A child's sense of privacy
Мурмилка кричит, что не хочет через два года брать такой же тест, как Пухтышкин. Мол ей сложно. Забыв, что нечего спорить сейчас (тест-то через два года!), я ей привожу в пример какую-то девочку, которая тоже сначала плакала по поводу математики, а потом поняла, что на самом деле там работы на раз-два в домашних заданиях, и все сделано.
"Мама, откуда ты знаешь про эту девочку?" спрашивает слушающий нас Пухтышкин, и по его тону я понимаю, что вопрос серьезный.
"Мне ее мама рассказала."
"А почему она тебе такое рассказала про эту девочку?" Я узнаю этот тон -- такой серьезно-немного-растерянный -- таким он говорит про важные ему вещи, но про которые он не уверен, как вообще про них говорить.
"Ну мы с той мамой разговаривали про то, как наши дети занимаются математикой, делились опытом. Ведь в этом нет ничего плохого, правда?"
"Да", -- соглашается он, но я вижу, что его все-таки что-то беспокоит.
"Что, малыш? Ты думаешь, такое не надо рассказывать?"
"Я бы не хотел, чтоб ты про нас такое рассказывала тем, кто не в нашей семье" -- все так же серьезно просит Пухтышкин, и я понимаю -- что вот она эта черта, когда ребенок уже ощущает и выражает свое чувство privacy, по отношению к своей информации.
"Я понимаю." отвечаю я, и ничего не обещаю, потому что сама еще не знаю, что это значит по отношению к тому, что я пишу в детском блоге и что я пишу здесь. С одной стороны, мне важно делиться -- чтоб знали бабушки и дедушки, или чтоб получать советы. С другой стороны -- это просьба важного и любимого мне человека, который должен иметь право сам контролировать распространяемую о нем информацию. Вот она, взрослость -- и мне надо ее уважать.
В конце концов, я так и не нахожу общей позиции, и решаю, что надо все еще обдумать. И только прошу разрешение на то, чтоб написать про этот наш разговор. Разрешение получено -- вот я и пишу.
А у вас как? Одобрили ли бы ваши дети то, что вы про них пишете или рассказываете? И где баланс искать? Это как с мужем, но с ним-то как раз у меня более-менее четкое представление о том, что он одобрит, а что -- нет. С детьми все почему-то кажется сложнее. И что они потом подумают про описания того, как они приучались к горшку? Умилятся? Рассердятся?
"Мама, откуда ты знаешь про эту девочку?" спрашивает слушающий нас Пухтышкин, и по его тону я понимаю, что вопрос серьезный.
"Мне ее мама рассказала."
"А почему она тебе такое рассказала про эту девочку?" Я узнаю этот тон -- такой серьезно-немного-растерянный -- таким он говорит про важные ему вещи, но про которые он не уверен, как вообще про них говорить.
"Ну мы с той мамой разговаривали про то, как наши дети занимаются математикой, делились опытом. Ведь в этом нет ничего плохого, правда?"
"Да", -- соглашается он, но я вижу, что его все-таки что-то беспокоит.
"Что, малыш? Ты думаешь, такое не надо рассказывать?"
"Я бы не хотел, чтоб ты про нас такое рассказывала тем, кто не в нашей семье" -- все так же серьезно просит Пухтышкин, и я понимаю -- что вот она эта черта, когда ребенок уже ощущает и выражает свое чувство privacy, по отношению к своей информации.
"Я понимаю." отвечаю я, и ничего не обещаю, потому что сама еще не знаю, что это значит по отношению к тому, что я пишу в детском блоге и что я пишу здесь. С одной стороны, мне важно делиться -- чтоб знали бабушки и дедушки, или чтоб получать советы. С другой стороны -- это просьба важного и любимого мне человека, который должен иметь право сам контролировать распространяемую о нем информацию. Вот она, взрослость -- и мне надо ее уважать.
В конце концов, я так и не нахожу общей позиции, и решаю, что надо все еще обдумать. И только прошу разрешение на то, чтоб написать про этот наш разговор. Разрешение получено -- вот я и пишу.
А у вас как? Одобрили ли бы ваши дети то, что вы про них пишете или рассказываете? И где баланс искать? Это как с мужем, но с ним-то как раз у меня более-менее четкое представление о том, что он одобрит, а что -- нет. С детьми все почему-то кажется сложнее. И что они потом подумают про описания того, как они приучались к горшку? Умилятся? Рассердятся?