Я никогда толком не понимал
Лили Марлен. Только сейчас, когда несколько друзей вдруг поделились школьными историями и сам кое-что вспомнил, всё оказалось на своих местах: пара в фонарном полусвете и недовольные прохожие. Как они себе позволяют -- обжиматься, так, что даже тени сливаются! Ещё и возле казармы, никакого уважения к порядку. Вырядилась-накрасилась, прибежала по темноте.
Буквальные переводы на русский неудачны: в немецком фонарь женского рода; песня и о Марлен, и о её сестре-близнеце. Любовник на войне. В песне Эвридика, соляной столп и -- через возвращение во сне -- Пенелопа. Но всё это было бы слишком сложно и не стало народным. Главный мотив поэтому не разлука (и не верность в разлуке), а именно тайная, украденная страсть. Бродский в своем свободном перессказе, -- хотя по войне у него перебор, -- постарался это подчеркнуть в отличие от коллег. Только боюсь, прочитывается не очень отчетливо. Есть ли что круглей твоих колен, моя Лили Марлен.
Предрасположенность к круглым коленкам -- слишком индивидуально. Нужно что-то более общее: грудь. Губы, как в оригинале. И, конечно, не фонарь, который по-русски переосмысливается как второй, конкурирующий, половой уд. Должна быть калитка, какое-нибудь дерево -- береза или пожалуй, ива плакучая. А остаток, -- налетели ветры злые, малым-мало спалось, -- каждому русскому хорошо знаком и легко переводится.