Западные СМИ: Убийство Немцова совершалось по Достоевскому
Западные СМИ, окончательно разнуздавшие себя в связи со смертью Немцова, подарили нам новое откровение. Оказывается, путинская Россия - это воплощённая мечта главного «беса» из одноимённого романа Фёдора Достоевского - Петра Верховенского.
Это замечательное по своей абсурдности заявление сделало 28 февраля в статье «Борис Немцов - либерал-мученик» авторитетное британское издание The Economist.
«В современной России нет такой идеологической или репрессивной машины, которая могла бы сравниться с машиной 1930-х годов, - утверждает The Economist - Г-н Немцов не представлял собой серьезной угрозы режиму. Однако сегодня в России есть множество негодяев, о которых Достоевский писал в своих «Бесах», пророческом романе о нравственной деградации и политическом терроризме. «Но одно или два поколения разврата теперь необходимо, - объясняет главный провокатор романа Петр Верховенский, - разврата неслыханного, подленького, когда человек обращается в гадкую, трусливую, жестокую, себялюбивую мразь... вот чего нам надо! А тут ещё свеженькой кровушки подпустить, чтобы попривык»», - цитирует Достоевского британское издание.
Ему вторит французский политолог Сириль Бре, который 2 марта в интервью французскому изданию Atlantico заявляет: «В российской политической истории оппозиционные группы стали настолько радикальными, что активно обсуждали и зачастую оправдывали политическое убийство. Роман Достоевского «Бесы» как раз рассказывает о таком восхищении перед физическим устранением противника».
О мощной идеологической кампании Запада, запалом которой стало убийство Немцова, мы писали в статьях: «Западные СМИ: Убийство Немцова - начало Большого Террора» и «Скольких Немцовых убили в США?»
В приведенной выше цитате Запад иносказательно ставит знак равенства между Путиным и Петенькой Верховенским из «Бесов». Видимо, надо понимать, что Путин сознательно развращает население и превращает его в «трусливую, жестокую себялюбивую мразь». Параллельно он убивает неугодных не только с целью устранения политических конкурентов, но и для того, чтобы развращённое население стучало зубами от страха, что и его может постигнуть подобная участь (а такой страх, не встречая преград, неминуемо подчиняет развращённое существо), а с другой стороны, получало садистский кайф от лицезрения творимого насилия (что привязывает к «пахану» не менее сильно, чем страх).
Таким образом, The Economist рисует картину контроля через разврат, служащий террору, и через террор провоцирующий разврат. Этакий пир во время чумы.
Как мы понимаем, Запад, как всегда обвиняет нас в своих собственных прегрешениях. Ведь именно Запад создал потребительское общество и глобализировал его в масштабах всей планеты. Мы же только переняли у Запада это сладкий, но смертельный яд. Именно Запад разработал и внедрил, основываясь, безусловно на опыте фашистов и их тайных сетях, методы политического террора как эффективную практику перелома неугодных ему социально-политических процессов. Так было в Италии с Альдо Моро и «Красными бригадами», за вывеской которых действовала фашистская сеть Gladio. Так было с эскадронами смерти, развязавшими в Латинской Америке массовый террор против коммунистов и «красных» священников. Примеров масса, и каждый сам легко дополнит это ряд.
Запад обвиняя нас в своём собственном разврате, при этом непрестанно памятует о Ельцине как антитезе Путина. Ельцин - вот уж кто был Петенькой Верховенским для России! Ельцин сбросил современное здоровое советское общество в пучину разврата и регресса, а те кто его вёл, руководствовались тёмными прозрениями Достоевского. Неслучайно же великим писателем так интересовался Михаил Бахтин. Который сумел разработать полноценную систему растления - от философии до технологической реализации. А следом был найден и символ этого растления - ЕБН, который словно бы опутал липкой паутиной греха российский народ, в оцепенении взиравшего на своего вожделенного мучителя.
Однако, давайте вспомним, кому говорит Верховенский те слова, которые приводит The Economist.
Пётр Верховенский идёт по лужам и грязи, догоняя Николая Ставрогина, которого в романе автор называет принцем Гарри (аллюзия на «Генриха IV» Шекспира), на которого у него есть свои зловещие расчёты. Часть из них он раскрывает в беседе со Ставрогиным, происходящей тут же на улице (отрывок из этого разговора и приводит английское издание).
- Мы уморим желание: мы пустим пьянство, сплетни, донос; мы пустим неслыханный разврат; мы всякого гения потушим в младенчестве, - говорит Верховенский, - Все к одному знаменателю, полное равенство. <...> Необходимо лишь необходимое, вот девиз земного шара отселе. Но нужна и судорога; об этом позаботимся мы, правители. У рабов должны быть правители. Полное послушание, полная безличность, но раз в тридцать лет Шигалев [один из персонажей романа, социалист-утопист] пускает и судорогу, и все вдруг начинают поедать друг друга, до известной черты, единственно чтобы не было скучно. Скука есть ощущение аристократическое; в Шигалевщине не будет желаний. Желание и страдание для нас, а для рабов Шигалевщина.
Как мы видим Верховенский тут достаточно подробно описывает проект расчеловечивания, включающий в себя единство разврата, бесчестия и террора. Не это ли опробует, пока лишь локально, Запад в военных и прочих конфликтах последних 20 лет? Не это ли мы ощутили на собственной шкуре при развале Советского Союза и последовавшего за ним лихолетья 90-х? Обратим внимание на тонкое чутьё Достоевского на деструктивные источники в душе человека: «Скука есть ощущение аристократическое; в Шигалевщине не будет желаний», - говорит автор устами своего героя задолго не только до нацистов, до даже и до Ницше, потом повторившие эти его слова. Русский философ Лев Шестов утверждал даже, что: «Ницше и Достоевский без преувеличения могут быть названы братьями, даже братьями близнецами», - и пояснял: «многое, что было темно в Достоевском, разъясняется сочинениями Ницше».
Однако, вернёмся к апологии деструкции Верховенского:
- Мы провозгласим разрушение... почему, почему, опять-таки, эта идейка так обаятельна! Но надо, надо косточки поразмять. Мы пустим пожары... Мы пустим легенды... Ну-с, и начнется смута! Раскачка такая пойдет, какой еще мир не видал... Затуманится Русь, заплачет земля по старым богам...
Когда затуманилась после Первой мировой войны оскорблённая, изнасилованная Германия, Розенберг и компания утолили жажду германского народа по старым богам. Тогда это было названо «Мифом XX века» - чудовищным оружием нацизма против гуманизма, ответ на который решился дать только Томас Манн, переосмыслив миф в гуманистическом ключе в романе «Иосиф и его братья».
Воспев разрушение и разврат, Верховенский переходит к сути своего замысла:
- Ну-с, тут-то мы и пустим... Кого?
- Кого?
- Ивана-царевича.
- Кого-о?
- Ивана-царевича; вас, вас!
- Ставрогин подумал с минуту.
- Самозванца? -- вдруг спросил он, в глубоком удивлении смотря на исступленного. -- Э! так вот наконец ваш план.
- Мы скажем, что он "скрывается", - тихо, каким-то любовным шепотом проговорил Верховенский, в самом деле как будто пьяный. - Знаете ли вы, что значит это словцо: "он скрывается"? Но он явится, явится. Мы пустим легенду получше чем у скопцов. Он есть, но никто не видал его. О, какую легенду можно пустить! А главное - новая сила идет. А ее-то и надо, по ней-то и плачут. Ну, что в социализме: старые силы разрушил, а новых не внес. А тут сила, да еще какая, неслыханная! Нам ведь только на раз рычаг, чтобы землю поднять. Все подымется!
Становится ясно, что Верховенский жаждет смуты ради смуты. Однако, не это главное. Верховенскому зачем-то очень нужен Ставрогин. Он понимает, что в нём есть какая-то сила, которой нет у него самого. И он алчет этой силы, хочет заполучить её опутав Ставрогина по рукам и ногам, и - направить эту огромную силу на тотальную деструкцию.
Выскажем, возможно, парадоксальную мысль. А что если Запад не сомневаясь в грядущей в России смуте боится того её варианта, когда у власти окажется такой Николай Ставрогин, заклинающий хаос, повелевающий им? Конечно, Ставрогин не способен превратить хаос в порядок, но он способен его оседлать, стать во главе. А это-то и страшно для Запада, сделавшего ставку на Хаос. В возможности превратиться в такого Ставрогина Запад подозревает Путина. Подозревает и отчаянно боится.
В заключение отметим, что Путин в роли Господина Хаоса (мы вовсе не утверждаем, что Путин обязательно им станет, мы лишь рассматриваем это как возможность) ни в коем разе не может стать благом для России: Ставрогин запрограммирован на разрушение и саморазрушение. В романе «Бесы» он стоит в центре всех перепетий, он является духовным отцом всех явленных в произведении бесов. И они подчиняются ему: и смурной пьяница капитан Лебядкин, и нигилист, дошедший «своим умом» до самоубийства, Кириллов, и даже главный террорист Пётр Верховенский трепещет перед ним, несмотря на все козни. Однако в Ставрогине нет никакого созидательного побуждения, в чём он и признаётся в письме к Даше - ещё одной жертве его страстей. После он запирается в доме и кончает с собой - в полном рассудке - повесившись.
Влекомое демонстрируемой силой патриотическое сообщество России не должно впасть в соблазн поклониться силе Хаоса. Это будет роковая ошибка, которая закончится для России и мира полной гибелью.
Анализ последствий смерти Немцова смотрите в передаче «Смысл Игры 80» Сергея Кургиняна.
Click to view