Henry Contamine, « La Revanche, 1871-1914 », стр. 114-116
«Французы хотели прямого сотрудничества, но их наполеоновские проекты были чужды духу англичан, оставшихся верными памяти Веллингтона и малым операциям испанской войны, как если бы эти операции средних размеров не имели причиной своей эффективности огромную катастрофу, случившуюся в России. Мы увидим то же самое во времена Гитлера».
Немного из труда отца великого медиевиста, здесь о 1906-1911 гг.:
Со времен окончания Крымской войны французская дипломатия постоянно металась между двумя противоречащими друг другу темами: первой, касающийся сближения с Россией, и второй, об английской дружбе. И вот они соединились на какое-то время в 1907 году, когда в политический язык входит понятие Тройственного Союза.
[…]
Неоспоримо, что после преодоления революционного кризиса Петербург снова стал играть свою роль в европейском равновесии. Не против Германии, но лицом к лицу с ней. И против Вены, когда после 1908-1909 годов и аннексии Боснии-Герцеговины габсбургская империя нанесла рану славянству. Но в то же время вопрос о войне не стоял ни в русской столице, ни во французской, где Клемансо не демонстрировал ничего другого кроме холодности по отношению к «союзнику».
Таким образом, остались только ритуальные военные переговоры, но они не могли продвинуться достаточно далеко, так как штабное начальство из Зимнего Дворца не передавало нам с 1902 года никаких деталей по поводу возможной концентрации своих армий! Любому «кепи с дубовыми листьями», появлявшемуся на берегах Невы, повторяли, что русские силы могут пересечь границу Восточной Пруссии на 20-й день [после объявления] мобилизации, то есть через неделю после того, как по прогнозам современников, должна начаться битва в Лотарингии. Однако в Берлине полковник Пелле/Pellé открыл, разговаривая со своим русским коллегой, что давление с Востока не может стать эффективным раньше, чем по окончании 1-го месяца. Откуда и проистекало определенное волнение французского командования, желавшего большей согласованности усилий. Несмотря на свою медлительность, русские утверждали тем не менее, что они притянут на себя с самого начала четверть немецких сил. Вильсон/Wilson же говорил, что они не притянут, пожалуй, вообще ничего. Правда находилась между двумя этими крайностями. И в 1911 году большой знаток славянских особенностей полковник Жанан/Janin, будущий глава миссии в Сибири в 1919 году, и 2-е бюро, по-прежнему оценивая петербургские предсказания, как слишком оптимистические, тем не менее не уменьшали их до такого [минимального] уровня.
В это время то, что по-настоящему волнует наших военных и даже наше общественное мнение - это не перспективы русской мобилизации. Это факт того, что без консультации с нами наши союзники изменили географическое распределение своих активных сил, передислоцировав 2 армейских корпуса с Вислы на Волгу. Безусловно, представляется разумным приблизить эти соединения к тому населению, которое даст им резервистов, снова установить гарнизоны в регионе, находящемся к востоку от Москвы и который был лишён их с 1889 года, когда 2-я дивизия была переведена из Казани в Брест-Литовск. Но принять это решение без того, чтобы сказать о нем в Париже, и значительно увеличить силы в Азии - не является ли это показателем того, что Россия мало заботится о Франции в тот самый момент, когда встреча в Потсдаме показала сердечность отношений между Вильгельмом II и Николаем II?
Между тем, армия царя численно выросла. Снижение срока службы с 4-х до 3-х лет позволило влить в нее 460 000 призывников вместо 320 000, и это только 2/5 того, что может сделать империя с населением в 170 миллионов человек, из которых 136 живут в её европейской части. Количество дивизий увеличилось с 63 до 79; 60 из них расположены к западу от Урала в сравнение с 51 сразу после заключения союза.
Что в этих условиях будет представлять собой война на Востоке? Со своими 380 000 человек австро-венгерская армия является малочисленной для страны с населением в 51 миллион человек, на 12 миллионов больше, чем во Франции. Но ее артиллерия «Шкоды», ее пулеметы, ее оптика, ее светло-серая униформа делают ее современной силой. Затем, к 33 дивизиям [действующей армии] австрийский ландвер и гонвед, соединения уникального типа в Европе, добавляют 15 более сильных соединений, чем соединения «второго набора» других государств, в частности те резервные дивизии, которыми будет обладать Петербург через месяц. При условии обороны от сербов, выступление которых становится возможным, потому что именно у них война рискует теперь начаться, барон Конрад/Conrad начнет компанию в Галиции силами, превышающими силы противника. Отношение сил затем изменится, но какая разница, если Франция будет к этому времени побеждена? В реальности глава Имперского Генерального Штаба постарается ударить по Белграду с самого начала. В 1909 году он выделяет 10 дивизий для этой цели, несмотря на то что его берлинский коллега напоминает ему, что «второстепенный враг должен рассматриваться во вторую очередь». Ненависть побеждает стратегию.
Благодаря техническому прогрессу перевод можно надиктовывать, и так получается много быстрее!
Спокойной ночи всем хорошим людям, и неспокойной -- плохим.
Немного из труда отца великого медиевиста, здесь о 1906-1911 гг.:
Со времен окончания Крымской войны французская дипломатия постоянно металась между двумя противоречащими друг другу темами: первой, касающийся сближения с Россией, и второй, об английской дружбе. И вот они соединились на какое-то время в 1907 году, когда в политический язык входит понятие Тройственного Союза.
[…]
Неоспоримо, что после преодоления революционного кризиса Петербург снова стал играть свою роль в европейском равновесии. Не против Германии, но лицом к лицу с ней. И против Вены, когда после 1908-1909 годов и аннексии Боснии-Герцеговины габсбургская империя нанесла рану славянству. Но в то же время вопрос о войне не стоял ни в русской столице, ни во французской, где Клемансо не демонстрировал ничего другого кроме холодности по отношению к «союзнику».
Таким образом, остались только ритуальные военные переговоры, но они не могли продвинуться достаточно далеко, так как штабное начальство из Зимнего Дворца не передавало нам с 1902 года никаких деталей по поводу возможной концентрации своих армий! Любому «кепи с дубовыми листьями», появлявшемуся на берегах Невы, повторяли, что русские силы могут пересечь границу Восточной Пруссии на 20-й день [после объявления] мобилизации, то есть через неделю после того, как по прогнозам современников, должна начаться битва в Лотарингии. Однако в Берлине полковник Пелле/Pellé открыл, разговаривая со своим русским коллегой, что давление с Востока не может стать эффективным раньше, чем по окончании 1-го месяца. Откуда и проистекало определенное волнение французского командования, желавшего большей согласованности усилий. Несмотря на свою медлительность, русские утверждали тем не менее, что они притянут на себя с самого начала четверть немецких сил. Вильсон/Wilson же говорил, что они не притянут, пожалуй, вообще ничего. Правда находилась между двумя этими крайностями. И в 1911 году большой знаток славянских особенностей полковник Жанан/Janin, будущий глава миссии в Сибири в 1919 году, и 2-е бюро, по-прежнему оценивая петербургские предсказания, как слишком оптимистические, тем не менее не уменьшали их до такого [минимального] уровня.
В это время то, что по-настоящему волнует наших военных и даже наше общественное мнение - это не перспективы русской мобилизации. Это факт того, что без консультации с нами наши союзники изменили географическое распределение своих активных сил, передислоцировав 2 армейских корпуса с Вислы на Волгу. Безусловно, представляется разумным приблизить эти соединения к тому населению, которое даст им резервистов, снова установить гарнизоны в регионе, находящемся к востоку от Москвы и который был лишён их с 1889 года, когда 2-я дивизия была переведена из Казани в Брест-Литовск. Но принять это решение без того, чтобы сказать о нем в Париже, и значительно увеличить силы в Азии - не является ли это показателем того, что Россия мало заботится о Франции в тот самый момент, когда встреча в Потсдаме показала сердечность отношений между Вильгельмом II и Николаем II?
Между тем, армия царя численно выросла. Снижение срока службы с 4-х до 3-х лет позволило влить в нее 460 000 призывников вместо 320 000, и это только 2/5 того, что может сделать империя с населением в 170 миллионов человек, из которых 136 живут в её европейской части. Количество дивизий увеличилось с 63 до 79; 60 из них расположены к западу от Урала в сравнение с 51 сразу после заключения союза.
Что в этих условиях будет представлять собой война на Востоке? Со своими 380 000 человек австро-венгерская армия является малочисленной для страны с населением в 51 миллион человек, на 12 миллионов больше, чем во Франции. Но ее артиллерия «Шкоды», ее пулеметы, ее оптика, ее светло-серая униформа делают ее современной силой. Затем, к 33 дивизиям [действующей армии] австрийский ландвер и гонвед, соединения уникального типа в Европе, добавляют 15 более сильных соединений, чем соединения «второго набора» других государств, в частности те резервные дивизии, которыми будет обладать Петербург через месяц. При условии обороны от сербов, выступление которых становится возможным, потому что именно у них война рискует теперь начаться, барон Конрад/Conrad начнет компанию в Галиции силами, превышающими силы противника. Отношение сил затем изменится, но какая разница, если Франция будет к этому времени побеждена? В реальности глава Имперского Генерального Штаба постарается ударить по Белграду с самого начала. В 1909 году он выделяет 10 дивизий для этой цели, несмотря на то что его берлинский коллега напоминает ему, что «второстепенный враг должен рассматриваться во вторую очередь». Ненависть побеждает стратегию.
Благодаря техническому прогрессу перевод можно надиктовывать, и так получается много быстрее!
Спокойной ночи всем хорошим людям, и неспокойной -- плохим.