ЭФФЕКТИВНОСТЬ МОРАЛИ
Эффективность морали
Не существует имморального общества, но все общества - аморальны. Им нужен - балансир, балласт, гироскоп и т.д. Уже потому логика любой революции- виктимная, ослепленная, ведь общество и так создает и пестует своё преступление, обновляется и легализует настоящее через него. Новые роли - от бессилия понять структуру.
Морализаторство - я понимаю как неуверенность, как ущербную попытку равновесия. Чаще всего оно нуждается в редких событиях. Откровениях, смертях.. - его драматургия не «зеракальная». (меткий эпитет Елинек, правда совсем из другого контекста)
Морален любой жанр, и даже любая негативная коннотация (Сад, Батай, сюрреалисты разлива Арагона и т.д.), моральна вообще этическая пресуппозиция.
Существует великое множество регулярных процессов и вещей, но мораль, отворачиваясь от «языков
регулярного», стремится навязать регулярное всяким промежуткам, изгибам, экстремумам, тенденциям.
Мораль - всегда утопична и сама по себе необходимый теоретический балласт. Её несбыточность, как грёза ребенка или старика, легко перебегает на соседнее поле, если «цель» случайно достигнута. Здесь уже возникало это соображение,- именно обстоятельства способствовавшие рационализации той или иной депривации, - меняются вместе с нею, если найдется эффективная стратегия преодоления нехватки, то есть посылка метода тогда лишается основания. Мы никогда не сможем констатировать эффективную мораль.
Еще раз,- равенство возможно лишь в смысле уникальности каждого.
Есть свобода изобретённая (ценность, цель) и приобретённая (обнаруженное свойство действительности), то есть обнаруженная в результате доброй воли. А еще, возможно, свобода брошенного. Очевидно, что лишь творчески обнаруженная свобода - достаточно самообоснована и самоподобна, чтобы не думать о своей уязвимости. Достаточно наполнена, чтобы не отвлекаться на теоретические провокации и репрессивные императивы, такие как вопрос детерминизма, вечное возвращение, старость. Для свободы невозможен «парадокс слабости», он подменяется «плацентой слабости»
«Классические» императивы формулировались для точечного субъекта, допускались лишь превращения субъекта в рамках телецентрического представления об ответсвенной воле. Вся эта «евклидовая» этика работает лишь в тактических рефлексиях. «Воля» полицентрична даже вне диалога. Мало кто согласится, что выбор напитка вечером в кафе,- есть необратимый выбор между типами его любви к своим детям. Полицентрические и дифференцирущие императивы были всегда достоянием людей, увлеченных развитием интеллектуальной честности, и не являются открытием ИФЦ.
Подлинный императив в месте тождества идеи и ее оценки, иначе это уже моральный композит.
Многие высоко котируемые чувства требуют практической рефлексии, независимой от общей языковой рефлексии называния. Так, например, пост-христианский альтруизм невозможен без рефлексии, но двойная практическая рефлексия - уже гордыня. Добродетель смирения и альтруизма- именно в усекновении рефлексии на стадии одного витка.
Адиафора (не только христианская)- всегда скрытый императив и работает против своей дефиниции, то есть выталкивает в рефлексию, проблематизируя настоящее.
Именно неуместный бисер делает свиней свиньями.
«Вредные привычки» - тоже своего рода полезное упражнение. Они подсказывают первый опыт сознательного самоограничения, познания в негативной форме. Это своего рода букварь воли.
Невозможно быть «героем» совершая чужие поступки. Телефоны и машины не в последнюю очередь обрели свою популярность потому, что первые модели - были шиком и необходимостью богатых людей. Множество недорогих, но очень востребованных бытовых инноваций прозябают в безвестности, потому что не могут пройти такой эволюции, «начинаются ниже уровня роскоши». То же с подвигами и моралью.
В пороках других мы видим преимущественно свои пороки, что, впрочем, не значит нашей порочности. Зачастую порок - это своего рода ошибка, эффективная программа лишенная своего натурального места. То есть мы вполне можем узнавать и свои добродетели под маской порока в других.
Вопреки расхожему мнению, - наука всегда была моральной. Морально всё, что сколько-нибудь этически регулярно. Но функцию морали в науке берут на себя некоторые идеи. Столь же несбыточные («то, чего не достаёт»), и неэффективные - как бытовая мораль. И оттого способные «статистически» повлиять на развитие структуры знания в целом. Хорошим примером мне кажется проблема т.н. «Искусственного Интеллекта».
Изобрести психоанализ - означало и внедрить новый инструмент искусственного выравнивания. Это вполне отвечало нужде века, когда «время ускорилось». Ранее все были равны перед смертью, теперь все равны перед болезнью, даже если ничего про неё не знают. Как и в ситуации со смертью, - это поди только доказывает ее (болезни, смерти) катастрофическое влияние, служит аргументом в пользу гипотезы.
Не существует имморального общества, но все общества - аморальны. Им нужен - балансир, балласт, гироскоп и т.д. Уже потому логика любой революции- виктимная, ослепленная, ведь общество и так создает и пестует своё преступление, обновляется и легализует настоящее через него. Новые роли - от бессилия понять структуру.
Морализаторство - я понимаю как неуверенность, как ущербную попытку равновесия. Чаще всего оно нуждается в редких событиях. Откровениях, смертях.. - его драматургия не «зеракальная». (меткий эпитет Елинек, правда совсем из другого контекста)
Морален любой жанр, и даже любая негативная коннотация (Сад, Батай, сюрреалисты разлива Арагона и т.д.), моральна вообще этическая пресуппозиция.
Существует великое множество регулярных процессов и вещей, но мораль, отворачиваясь от «языков
регулярного», стремится навязать регулярное всяким промежуткам, изгибам, экстремумам, тенденциям.
Мораль - всегда утопична и сама по себе необходимый теоретический балласт. Её несбыточность, как грёза ребенка или старика, легко перебегает на соседнее поле, если «цель» случайно достигнута. Здесь уже возникало это соображение,- именно обстоятельства способствовавшие рационализации той или иной депривации, - меняются вместе с нею, если найдется эффективная стратегия преодоления нехватки, то есть посылка метода тогда лишается основания. Мы никогда не сможем констатировать эффективную мораль.
Еще раз,- равенство возможно лишь в смысле уникальности каждого.
Есть свобода изобретённая (ценность, цель) и приобретённая (обнаруженное свойство действительности), то есть обнаруженная в результате доброй воли. А еще, возможно, свобода брошенного. Очевидно, что лишь творчески обнаруженная свобода - достаточно самообоснована и самоподобна, чтобы не думать о своей уязвимости. Достаточно наполнена, чтобы не отвлекаться на теоретические провокации и репрессивные императивы, такие как вопрос детерминизма, вечное возвращение, старость. Для свободы невозможен «парадокс слабости», он подменяется «плацентой слабости»
«Классические» императивы формулировались для точечного субъекта, допускались лишь превращения субъекта в рамках телецентрического представления об ответсвенной воле. Вся эта «евклидовая» этика работает лишь в тактических рефлексиях. «Воля» полицентрична даже вне диалога. Мало кто согласится, что выбор напитка вечером в кафе,- есть необратимый выбор между типами его любви к своим детям. Полицентрические и дифференцирущие императивы были всегда достоянием людей, увлеченных развитием интеллектуальной честности, и не являются открытием ИФЦ.
Подлинный императив в месте тождества идеи и ее оценки, иначе это уже моральный композит.
Многие высоко котируемые чувства требуют практической рефлексии, независимой от общей языковой рефлексии называния. Так, например, пост-христианский альтруизм невозможен без рефлексии, но двойная практическая рефлексия - уже гордыня. Добродетель смирения и альтруизма- именно в усекновении рефлексии на стадии одного витка.
Адиафора (не только христианская)- всегда скрытый императив и работает против своей дефиниции, то есть выталкивает в рефлексию, проблематизируя настоящее.
Именно неуместный бисер делает свиней свиньями.
«Вредные привычки» - тоже своего рода полезное упражнение. Они подсказывают первый опыт сознательного самоограничения, познания в негативной форме. Это своего рода букварь воли.
Невозможно быть «героем» совершая чужие поступки. Телефоны и машины не в последнюю очередь обрели свою популярность потому, что первые модели - были шиком и необходимостью богатых людей. Множество недорогих, но очень востребованных бытовых инноваций прозябают в безвестности, потому что не могут пройти такой эволюции, «начинаются ниже уровня роскоши». То же с подвигами и моралью.
В пороках других мы видим преимущественно свои пороки, что, впрочем, не значит нашей порочности. Зачастую порок - это своего рода ошибка, эффективная программа лишенная своего натурального места. То есть мы вполне можем узнавать и свои добродетели под маской порока в других.
Вопреки расхожему мнению, - наука всегда была моральной. Морально всё, что сколько-нибудь этически регулярно. Но функцию морали в науке берут на себя некоторые идеи. Столь же несбыточные («то, чего не достаёт»), и неэффективные - как бытовая мораль. И оттого способные «статистически» повлиять на развитие структуры знания в целом. Хорошим примером мне кажется проблема т.н. «Искусственного Интеллекта».
Изобрести психоанализ - означало и внедрить новый инструмент искусственного выравнивания. Это вполне отвечало нужде века, когда «время ускорилось». Ранее все были равны перед смертью, теперь все равны перед болезнью, даже если ничего про неё не знают. Как и в ситуации со смертью, - это поди только доказывает ее (болезни, смерти) катастрофическое влияние, служит аргументом в пользу гипотезы.