Субъективность понятия свободы
После краткого выпадения в связи с терактом в Домодедово возвращаюсь к рефлексии над проблемой свободы.
До сих пор я разрабатывал эту тему в одной плоскости - в противопоставлении свободы воли и необходимости. Фактически, это диалог между детерминизмом и индетерминизмом. В каждой из взятых мною философских традиций вопрос сводится к тому, является ли развертывание действительности полностью описанным и предрешенным какими-то первопринципами, будь то законы природы, божественная воля или структурирующее свойство абсолютной реальности. Или, может быть, фактор случайности как воплощение хаоса всегда присутствует в этом разворачивании и ни в коем случае не может быть полностью исключен.
До сих пор я рассматривал решения этого вопроса античными материалистами и христианскими теологами. И те и другие, несмотря на радикальное различие оснований, приходят к одному и тому же противопоставлению, которое у первых выливается в спор о необходимости и случайности в движении атомов, а у вторых - в противопоставление автономии человеческой воли божественному предопределению. К. Маркс заметил в своей диссертации, что вопрос и у Демокрита с Эпикуром ведется de facto об автономии личности, так что вполне соответствует духу теологической дискуссии.
Желая продолжить рассмотрение этой темы в немецком идеализме и французской философии XX века, я временно остановился на точке зрения Спинозы, согласно которой мир полностью детерминирован, однако ни один индивид не способен познать божественный промысел в полной мере, и потому для человека фактор случайности неизбежен.
Однако кантианская трактовка времени и пространства заставила меня перенести этот вопрос в другую плоскость. Имеется в виду кантианское понимание субъективности времени и пространства, отсутствие таких понятий вне человеческого сознания.
Ведь описанные рассуждения о свободе принимают ее как независимую характеристику. Благодаря диалектике детерминизма и индетерминизма свобода получает почти онтологический статус. Спор ведется о том есть ли вообще свобода или ее нет. Удивительно, но такой поход продолжают развивать даже структуралисты и постструктуралисты. Несмотря на господство теории относительности во многих областях современной науки (философия - не исключение), вопрос о детерминизме остается достаточно острым. Заметим, что именно этот вопрос стал яблоком раздора между квантовыми механиками Эйнштейна и Борна.
Однако почему бы не рассматривать свободу в духе кантовского времени и пространства. В конце концов, понятие свободы выдумано человеком и вне человеческого сознания не имеет смысла. Здесь важно рассмотреть не только то, откуда взялось это понятие, но и какими смыслами оно наполнено.
На мой взгляд, понятие свободы это в немалой степени - психологическая категория. Она соответствует определенной разновидности самоощущения. Может быть даже стоит говорить о чувстве свободы в человеке. Кстати, у того же Канта свобода является одной из ключевых категорий. Однако в его понимании свобода - это то, что делает человека человеком, подчиняя его трансцендентальной необходимости. Однако здесь я склонен брать саму личность Канта, особенности его характера и образа жизни. Судя по всему, Кант видел в предельном педантизме, совершенной пунктуальности и абсолютной точности, наполнявшими его жизнь источник собственной свободы, вернее он связывал собственное чувство свободы с подчинением только своей воле, и подчинение безусловное.
Вообще отношение различных мыслителей к понятию свободы нередко может быть понято через особенности их характера. Свобода во многих системах воспринимается как снятие неполноты существования, разного рода порочных циклов. Христианин видит свободу в Царстве Божьем, социалист - в классовом равенстве, сциентист - в прогрессе науки, анархист - в упразднении тирании власти, буддист - в выхода из круга перерождений. Каждый из них тяготится той системой отношений, в которую включен, и находит особое удовольствие в преодолении своего подчиненного состояния. Я считаю, что понятие свободы - это в первую очередь следствие фрустрации, которую человек испытывает, осознавая свою чужеродность имеющемуся положению вещей и, вместе с тем, способность ее преодолеть. Сознание фрустрированного человека пытается выбраться из неблагоприятных обстоятельств и, при условии достаточной развитости его фантазии и способности к абстрактному мышлению, начинает моделировать условия, исключающие источники фрустрации. Так порою создаются утопии, которые представляют из себя своего рода опиум для человеческой души. Между прочим, коммунистический ярлык религии как “опиума для народа” весьма остроумен. Однако с тем же успехом и саму идею коммунизма можно счесть тем же опиумом, только с другой плантации.
Принятие той или иной точки зрения в вопросе свободы воли, на мой взгляд, обусловлено не только конкретным ее истолкованием, но и субъективным отношением. Например, для Демокрита всецелая обусловленность означает принципиальную возможность познания. Она вовсе не ограничивает его, а напротив, открывает широкие возможности. Ведь отсутствие такой необходимости означает наличие некой области непознаваемого, т.е. неподвластного. В то же время, такая детерминированность приносит в душу спокойствие подобное тому, что испытывает ребенок под защитой отеческого крова и отеческих законов. Детерминизм - это бальзам на душу всем, жаждущим стабильности и размеренности. Для них он представляется отнюдь не метафизическими оковами, а необходимым условием развития.
В противовес этой точке зрения, индетерминизм, господство автономии воли открывает пространство поэзии. Случай привносит в жизнь остроту, наполняет ее трагедией и юмором. Свобода воли - это концепция, дающая человеку упоение своей противоречивой природой. Она изначально предполагает большую долю ответственности, и лежит в основе либеральной идеологии. Такой образ мысли выбирают в основном те, кто, как было сказано выше, тяготится системой отношений, в которую им приходится быть включенными. До таких радикальных концепций как “Свобода ради свободы” доходят немногие. В основном свобода - это принцип точечного преодоления.
На самом деле преодоление - это действие порожденное лексиконом свободы. Два человека могут делать одно и то же действие, например решать математическую задачу. Только первый будет находить ответ, а другой преодолевать сопротивление (предмета и/или собственной ограниченности). Результат, в случае успешного решения, будет одним и тем же. Однако на субъективном плане оба индивида осуществили в процессе его достижения разные действия. Один исследовал (perfectum) конкретную реализованность предположенности, а другой преодолел нерешенность данности. Как видно, это два принципиально разных подхода.
Вообще понятие свободы более характерно для европейской культуры с ее особым субъект-объектным подходом. Несмотря на наличие в индийской традиции идеи мокши - освобождения из цикла рождений/смертей, свобода в европейском понимании совершенно уникальна. Ни одна из восточных традиций не рассматривает индивид как ничто, противопоставляемое миру, могущее быть от него независимым. Даже та же мокша, это не свобода в западном понимании, так как в ее рамках наличествует не абстрагирование (от лат. abstraho - исключать, уводить, отделять), а нирвана (от санскр. निर्वाण - “угасание”). Однако это уже тема целого исследования.
Кстати, необходимо вообще серьезно изучить вопрос появления понятия свободы и его генезиса. Причем, как я уже сказал, не стоит ограничиваться анализом значений самого термина и контекстов его употребления. Нужно изучать также и личность авторов этих текстов и искать скрытое значение этого понятия для них самих.
Например, я сознаю, что сам двояким образом отношусь к этому вопросу. С одной стороны, я выбрал тему свободы совершенно самостоятельно. Таким образом, ее разработка мною, это как раз иллюстрация так называемой свободы воли. Читая и размышляя о свободе я хорошо понимаю почему она выбрана Кантом в качестве основного регламентирующего принципа личности.
Но в то же самое время я не могу отделаться от противоположного ощущения. Дело в том, что фатализм давно уже интегрирован в мой характер. Мне свойственно переживание будущего как еще не свершившегося прошлого. Не раз я подходил к тому или иному делу как к тому, что “уже свершилось”, и требует только осмысленного воплощения. Поэтому мне было важно не столько сделать нечто, сколько осознать то, чтО мне предрешено (без патетического оттенка) сделать. В этом для меня заключается смысл любого творчества. Таким образом я воспринимаю свою разработку темы свободы как своего рода “воспоминание будущего”, т.е. я полностью обусловлен этой работой как уже произошедшей. По-моему, это как раз классический детерминизм.
Тема свободы для меня самого служит предметом диалога двух принципиально разных позиций - своего рода концептуальных каркасов.