otechnik/Nikolaj_Kostomarov/russkaja-istorija-v-zhizneopisanijah-ee-glavnejshih-dejatelej/7 (поиск по странице слова "сгорел"). Тут в какой-то степени моя недоработка.
Как и в том, что я не разобрался в том, о каком именно Августе идет речь как об отце Морица Саксонского на с.222 в скобках - если речь о событиях 1740 г., то тогда отец его, польский король Август II, уже был в могиле лет семь, а королем был Август III, его сводный брат по отцу.
Кое-что в статье написано по моим исследованиям. Спорным является вещь о том, как же именно Елизавета относилась к Бирону. Сергей считает, что она испытывала к нему "иррациональное отвращение". Наверное, это авторское допущение, так как по источникам этого не прослеживается. Более того, по сообщениям иностранных дипломатов в Петербурге, Елизавета, придя к власти, вызвала Бирона в Петербург, даже поговаривали, что ему дадут какой-то гос.пост, но Бирон не доехал - навстречу ему приехал курьер и сказал, что надо бы вернуться в Ярославль и там ждать. Бирон и ждал до смерти императрицы в этом городе ведя, в общем-то сносную жизнь, хотя и вдалеке от высшего света. Я лично думаю, что Елизавета ценила Бирона, как ценила тех немногих лиц, которые вообще обращали на неё внимание при Анне Иоанновне, а Бирон действительно помогал опальной цесаревне. Хотела бы вернуть, отблагодарить, да тут на дыбы встали все остальные советники - "Бирона?! Вернуть?! Матушка, сама только что на престол, да ещё и Бирона вернуть?! Да нас всех за такое вслед за Леопольдовной пошлют, не надобно этого делать, пусть уж там сидит где на Волге за госсчет, но не надо марать новое царствование этим ненавистным всем именем".
Возражения вызывает и обширная сноска на с.227, о планах по обмену Курляндии полякам на Восточную Пруссию, которую еще необходимо было захватить, не говоря о том, чтобы удержать по итогам мирного конгресса.
Сергей Доля считает, что упоминание о Курляндии в списке целей в Семилетней войне - разовая акция, которая в дальнейшем русским двором не поднималась: "решительные мероприятия должны оставлять дальнейший след в архивах", а его нет. Но что там должно быть?
Курляндия действительно нигде не фигурирует у русских больше, но фигурирует и очень много Восточная Пруссия, то есть то, без чего Курляндия была немыслима. "Утром деньги - вечером стулья", сперва отнять у пруссаков, а далее - посмотрим. Но планы того, что австрийцы должны помогать русским на переговорах по поводу обмена Восточной Пруссии на что-то неназванное - были, они записаны в секретной статье русско-австрийского договора 1760 г.
Самое основное, что в 1757 г. Мария Терезия, заявив, что она-то, конечно, всей душой за русскую Курляндию, хотя земля эта, конечно, русской никогда не бывала, но надо бы до поры до времени скрыть такие намерения, ну, нехорошо, и что скажут французы, если узнают, а уж они узнают, это я вам даже гарантирую...
В принципе этого достаточно. Можно отметить, что французский госсекретарь герцог Шуазель как-то письменно в том же 1760 г. рассуждал о том, что захотят русские по итогам мира - и написал, что они хотят Курляндию. Можно дать, щедро решил француз с чужой землю задолго до Даладье и Мюнхена, не дадим - все равно возьмут сами. В крайнем случае пусть берут и Мемель, и пока им хватит.
Так что это был факт - Курляндия стояла по повестке дня у русских. Кстати, Август III тоже откуда-то узнал в 1757 г., что Курляндию русские планируют прибрать к рукам. Не, понятно, что он ничего не сказал, но вот просьба о том, что хорошо бы там в герцоги какого мово сыночка младшого посадить - шла именно от этого знания. Вы сынульку пристройте, и у меня лично вопросов нет, чей он будет вассал - русских государей или какого своего брата, а то и вообще невесть кого на польском престоле, мало ли что - а так - в Петербурге проследите же, чтобы ему и потомка его там хорошо жилось, да?
И это, то, что записано в том протоколе, действительно цели России в войне. Понятно, что они могли корректироваться, но в принципе и инструкция на мирный конгресс была составлена в том же духе. "А мы вот Восточную Пруссию хотим". Хотим мы ее, кстати, минимум с конца 1745 г., когда такую идею в разговоре с Елизаветой высказал фельдмаршал Пётр Ласси.
Далее трудно согласиться с тем, что среди 9 подписантов протокола реальный вес на внешнюю политику имели только канцлер и вице-канцлер. Почему-то отвергается кандидатура старшего брата канцлера Михаила Бестужева-Рюмина, на том основании, что он проводник, а не генератор идей, ибо посол.
Но позвольте, это вообще-то обер-гофмаршал, высший придворный чин, а посол в Париже он уже потом, со скуки от петербургской жизни. Кстати, генерировал он идеи в бытность в Париже в больших количествах, сгенерировал и идею, что "имеем право" на Курляндию и Пруссию, можно не сумлеваться, версальский пипл схавает, это точно. Вообще это Воронцов не был генератором, в силу слабости умственного двигателя, потому всегда спрашивал совета у Михаила БР, как матерого дипломата.
Самое основное - протоколы утверждались императорицей, самодержавной монархиней, для того, соббсно, конференция и созывалась, чтобы императрица имела согласованный всеми важными людьми план действий. А раз она сказала Быть по сему, прочитав слова в т.ч. и о Курляндии, то уже и не пикнешь.
Декларацию о Курляндии из текста конвенции с Австрией, конечно, убрали, но убрали после того, как Мария Терезия сказала, что я и так всё сделаю, но писать это не надо - слово монарха в то время это не хухры-мухры, если это не Фридрих II.
Петр Шувалов - да, авторитетный, но почему в международной политике его голос особой силы не имел? Имел, равную силу с голосом Алексея Бестужева и уж тем более "плачущего завоевателя" Воронцова - если ему удалось убедить императрицу, то всё, его голос становился уже голосом России.
Зондаж поляков проводить смысла не было до тех пор, пока не присоединена Восточная Пруссия. Да и вообще - Курляндия - это не польская Украина с Белоруссией, проблемы ожидаются только в отношении репутационного характера: "нам-то все равно, нам там нет, нам просто обидно будет, если отнимите, что люди скажут о нас". Ну а если по обмену, то и проблем никаких.
"Первое слово важнее второго", это так, особенно если второго слова так никто после первого и не сказал. Оно так и осталось единственным, и все это так и принимали, от Парижа до Вены и Варшавы, проект по присоединению Курляндии не умер, он отложен до закрепления Восточной Пруссии.
Интересен сюжет о Курляндском вопросе при Петре III. Справедливое о том, что по дипломатическим планам Петра нет источников - он не обсуждал их ни с кем из советников, это было его личное дело, в отличие от всех внутрироссийских дел, где он доверил решать дела самим русским. Внешняя политика была сферой императора, есть только его распоряжения на выходе, без объяснения и всего прочего.
Всецело одобрю постановку проблемы: "А зачем Петр устроил заваруху с обязательными первыми визитами (ранее, чем к нему самому) иностранных послов к своему дяде". Этот вопрос действительно не поднят в моей книге, он мне даже в голову не пришел, как не пришел он ни к кому из тех дипломатов, коих погнал к дяде Петр. Они этим тоже не интересовались. Подозреваю, мысля при этом: "Блажит. Идиот же. Мог и к собакам своим послать, так что еще повезло, что к этому прусскому генералу идти кланяться надо".
Сергей Доля высказывает идею, что, в связи с тем, что он решил дать Курляндию своему дяде, он таким образом поднимал его авторитет в Европе. Мысль законная, ничего против не скажу. Да, мог.
Аналогично автору считаю в своей книге, что смерть Елизаветы означала конец той эпохи, когда Россия вежливо, стараясь никого не толкать, усаживалась на европейском театре в первый ряд держав. При Екатерине путь к этому ряду прокладывали пинками по спинам всякой шушеры на галерке и демонстративным игнорированием остальных соседей по первым рядам, лишь перемигиваясь с теми из них, с кем уже обговорили всё в уборной ещё до первого звонка, но договорились на публике делать вид, что вообще пока незнакомы...
В целом, опять же скажу, что прочел выпуск с интересом, особенно последнюю дипломатическую часть, и одобряю то направление, которым теперь идёт автор.