Цвет нации, самые признанные интеллектуалы страны, сотрудники Большого города, Ленты.ру и Эсквайра открыли образовательный портал. Чтобы необразованные пришли и открыли для себя миры. Сайт называется Арзамас. Естественно, иное отребье из интернета интересуется, причем здесь город Арзамас, и цвет нации хихикает. Но все-таки, почему Арзамас? Просветители, типа? Так там чуть не Александр-1 стоял во главе просвещения, а тут у нас декабристы.
Окей, первые четыре раздела, появившихся одновременно с открытием портала: Крым, цыгане, фальсификация истории России и Византии и английский театр 16-17 веков. Я как увидел, на стуле подпрыгнул.
Кстати о втором пункте: Галковский, помнится, писал, что Слово о полку Игореве и прочую муть скоро начнут развенчивать, потому что король-артуровская мифология России уже не по чину. Судя по последним известиям, остатки политкорректности в этом смысле со стороны Европы убрали, ну дак и вот. "Слово" на Арзамасе пока, правда, еще не трогают, развенчивают все остальное - но в защитниках "Слова" заведомый (ибо единственный) идиот Зализняк. Зато каков английский театр 16-17 веков! Это чудо, а не театр! А цыгане, боже, каковы цыгане!
Вспомнил встречу с недавно почившим Михаилом Успенским. Замогильным голосом классик сибирского юмористического фэнтези говорил: все наши "древние былины", сказки про кощеев и остальная пропповщина записаны по пьяни со слов бабки Кривополеновой в конце 19 века (я тогда решил, что он фамилию для смеха присочинил - нет, действительно Кривополенова). Зато! Боже мой, какие былины в Европе! Спору нет, наш народ дик, бесталанен и темен. Ни сочинить прилично, ни древности сохранить. Вот ирландцы, говорит, молодцы, они свое культурное богатство сохранили, у них Традиция и Будущее, а у нас - тьма, тлен, липовый, не вересковый мед. Я потом мучительно пытался понять, о каких древних ирландских былинах речь. Наверное, об Оссиане. Вертер-Успенский читает сагу вслух, за окном молнии и гром, тускло поблескивает ствол пистолета Лепаж.
Зашел на Арзамас сегодня. Прочитал, как "поэт Дмитрий Александрович Пригов" заменил в "Евгении Онегине" все эпитеты на "безумный" (якобы любимое Лермонтовым слово) и опубликовал. Все же я многого еще не знаю о постмодернизме. Говорю, что все знаю, машу рукой, а всякий раз что-то новое. Всякий раз хочется кого-то убить.
////
В связи с одной задумкой перечитываю Олешу. Вернее, изданные после смерти разрозненные записи под названием "Ни дня без строчки". Как ни странно, в 12 лет это была моя любимая книга. Последний раз читал, наверно, тогда же. Теперь понял, что, во-первых, все помню (книги, прочитанные на той неделе, например, совершенно не помню). Во-вторых, именно эта дремлющая память во мне определила мою эрудицию (частью до сего дня), литературные приоритеты, отношение к книгам, круг чтения и увлечений.
Вот занятный пассаж:
Когда, начитавшись Морозова, я с апломбом заявил критику Дмитрию Мирскому, что древнего мира не было, этот сын князя, изысканно вежливый человек, проживший долгое время в Лондоне, добряк, ударил меня тростью по спине.
- Вы говорите это мне, историку? Вы… вы…
Он побледнел, черная борода его ушла в рот. Все-таки перетянуть человека тростью…
- Да-да, Акрополь построили не греки, а крестоносцы! - кричал я. - Они нашли мрамор и…
Он зашагал от меня, не слушая, со своей бахромой на штанах и в беспорядочно надетой старой лондонской шляпе.
Мы с ним помирились за бутылкой вина и цыпленком, который так мастерски приготовляют в шашлычных, испекая его между двумя раскаленными кирпичами, и он объяснил мне, в чем мое, а значит, и Морозова, невежество. Я с ним согласился, что древний мир был, хотя многие прозрения шлиссельбуржца до сих пор мне светят.
Как бы там ни было, но то, что он создал свою систему отрицания древнего мира, гениально. Пусть сама система и невежественна, но сам факт ее создания, повторяю, гениален, если учесть то обстоятельство, что Морозов был посажен в крепость на двадцать пять лет, то есть лишен общения с миром по существу навсегда.
- Ах, вы меня лишили мира? Хорошо же! Вашего мира не было!
И обратная связь: вчера видел у кого-то описание эпизода "Волшебной горы" Манна (книгу не читал) в качестве примера того, что такое настоящая философия в литературе. Затем - в течение часа - открываю мемуар Олеши и вижу разбор этого же эпизода. Со мной такое частенько бывает. Вроде как спишь и просыпаешься от того, что хлопнула дверь, а перед этим видишь сон, сюжет которого выстроен именно так, чтобы в конце кто-то хлопнул дверью. Юнговская синхрония? Да, а разбудил тебя вошедший друг, за окном - солнце и роса, а только что тебе снился твой мертвый дед, зовущий за собой. Вот в страшном олешевском рассказе "Лиомпа" умирающий старик - тоже точь в точь мой дед, с бородой, согнувшийся пополам призрак.
Так вот, характерно, что волей обстоятельств ОЛеша в конце жизни вроде как освободился от литературы. Десятилетний запрет на публикации, сценарная поденщина - и чувство глубокой внутренней свободы. Можно всем говорить, что пишешь новый роман, а самому писать изредка о том, что хочется, и как хочется, в любой форме и ни для кого. Память. Рассказать себя. Назвать все вещи перед смертью и забрать их - как в "Лиомпе". СОбственно, осуществление литературы как философии. Затем надираться в цедээловском ресторане.
(кажется, не так давно в комментах спорил с кем-то, вроде бы ув. Незвановым, об "исписавшемся" Олеше - тут сложнее).