Случайность и фактичность для-себя-бытия
Итак для-себя-бытие, как мы увидели, оказывается усилием преодоления своей случайности, которая уже у Хайдеггера служит мотивом перехода от неадекватного существования к существованию адекватному.
Сартр берет на вооружение эту исходную случайность человеческой реальности (понятой как пол, раса, национальность, телесные качества и т.п.) и обнажает первоначальный конфликт между необоснованностью и случайностью для-себя-бытия с одной стороны, и полной ответственностью и обусловленностью - с другой. «Сознание не может ни придавать себе бытие, ни тем более получать его от других», - отмечает Сартр. Впрочем, сознание всегда действует так, как будто оно является причиной самого себя, и за каждый свой поступок человек всегда несет ответственность.
Этот неразрешённый парадокс, эту связующую нить между детерминизмом, сопутствующим в-себе-бытию и свободой для-себя-бытия Сартр предлагает называть фактичностью для-себя (la facticité du pour-soi). Сартровская фактичность реализуется в неуловимой случайности, которая преследует для-себя, отнимая у него поле безграничных возможностей.
Свобода человека всегда окрашена обстоятельствами как свобода перемещения всегда ограничена допустимыми путями сообщения. Через осознание своей случайности для-себя сталкивается со своей фактичностью, выраженной в форме тревоги. Этот хайдеггеровский «психологизм» не только подхватывается, но и развивается Сартром в бесчисленных вариациях, еще раз выявляя присущую ему позицию, близкую скорее к искусству, чем к науке.
Тревога, охватывающая человеческую реальность, заставляет её почувствовать свою беспричинность и избыточность (de trop). Впрочем, чтобы отвратить возможные обвинения Сартра в декадентстве, приведём очень похожее рассуждение Хайдеггера о ничтожности присутствия, проявляющейся ввиду его брошенности и принципиальной невозможности, будучи собственным основанием, владеть собственным бытием. Хайдеггер утверждает, что «...экзистенциальная ничтожность никоим образом не имеет характера привации, изъятия в сравнении с выявленным и не достигаемым в присутствии, но бытие этого сущего до всего, что оно способно набросать и большей частью достигает, как набросок уже ничтожно.»
Судя по явной перекличке в позициях Хайдеггера и Сартра по этому вопросу, Сартр бы согласился с тем, что его для-себя-бытие является излишним уже по своей структуре и не отсылает к какой-то идеальной ситуации, где оно могло бы быть основанием собственного бытия.
Сартр берет на вооружение эту исходную случайность человеческой реальности (понятой как пол, раса, национальность, телесные качества и т.п.) и обнажает первоначальный конфликт между необоснованностью и случайностью для-себя-бытия с одной стороны, и полной ответственностью и обусловленностью - с другой. «Сознание не может ни придавать себе бытие, ни тем более получать его от других», - отмечает Сартр. Впрочем, сознание всегда действует так, как будто оно является причиной самого себя, и за каждый свой поступок человек всегда несет ответственность.
Этот неразрешённый парадокс, эту связующую нить между детерминизмом, сопутствующим в-себе-бытию и свободой для-себя-бытия Сартр предлагает называть фактичностью для-себя (la facticité du pour-soi). Сартровская фактичность реализуется в неуловимой случайности, которая преследует для-себя, отнимая у него поле безграничных возможностей.
Свобода человека всегда окрашена обстоятельствами как свобода перемещения всегда ограничена допустимыми путями сообщения. Через осознание своей случайности для-себя сталкивается со своей фактичностью, выраженной в форме тревоги. Этот хайдеггеровский «психологизм» не только подхватывается, но и развивается Сартром в бесчисленных вариациях, еще раз выявляя присущую ему позицию, близкую скорее к искусству, чем к науке.
Тревога, охватывающая человеческую реальность, заставляет её почувствовать свою беспричинность и избыточность (de trop). Впрочем, чтобы отвратить возможные обвинения Сартра в декадентстве, приведём очень похожее рассуждение Хайдеггера о ничтожности присутствия, проявляющейся ввиду его брошенности и принципиальной невозможности, будучи собственным основанием, владеть собственным бытием. Хайдеггер утверждает, что «...экзистенциальная ничтожность никоим образом не имеет характера привации, изъятия в сравнении с выявленным и не достигаемым в присутствии, но бытие этого сущего до всего, что оно способно набросать и большей частью достигает, как набросок уже ничтожно.»
Судя по явной перекличке в позициях Хайдеггера и Сартра по этому вопросу, Сартр бы согласился с тем, что его для-себя-бытие является излишним уже по своей структуре и не отсылает к какой-то идеальной ситуации, где оно могло бы быть основанием собственного бытия.