Записи на весле- 13
Началась обратная дорога опять с штиля. Мы решили, что пришла пора опробовать в деле наш “Салют”; в этот момент мы уже вышли за мост через Камышинку, и когда мотор наотрез отказался заводиться, нам пришлось подойти к берегу, исключительно негостеприимному в этом месте из-за большого количества бетонных блоков, беспорядочно набросанных на дне.
К нам подошла и “Кукла”, и пока двое удерживали лодки, стоя по пояс в зеленой от невообразимого количества планктона воде, Павел и Виктор пытались оживить мотор. В конце концов им это удалось, и на моторе мы добрались до середины разлива под Ураковским бугром. Тут за Волгой появились тучи, начал раздуваться ветер, и, предвидя возможный шквал, мы заглушили мотор и отцепили буксир, на котором тащили “Куклу”. На “Кукле” быстро поставили паруса - те, что были подняты при слабом утреннем ветре, т.е. полный грот и геную, а мы замешкались, т.к. для удобства езды под мотором вообще убрали стаксель. И не успели мы еще его прицепить к штагу, как “Кукла”, находившаяся метров на 100 к ветру, оказалась лежащей парусами на воде; в следующий момент на ней был отдан стаксель-фал, и генуя оказалась за бортом, но яхта при этом выпрямилась; наблюдать дальнейшие приключения с упущенным стакселем на “Кукле” нам уже было некогда, так как шквал дошел и до нас. Все это продолжалось каких-то двадцать минут, за которые мы успели добраться непосредственно до Ураковского бугра, после чего наступил полный штиль. Мотор заводиться не пожелал, течение начало оттаскивать нас назад, и мы решили бросить якоря. Стоянка с обедом продолжалась почти до семи вечера, когда вместе с низовым ветром к нам подошел весь флот “больших”, вышедших на этап до Даниловки. Мы тоже подняли паруса и постепенно оказались в гуще гонки. Наступила ночь, а с ней вернулся штиль. Звезд и луны практически не было видно за тучами, и по спокойной воде далеко разносились звуки потревоженных при переносе паруса блоков, скрип рулей, команды рулевых невидимых яхт, пытающихся сдвинуться с места. Периодически налетали микро-шквалики, и тогда отдельные поймавшие их яхты как бы срывались с места, пугая остальных своими внезапными появлениями в непосредственной близости от борта. Некоторое время нам и “Кукле” удавалось держаться рядом, поддерживая связь по рации, но потом питание раций кончилось, и при очередном шквалике наши пути разошлись. Как мы выяснили уже в Саратове, “Кукла” ушла на ночевку в Нижнюю Добринку. Юмор ситуации заключался в том, что мотор остался у нас, а основной запас бензина (канистра) - на “Кукле”, у нас же его было литра три-четыре.
Мы продолжали пытаться двигаться; Павел лег отдохнуть, а я нес вахту, борясь со штилем, комарами и течением. Под утро задул довольно свежий бейдевинд, и к шести утра мы оказались на подходе к повороту у Бутковского рынка. Памятуя о сложности прохода Бутковки в слабый бейдевинд, я стал прижиматься к берегу. Все ощущения после бессонной ночи и суток пребывания на воде были притуплены, и я сначала никак не среагировал на баржу, показавшуюся на встречном курсе из-за поворота берега. Когда спустя некоторое время я обнаружил, что она приближается и нос направлен точно на меня, я опять-таки не очень обеспокоился, так как я двигался к берегу, а ей по логике расположения буёв там было делать нечего. И только когда до баржи оставалось метров двести, а нос её всё также смотрел на нас, я понял, в какой опасности мы находимся. К счастью, ветер продолжал дуть, хотя и не сильно, и быстро увалив до полного бакштага, я сумел вовремя убраться с курса баржи; её ржавый борт прошел метрах в пятнадцати от нас, когда из каюты вылез ничего не подозревавший Павел, разбуженный поднятым мной при маневрах шумом. По-моему, он так и не вник в пикантность ситуации, и мы продолжили наш маршрут. Ветер начал раздуваться, и когда где-то около девяти утра мы зашли в Байдаков овраг, чтобы позавтракать и передохнуть, он уже достигал как минимум пяти баллов. Вспомнив наш опыт 1989 года, когда пришлось двое суток пережидать шторм в Байдачке, мы решили отменить остановку и двигаться дальше. Выработавшаяся за последние двое суток привычка ехать в бейдевинд, скоротечность перемены ветровой обстановки и замутненные от недосыпа головы привели к тому, что минут пятнадцать после выхода из бухты мы упорно “резались” левым галсом, держа курс на Иловатку, пока не сообразили, что можем спокойно идти в полный бейдевинд прямо туда, куда нам надо - в Сухую Осинку.
Дальнейшие несколько часов были приятным отдыхом для души после стольких дней штиля - свежий ветер гнал нас вперед, не создавая в то же время особых трудностей в управлении, так что я отправился отдыхать, оставив на руле Павла. Праздник езды продолжался часа три-четыре, но затем ветер стал стихать и заходить. В результате, пытаясь не потерять скорость, мы оказались существенно ниже Сухой Осинки. Ветер стих, течение несло нас назад, чтобы выбраться из этого положения, мы потратили не меньше двух часов; пришлось заменить лавировочный стаксель на геную, и только после этого мы начали двигаться вперед. Придя в Осинку, мы разделили обязанности: Паша занялся мотором, а я - приготовлением еды. Задачу ремонта мотора была решена успешно - после того, как из мотора вынули очередную порцию лишних деталей, он стал заводиться с пол-оборота. Меня же постигла большая неприятность - из-за сильного ветра, вновь поднявшегося после нашего прихода в бухту, в отваренной вермишели оказалось немалое количество песка; вермишель была с тушенкой, есть хотелось сильно, и мы ее съели - в буквальном смысле слова “скрипя зубами”. Впрочем, неприятности, доставленные этим ветром нам, ничто по сравнению с тем, что получили наши попутчики.
Пока мы стояли в Осинке, “Кукла” и присоединившееся к ним в Добринке “Око” , выйдя рано утром, оказались напротив Большого Мелового оврага. Тут-то и налетел шквал, под который первым попало “Око”. Яхту положило парусами на воду, а затем потащило на берег. На “Кукле” успели смайнать всю парусину, и лодка понеслась под одним рангоутом так, словно на ней завели мотор. Таким образом они и вошли в Меловой, изрядно напугав стоявших на дороге рыбаков на “резинках”, так и не понявших, каким образом яхта без парусов и мотора так быстро на них наехала. Хуже пришлось “Оку” - берег оказался глинистым, топким, отойти от него при сильном навальном ветре им так и не удалось - пришлось тащить лодку вдоль берега на руках до входа в бухту.
Мы же благополучно провели время за ремонтом и обедом в Осинке, а когда снова вышли из бухта (около четырех пополудни), ветер был более умеренным, но достаточно свежим, так как что к темноте мы уже прошли более половины дороги до Ахмата. Ночью вновь наступил штиль, и снова мы распределили обязанности по образцу прошло ночи - я остался на вахте, а Захаров лег спать. Под утро с левого берега начали собираться тучи, я завел мотор и выбрался поближе к левому берегу, так что когда ветер задул, мы резво полетели к Ахмату в полветра. Подходя к Ахмату, мы обнаружили на галечной косе километром ниже бухты “Этюд” - ребята как вышли под мотором из Камышина вскоре после нас, так и шли почти двое суток без остановок. Мы благополучно добрались до Ахмата, встали на стоянку и успели натянуть тент над кокпитом, после чего разразился ливень. В результате из Ахмата мы вышли уже во второй половине дня. К вечеру мы и “Этюд” подошли к Квасниковскому яру. Весь путь проходил в лавировку против довольно неприятной волны, и мы решили остановиться на ночевку между островами на правой стороне судового хода, напротив Квасниковского яра. В тот момент, когда мы полезли в острова, “Этюд” был чуть позади нас. Ребята, видимо, решили, что мы знаем короткий путь через этот архипелаг, и смело ринулись за нами в лабиринт узких проходов между островами и полями водорослей. Когда же они обнаружили, что мы просто ищем место для стоянки на ночь, им уже ничего не оставалось, как пробираться между островами дальше, так как они решительно хотели быстрее добраться до Саратова.
На следующий день мы крайне оригинально прошли под ж/д-мостом. Слабый попутный ветер не располагал бороться с течением на середине судового хода, и мы направились в крайний пролет. Я сидел на руле, а Захаров решил побриться в честь “возвращения в Саратов”. Делал он это, сидя на корточках на крышке кормового рундука, лицом назад. Внезапно яхта словно бы во что-то уперлась, Павел с грохотом рухнул спиной вперед в кокпит; я поднял глаза вверх и обомлел - топ мачты упёрся в ферму моста, а надутые паруса толкали яхту вперед; пытаться сделать поворот было бессмысленно, и мы просто дружно вывесились за борт, стараясь как можно сильнее накренить яхту. Таким оригинальным образом - вися за бортом на вантах - мы оказались выше моста.
Пройдя ж/д-мост, мы были вынуждены уворачиваться от какого-то теплохода при попытке уйти из ветровой тени правобережной горы. Когда же мы оказались на левой кромке судового хода чуть ниже Сазанки, ветер вообще стих.
Мы переночевали в островах, рано утром добрались до ж/д-моста, прошли его, но затем ветер опять скис. Последний рывок мы совершили на моторе, слив в него остатки бензина из примусов.
Приключения других наших лодок тоже не кончились шквалом у Мелового оврага. На выходе из Ахмата история со шквалом повторилась, и вновь досталось “Оку”. Пытаясь удержать яхту от брочинга, капитан сломал петли, крепящие коробку руля к баллеру, и им со Славой пришлось снова зайти в Ахмат (управляя яхтой с помощью весла) чтобы хоть как-то починить руль..
Им тоже пришлось заночевать напротив Саратова (на Казачьем), а поутру они нашли себе добрых людей, отбуксировавших их до базы за бутылку “огненной воды” - очередной раз подтвердилась мудрость нашей традиции оставлять запас этой волшебной жидкости до прихода на базу.
К нам подошла и “Кукла”, и пока двое удерживали лодки, стоя по пояс в зеленой от невообразимого количества планктона воде, Павел и Виктор пытались оживить мотор. В конце концов им это удалось, и на моторе мы добрались до середины разлива под Ураковским бугром. Тут за Волгой появились тучи, начал раздуваться ветер, и, предвидя возможный шквал, мы заглушили мотор и отцепили буксир, на котором тащили “Куклу”. На “Кукле” быстро поставили паруса - те, что были подняты при слабом утреннем ветре, т.е. полный грот и геную, а мы замешкались, т.к. для удобства езды под мотором вообще убрали стаксель. И не успели мы еще его прицепить к штагу, как “Кукла”, находившаяся метров на 100 к ветру, оказалась лежащей парусами на воде; в следующий момент на ней был отдан стаксель-фал, и генуя оказалась за бортом, но яхта при этом выпрямилась; наблюдать дальнейшие приключения с упущенным стакселем на “Кукле” нам уже было некогда, так как шквал дошел и до нас. Все это продолжалось каких-то двадцать минут, за которые мы успели добраться непосредственно до Ураковского бугра, после чего наступил полный штиль. Мотор заводиться не пожелал, течение начало оттаскивать нас назад, и мы решили бросить якоря. Стоянка с обедом продолжалась почти до семи вечера, когда вместе с низовым ветром к нам подошел весь флот “больших”, вышедших на этап до Даниловки. Мы тоже подняли паруса и постепенно оказались в гуще гонки. Наступила ночь, а с ней вернулся штиль. Звезд и луны практически не было видно за тучами, и по спокойной воде далеко разносились звуки потревоженных при переносе паруса блоков, скрип рулей, команды рулевых невидимых яхт, пытающихся сдвинуться с места. Периодически налетали микро-шквалики, и тогда отдельные поймавшие их яхты как бы срывались с места, пугая остальных своими внезапными появлениями в непосредственной близости от борта. Некоторое время нам и “Кукле” удавалось держаться рядом, поддерживая связь по рации, но потом питание раций кончилось, и при очередном шквалике наши пути разошлись. Как мы выяснили уже в Саратове, “Кукла” ушла на ночевку в Нижнюю Добринку. Юмор ситуации заключался в том, что мотор остался у нас, а основной запас бензина (канистра) - на “Кукле”, у нас же его было литра три-четыре.
Мы продолжали пытаться двигаться; Павел лег отдохнуть, а я нес вахту, борясь со штилем, комарами и течением. Под утро задул довольно свежий бейдевинд, и к шести утра мы оказались на подходе к повороту у Бутковского рынка. Памятуя о сложности прохода Бутковки в слабый бейдевинд, я стал прижиматься к берегу. Все ощущения после бессонной ночи и суток пребывания на воде были притуплены, и я сначала никак не среагировал на баржу, показавшуюся на встречном курсе из-за поворота берега. Когда спустя некоторое время я обнаружил, что она приближается и нос направлен точно на меня, я опять-таки не очень обеспокоился, так как я двигался к берегу, а ей по логике расположения буёв там было делать нечего. И только когда до баржи оставалось метров двести, а нос её всё также смотрел на нас, я понял, в какой опасности мы находимся. К счастью, ветер продолжал дуть, хотя и не сильно, и быстро увалив до полного бакштага, я сумел вовремя убраться с курса баржи; её ржавый борт прошел метрах в пятнадцати от нас, когда из каюты вылез ничего не подозревавший Павел, разбуженный поднятым мной при маневрах шумом. По-моему, он так и не вник в пикантность ситуации, и мы продолжили наш маршрут. Ветер начал раздуваться, и когда где-то около девяти утра мы зашли в Байдаков овраг, чтобы позавтракать и передохнуть, он уже достигал как минимум пяти баллов. Вспомнив наш опыт 1989 года, когда пришлось двое суток пережидать шторм в Байдачке, мы решили отменить остановку и двигаться дальше. Выработавшаяся за последние двое суток привычка ехать в бейдевинд, скоротечность перемены ветровой обстановки и замутненные от недосыпа головы привели к тому, что минут пятнадцать после выхода из бухты мы упорно “резались” левым галсом, держа курс на Иловатку, пока не сообразили, что можем спокойно идти в полный бейдевинд прямо туда, куда нам надо - в Сухую Осинку.
Дальнейшие несколько часов были приятным отдыхом для души после стольких дней штиля - свежий ветер гнал нас вперед, не создавая в то же время особых трудностей в управлении, так что я отправился отдыхать, оставив на руле Павла. Праздник езды продолжался часа три-четыре, но затем ветер стал стихать и заходить. В результате, пытаясь не потерять скорость, мы оказались существенно ниже Сухой Осинки. Ветер стих, течение несло нас назад, чтобы выбраться из этого положения, мы потратили не меньше двух часов; пришлось заменить лавировочный стаксель на геную, и только после этого мы начали двигаться вперед. Придя в Осинку, мы разделили обязанности: Паша занялся мотором, а я - приготовлением еды. Задачу ремонта мотора была решена успешно - после того, как из мотора вынули очередную порцию лишних деталей, он стал заводиться с пол-оборота. Меня же постигла большая неприятность - из-за сильного ветра, вновь поднявшегося после нашего прихода в бухту, в отваренной вермишели оказалось немалое количество песка; вермишель была с тушенкой, есть хотелось сильно, и мы ее съели - в буквальном смысле слова “скрипя зубами”. Впрочем, неприятности, доставленные этим ветром нам, ничто по сравнению с тем, что получили наши попутчики.
Пока мы стояли в Осинке, “Кукла” и присоединившееся к ним в Добринке “Око” , выйдя рано утром, оказались напротив Большого Мелового оврага. Тут-то и налетел шквал, под который первым попало “Око”. Яхту положило парусами на воду, а затем потащило на берег. На “Кукле” успели смайнать всю парусину, и лодка понеслась под одним рангоутом так, словно на ней завели мотор. Таким образом они и вошли в Меловой, изрядно напугав стоявших на дороге рыбаков на “резинках”, так и не понявших, каким образом яхта без парусов и мотора так быстро на них наехала. Хуже пришлось “Оку” - берег оказался глинистым, топким, отойти от него при сильном навальном ветре им так и не удалось - пришлось тащить лодку вдоль берега на руках до входа в бухту.
Мы же благополучно провели время за ремонтом и обедом в Осинке, а когда снова вышли из бухта (около четырех пополудни), ветер был более умеренным, но достаточно свежим, так как что к темноте мы уже прошли более половины дороги до Ахмата. Ночью вновь наступил штиль, и снова мы распределили обязанности по образцу прошло ночи - я остался на вахте, а Захаров лег спать. Под утро с левого берега начали собираться тучи, я завел мотор и выбрался поближе к левому берегу, так что когда ветер задул, мы резво полетели к Ахмату в полветра. Подходя к Ахмату, мы обнаружили на галечной косе километром ниже бухты “Этюд” - ребята как вышли под мотором из Камышина вскоре после нас, так и шли почти двое суток без остановок. Мы благополучно добрались до Ахмата, встали на стоянку и успели натянуть тент над кокпитом, после чего разразился ливень. В результате из Ахмата мы вышли уже во второй половине дня. К вечеру мы и “Этюд” подошли к Квасниковскому яру. Весь путь проходил в лавировку против довольно неприятной волны, и мы решили остановиться на ночевку между островами на правой стороне судового хода, напротив Квасниковского яра. В тот момент, когда мы полезли в острова, “Этюд” был чуть позади нас. Ребята, видимо, решили, что мы знаем короткий путь через этот архипелаг, и смело ринулись за нами в лабиринт узких проходов между островами и полями водорослей. Когда же они обнаружили, что мы просто ищем место для стоянки на ночь, им уже ничего не оставалось, как пробираться между островами дальше, так как они решительно хотели быстрее добраться до Саратова.
На следующий день мы крайне оригинально прошли под ж/д-мостом. Слабый попутный ветер не располагал бороться с течением на середине судового хода, и мы направились в крайний пролет. Я сидел на руле, а Захаров решил побриться в честь “возвращения в Саратов”. Делал он это, сидя на корточках на крышке кормового рундука, лицом назад. Внезапно яхта словно бы во что-то уперлась, Павел с грохотом рухнул спиной вперед в кокпит; я поднял глаза вверх и обомлел - топ мачты упёрся в ферму моста, а надутые паруса толкали яхту вперед; пытаться сделать поворот было бессмысленно, и мы просто дружно вывесились за борт, стараясь как можно сильнее накренить яхту. Таким оригинальным образом - вися за бортом на вантах - мы оказались выше моста.
Пройдя ж/д-мост, мы были вынуждены уворачиваться от какого-то теплохода при попытке уйти из ветровой тени правобережной горы. Когда же мы оказались на левой кромке судового хода чуть ниже Сазанки, ветер вообще стих.
Мы переночевали в островах, рано утром добрались до ж/д-моста, прошли его, но затем ветер опять скис. Последний рывок мы совершили на моторе, слив в него остатки бензина из примусов.
Приключения других наших лодок тоже не кончились шквалом у Мелового оврага. На выходе из Ахмата история со шквалом повторилась, и вновь досталось “Оку”. Пытаясь удержать яхту от брочинга, капитан сломал петли, крепящие коробку руля к баллеру, и им со Славой пришлось снова зайти в Ахмат (управляя яхтой с помощью весла) чтобы хоть как-то починить руль..
Им тоже пришлось заночевать напротив Саратова (на Казачьем), а поутру они нашли себе добрых людей, отбуксировавших их до базы за бутылку “огненной воды” - очередной раз подтвердилась мудрость нашей традиции оставлять запас этой волшебной жидкости до прихода на базу.