Святослав. Великий воин и предатель
Вернувшись домой, княгиня Ольга, конечно, хотела приступить к воплощению плана по созданию единого государства с одним народом и религией. Хотя, конечно, власти регента для такой реформы было мало, она надеялась, что ее сын захочет креститься и станет продолжать ее политику. Но этого-то и не произошло. Почему? Вариантов предложено очень много. Например, что его должны были воспитывать как война, а войны были язычниками. Правда, уже в договорах Олега и Игоря упоминается присяга в Ильинской церкви, а при описании присяги войск Игоря в Киеве говорится, что многие варяги были христианами. То есть, найти такого воина-христианина, который мог бы обучить его и ратному делу, и началам христианства было бы не очень сложно. Конечно, такой Карл или Свен учил бы его скорее западному христианству, но окончательного разделения церквей еще не было, так что такой вариант был вполне естественным. Если бы она начала учить его христианству в 3-4 года, то, вполне возможно, что христианином он бы и вырос. И именно он стал бы крестителем Руси. Почему все сложилось не так?
Посмотрим на даты. Ольга начала править в 946-м, когда Святослав был очень юн. Учитывая, что год до этого Игорь был в походах, а мальчик уже родился, он должен был быть не младше года. То есть, когда Ольга поехала в Константинополь, ему было, по меньшей мере, одиннадцать лет. Когда вернулась - около двенадцати. Не многим больше, потому что ни он сам, ни его языческие друзья не попытались отстранить ее от власти. Значит, было ему не больше 20-ти. Среднее число будет около 15-16 лет. В любом случае, это подростковый возраст. Ранний или поздний. И если современный подросток в этом возрасте вполне может увлечься рассказами какого-нибудь «Велимудра» (Ивана Петровича Сидорова) о славном языческом прошлом, слушать фольк- или даже pagan- метал и искренне считать себя язычником, то Святослав совершенно не нуждался ни в каком суррогате. У него под рукой были и самые настоящие волхвы, хранившией, а не выдумывавшие, языческое наследие. И вполне традиционная языческая музыка, одежда, амулеты и тому подобное. И все это было самым настоящим, а не фантазиями на тему того, какой же могла быть музыка язычников-славян, как они должны были одеваться и т.п. Словом, в мир славянского и германо-скандинавского язычества он мог войти совершенно свободно без всяких барьеров и препятствий. Что и сделал. Кстати, это не единственный князь, которого «Повесть» описывает настолько ревностным язычником. Второй - князь Владимир. Об этом в языческой среде пишут гораздо реже, ведь это портит картину еврейского заговора о крещении Руси. А на этом заговоре стоит вся идея гражданской войны, кровавых гонений и «навязывания» жителям Руси «жидовского» христианства.
Но вернемся к Святославу. Он увлекается язычеством и героическими сказаниями. Из его речей, записанных в «Повести…» прекрасно видно, что для него значила война, смерть в бою, воинская честь. На словах. И чем оказалось его юношеское увлечение на проверку. Вернее, когда он встретится со своим первым и последним поражением.
Итак, во время поездки Ольги в Константинополь, Святослав - увлеченный язычеством юноша, который и слышать не хочет о христианстве. Хотя и не такой фанатик, чтобы убивать и преследовать христиан, он смеется над дружинниками, принимающими христианство. Конечно, такое может быть только с «навязанной» верой. Князь смеется, а они все равно крестятся. Кстати, именно войны. О крещении крестьян или ремесленников до кн. Владимира не упоминается вообще. В «религию рабов» почему-то обращаются, в основном, воины. И спорить с этим невозможно просто потому, что иначе выйдет, что один князь Владимир каким-то таинственным образом насильно крестил свое войско, которое после этого почему-то не убило его при первой возможности, а еще и пошло насильно крестить тех же новгородцев. Словом ко времени Владимира уже должно было быть очень много крещенных воинов. Что полностью соответствует рассказу летописи.
В 964-м он начал свое правление с похода на вятичей. На следующий год он разбивает хазар. За эту победу он до сих пор считается героем почти всеми русскими националистами. И это действительно очень важная победа. В 966-м году он подчиняет вятичей, которые до того были до того вольными людьми, что платили дань хазарам. Теперь стали платить ему. После этого Святослав начал войну с Болгарским Царством. Об этой его войне у нас говорят гораздо меньше. Что и понятно. Потому как без мысли о союзе Руси и Византии она теряет всякий смысл. А если мы принимаем эту мысль, да еще и допускаем, что ему следовал Святослав, то миф о Византии, как главном враге языческой Руси рушится, как карточный домик.
А дело в том, что никому, кроме Византии, поход Святослава на Болгарию выгоден не был. Почему он был выгоден Византии? Византия пыталась встроить болгар в состав империи. Поэтому, когда многие болгары крестились, это считалось добрым знаком. Новый народ входит в состав империи. Но они ошиблись. Потому как в это самое время болгары решили, что раз они христиане, то они ни чем не хуже греков и могут иметь свое, полностью независимое, государство. Или даже создать свою империю. Началась война болгар с греками, которая шла до времени Романа Лакапина. Тогда император выдал свою дочь замуж за Болгарского царя Петра и признал за ним царский титул. Более того, царь Болгарии ставился выше в иерархии правителей, чем западный император. Все бы ничего, но после прихода к власти Константина Багрянородного отношения с Болгарией опять испортились. С одной стороны, в Болгарии Роман считался родственником и желание «отомстить за своих» не могло не появиться. С другой стороны, в Византии его стали считать почти что узурпатором и его решения пересматривались. В 966-м году император Никифор Фока перестал платить дань болгарам и потребовал от болгар не давать венгерским отрядам проходить через Болгарию, чтобы грабить Империю. Царь Петр отказался. Тогда в Киев с деньгами и подарками поехал Калокир, посол императора, и попросил военной помощи. Русские войны до этого уже 20 лет участвовали в войнах на стороне Византии, в частности, в освобождении Крита (949) и войне с арабами в Сирии (962). Нападение на Болгарию вполне могло обсуждаться и до этого, на переговорах Ольги в Константинополе, в той их части, которая велась «не для протокола» и могла послужить основой для легенды о сватовстве императора. Так или иначе, но империя попросила помощи против болгар, и Святослав ее охотно предоставил. Зачем?
«В Киеве, - пишет Л.Н. Гумилев, - предложение было как нельзя более кстати. Святослав со своими языческими сподвижниками только что вернулся из похода на вятичей (второго похода 966-го года - д. А.Б.). Вот опять появилась возможность его на время сплавить… Был доволен и Святослав, ибо у власти в Киеве находились христиане, отнюдь ему не симпатичные. В походе он чувствовал себя гораздо лучше» (Л.Н. Гумилев. «Древняя Русь и Великая степь»/М., 2002 - с. 244-245). Гумилев, конечно, сгущает краски. Чем больше Святослав находился в Киеве, тем больше была вероятность уговорить его послушать что-то о христианстве, «если ты любишь свою старую больную маму». То есть, что он снизойдет, послушает, крестится и «сплавлять» его никуда не придется. В «Повести» ведь и описано, как умирающая Ольга просит его остаться в Киеве после первого похода в Болгарию. Он ответил ей, что знать не хочет этого города, будет править в Болгарии, а до Руси ему и дела нет. Так что не его хотели куда-нибудь отправить, а он хотел сбежать на войну от материнской опеки и нравоучений. После победы над хазарами, старинным и опасным врагом, он для своих сверстников из дружины, должно быть, был почти что полубогом. Они могли бы считать его даже новым Александром Македонским, если бы, конечно, знали что-то про старого. И вот теперь у него появилась прекрасная возможность добыть себе еще больше славы, но и избавиться от маминых нравоучений. Словом, в Болгарию он поехал с большой радостью.
Болгары к тому времени уже привыкли, что с севера к ним приходят венгры, проходят через их земли, грабят византийцев и уходят обратно. То есть, что на севере врагов у них нет. Там есть, конечно, Русь. Но живут там братья-славяне, которые иногда воюют в греками, но на болгар не нападали ни разу. Так что если русское войско и идет на юг, то для очередной войны с греками. Потому как власть в Киеве вроде как сменилась, и новый князь-язычник скорее будет продолжать линию Игоря и Олега. То есть, придет в Грецию, начнет там все грабить и разрушать, будет, в конце концов, разбит, но и грекам это обойдется очень дорого, что нам, болгарам, только на пользу. Так что его лучше пропустить. Он идет воевать с нашими врагами. Да и с чего ему воевать с нами? Мы, болгары, ничего плохого ему не сделали. Словом, в один не очень прекрасный день, конечно, не «22 июня ровно в 4 часа», но, похоже, что без объявления войны (обычной фразы «хочю на вы ити» в «Повести» нет) «великая армия язычников» в ее славяно-варяжском варианте напала на мирную Болгарию. Это можно было бы назвать предательством славянства, но только в том случае, если мы считаем Святослава славянином. Но если славянином он не был и болгар за своих не считал, то поход этот для него был не большим предательством, чем нападение русов на Сантьяго примерно в это же время. Но если для Ольги и ее плана строительства государства, союз с Византией был естественным, то союз с Византией Святослава, который отрицал главное в византийской модели - христианство, этого оправдания нет. Он предательски напал с тыла на славянское государство, вся вина которого была в том, что оно не заплатило ему первым.
Болгарские войска ожидали нападения с юга и были рассредоточены на границе. В итоге, Святослав мог разбить один отряд за другим и брать один город за другим. Царь Петр не вынес потрясения и умер во время войны. Его наследники спасались бегством и почти не оказывали сопротивления. Святослав быстро и легко получил власть над страной.
Но в это самое время печенеги напали на Киев. Без значительного войска сражаться с ними в поле было нельзя. Киев закрыл ворота и готовился к штурму. Печенеги окружили город и ждали, когда он сдастся. Но воевода Претич обманул печенегов, сказав, что князь идет с войском. Князь, правда, пришел. Но лишь тогда, когда к нему пришли послы из Киева и сказали вот что: «Ты, княже, чужея земли ищеши и блюдеши, а своея ся охабивъ… Аще ти не жаль очины своея, ни матере, стары суща, и детий своих». Он вернулся. Отогнал на время печенегов, но сказал: «Не любо ми есть в Киеве быти, хочю жити в Переяславци на Дунаи… яко ту вся блага сходятся». Он, правда, перечислял не море, пляжи и дворцы с «олл-инклюзивом», да девушек в купальниках, а золото, вина, серебро, коней. Словом, выгодное торговое расположение города. Но, в любом случае, старая песня, что «хороша страна Болгария, а Россия лучше всех» была явно не про него. В Киеве он оставил Ярополка, к древлянам послал Олега, а Владимира выбрали новгородцы. «Выборы» проходили из одной кандидатуры под сильным давлением административного ресурса - Добрыни, дяди Владимира по матери. Похоронив Ольгу, он окончательно бросил Русь и оставил своих сыновей самих разбираться с ее проблемами.
Конечно, тут можно возразить, что все это основано на «Повести…», которой нельзя слепо верить. Но вот что интересно. Когда речь идет о «еврейке» Малуше и ее отце «раввине» Малке, то тут неоязычники «Повести…» верят буквально в каждом слове. Правда, много чего додумывая, но это уже другое дело. И когда речь идет о «крещении огнем» Новгорода - тоже верят. Но о том, что Святослав, которого они везде выставляют чуть не как главного героя, в самом прямом смысле слова отрекся от Руси и Киева почему-то молчат. Наверное, потому, что в рассказах «Велимудров» об этом нет ни слова, а самим читать «Повесть…» лень. По правде, надо сказать, что и наши историки этот красочный эпизод обычно пропускали. Еще бы. Святослав, как и Олег, и Игорь, воевали на Балканах. Там воевали и русские в 18-19 веках. Поэтому они становились своего рода героями. В лубочных и детских книжках все трое оказывались просто идеалом чести и рыцарства. Публичное отречение от своей Родины в эту картину укладывалось очень плохо. Да и цензура всегда рада была напомнить, что «не пристало про царя такие песни петь». Вот и не пели. А зря. Потому как в этом весь характер Святослава.
Думаете, в Болгарии он занялся восстановлением страны после войны? Начал как-то заботиться о новых подданных? Хоть ту же торговлю организовал? Нет. Вместо всего этого он позволил Калокиру втянуть себя в очередную авантюру. На этот раз - в борьбу за византийский престол. Калокир фактически менял престол на Болгарию.
Но Калокира опередил Иоанн Цимисхий. Во Фракии полководец Варда Склир разбил болгарско-венгерский отряд союзников Святослава. Сам Святослав зимой 970-71 годов отправился в Македонию, но вынужден был вернуться из-за восстания болгар. Те уже несколько поколений были христианами и никакого восторга от власти завоевателя-язычника не испытывали. Святослав вновь взял Переяславец и пошел на север, укреплять Доростол как опорный пункт для своего «броска на Юг». Одновременно начались первые переговоры с Цимисхием. Святослав требовал дани и показывал всем своим видом, что собирается мыть сапоги в Средиземном море. Император тянул время и стягивал войска с восточного фронта. Уже весной 971 византийский флот вошел в Дунай, а сухопутная армия взяла Переяславец. Святослава блокировали в Доростоле и он вынужден был уйти. В «Повести…» все это подано, как его великая победа.
Но главной битвой кампании была, конечно, битва под Адрианаполем. Повесть говорит о короткой речи Святослава про мертвых, которые «срама не имут» и заканчивают рассказом о победе Святослава. После этого он отказался от дани золотом, но взял оружием, чем так напугал греков, что… запросил их о мире, опасаясь, как бы император не узнал, что войск у него больше нет, и не перебил всех русов. Хотя он, согласно «Повести», получает с греков дань, он же дает им клятву воевать со всеми их врагами. После этого он идет к Днепровским порогам, встречает там печенегов, которых на него натравили болгары. Он уходит зимовать в Белобережье, где терпит страшный голод. Весной снова пытается пройти через пороги, но попадает в засаду печенегов. Печенеги его убивают. О каком-то сопротивлении дружины «Повесть» молчит, зато сообщает, что Свенельд пришел в Киев, а через три года Олег Ярославич убивает попавшегося под руку Люта Свенельдича.
Согласитесь, странная история. Если не брать во внимание описание битвы под Адрианаполем у греков. Греки изображают битву с гомеровским размахом. После нескольких кавалерийских атак, где на стороне Святослава сражались печенеги, венгры и болгары, пехота русов столкнулась с греческой фалангой. Ход битвы несколько раз склонялся то в одну, то в другую сторону, но фланговая атака греков серьезно расстроила ряды Святослава. Хотя он и смог избежать полного разгрома, число погибших они насчитывают в 10 тыс. человек. Согласно «Повести» это все русское войско. Но если добавить согнанных на войну болгар, греков Калокира, печенежскую и венгерскую конницу, то получится, что в живых должно было остаться несколько тысяч русов. Достаточно, чтобы удерживать укрепленные города против значительно превосходящего по численности противника. Император не мог допустить, чтобы Святослав ушел на Русь. Почему? Потому что он предал Империю, а «Рим предателям не платит». Вернее, платит, но по-своему. Пока император изображает проигравшего и торгуется со Святославом, печенеги, которые раньше всегда были союзниками Византии, перекрывают дороги на Киев, а с востока приходят новые войска. Примерно 20 тыс. человек опытных воинов, закаленных в боях с арабами. Особенно интересно было бы, если бы среди них оказались русы, посланные Ольгой в византийскую армию. Святослав уходит на север, в Доростол, где неожиданно вспоминает, что у него еще и Русь есть и там можно собрать новых воинов для новой Балканской авантюры. Попытка прорваться силой из осажденного города оканчивается неудачей. И вот тут-то и происходит та самая сцена с «данью мечем». Только, как обычно в рассказах «Повести» о войнах с Византией, стороны поменялись местами.
Этот эпизод становится понятен, если мы посмотрим на текст «договора» Святослава с греками. Точнее, на одну его деталь. В нем Святослав говорит, что если «я и те, кто со мною и подо мною» не сохраним этой клятвы, то «будем прокляты от бога, в которого веруем, - в Перуна и в Волоса, бога скота… и своим оружием посечены будем». Вот и ответ на то, почему Святослава убивают без боя, и почему он сам не решался с боем пройти через засады печенегов. Просто они сложили оружие в прямом смысле слова. После неудачной попытки уйти из Доростола Святослав понимает, что никакой надежды прорваться силой, у него нет. Более того он узнает, что даже если он прорвется через греческую армию, то на пути в Киев его встретят печенеги. Встретят и убьют. Сначала он предлагает византийцам деньги, но те совершенно справедливо решают, что на тот свет Святослав все равно их не заберет. Значит, или когда защитники города умрут от голода, или после успешного штурма все деньги и богатства все равно достанутся им. Получив отказ, Святослав понимает, что иного пути, кроме безоговорочной капитуляции у него нет, и посылает императору меч. Император мог отказаться и от меча. Это означало бы, что он будет открыто добиваться смерти Святослава любой ценой. Но ему нужна была армия в другом месте. На востоке арабы всегда могли перейти в наступление, а в Болгарии вполне мог появиться кто-нибудь из потомков царя Симеона, готовый бороться за независимость. В итоге, царь принимает меч, чем пугает и обнадеживает русов. Пугает, потому как они привыкли иметь дело с продажным Калокиром, но обнадеживает, так как принятие меча означает, что им дадут уйти.
Святослав и Свенельд, согласно «Повести», составляют «договор», который напоминает акт о безоговорочной капитуляции, да им и является. Текст договор в «Повести» начинается с «шапки»: «Список с договора, заключенного при Святославе, великом князе русском, и при Свенельде, писано при Феофиле Синкеле к Иоанну, называемому Цимисхием, царю греческому, в Доростоле, месяца июля, 14 индикта, в год 6479». Очень странная «шапка» для договора, написанного славянином-язычником, правда? Сейчас у неоязычников существуют свои календари с достаточно развитой системой счета времени. Но Святослав пользуется византийской системой летоисчисления. Почему? А потому же, почему Игорь в своем договоре говорит, что на войну его подтолкнул диавол. Этот договор был продиктован греками, а князю оставалось лишь его подписать. «Я, Святослав, князь русский». Если бы Святослав одержал победу, как нас уверяет «Повесть», то уж добавку «великий» он бы не забыл. В «шапке» она стоит, чтобы он не мог потом отнекиваться, что договор заключен просто с князем, а он - великий князь. В тексте «великого» нет, и это подчеркивает его положение «проигравшей стороны». «Как клялся, так и подтверждаю договором этим клятву мою: хочу вместе со всеми подданными мне русскими, с боярами и прочими иметь мир и полную любовь с каждым великим царем греческим, с Василием и Константином, и с боговдохновенными царями, и со всеми людьми вашими до конца мира». «Подданные мне русские» это напоминание и том, что в самой Руси его положение теперь туманно. Вся земля разделена им между сыновьями, при чем, и Киев, и Новгород уже заняты. А сам он их просто бросил и уехал в Болгарию. Словом, что старший сын его, Ярополк, может совсем не гореть желанием отдать престол отцу, бросившему Русь. Василий и Константин - малолетние сыновья Константина Багрянородного, от имени которых правил Иоанн Цимисхий.
«И никогда не буду замышлять на страну вашу, и не буду собирать на нее воинов, и не наведу иного народа на страну вашу, ни на ту, что находится под властью греческой, ни на Корсунскую страну и все города тамошние, ни на страну Болгарскую. И если иной кто замыслит против страны вашей, то я ему буду противником и буду воевать с ним». Фактически, это отказ от самостоятельной внешней политики и от притязаний на Крым и Болгарию. К слову, в этот самый момент, согласно «Повести» он давал ложную клятву. Своих воинов он убедил в необходимости переговоров тем, что вернется на Русь, чтобы собрать новую армию и отомстить грекам. Так что он еще и грешил против богов, которых позже призовет в свидетели. Ну, или он лгал дружине.
«Если же не соблюдем мы чего-либо из сказанного раньше, пусть я и те, кто со мною и подо мною, будем прокляты от бога, в которого веруем, - в Перуна и в Волоса, бога скота, и да будем желты, как золото, и своим оружием посечены будем. Не сомневайтесь в правде того, что мы обещали вам ныне и написали в хартии этой и скрепили своими печатями». Про свое оружие я уже писал. Впрочем, если понимать это не буквально, то получится, что Святослав обещал грекам совершить самоубийство, если нарушит договор. Здесь важно и другое. Главное отличие от договоров с Олегом и Игорем в том, что это односторонний договор. Греки ничего не обещают Святославу. Ни права торговли, ни вспомогательного отряда. Как не хочется летописцу представить все в выгодном свете, но в клятве в верности Византии Святослава (если называть вещи своими именами) нет ни слова о дани или о чем-то подобном. Другая деталь - в нем нет ни слова о клятве для воинов-христиан. Это можно объяснить тем, что христиан в его войске не было или тем, что в их лояльности византийцы не сомневались. Против первой версии говорит упоминание в «Летописи епископа Иоакима» приказа Святослава перебить всех христиан и сжечь церкви в Киеве. Оно было бы совершенно в духе римлян-язычников, которые в случае засухи, наводнения, поражения или еще какого-то бедствия кричали «христиан ко льву» и устраивали погромы и гонения. Оно и понятно. Как боги могут помогать человеку, если в Киеве стоят церкви, а языческих идолов, чтобы принести им жертву, князю Владимиру пришлось специально устанавливать. То есть, их там просто не нашлось или были в таком плачевном состоянии, что для государственного культа никак не подходили. Понятно, что виноваты во всем христиане, а не его собственные ошибки, если не сказать преступления - предательство болгар и греков, отречение от детей и Родины, упорное нежелание отступить на Русь, погубившее остатки войска, ложь дружине или ложная клятва богами. В Риме тоже почти никому не приходила в голову мысль, что на них гневается за их разврат Юнона или Веста. Во всем виноваты были христиане, но уж никак не сами римляне.
Впрочем, сама эта летопись составлена позже и из разных источников, а «Повесть» об этом приказе молчит. Впрочем, и она говорит, что Святослав насильно выдал замуж за Ярополка болгарскую монахиню. Вероятно, когда в последний раз был в Киеве во время смерти Ольги. Раньше болгарскую монахиню он нигде взять не мог, а тут она очень кстати отказалась под рукой. Кстати, то есть как раз, чтобы совместить похороны матери и кощунственную просто в отношении ее памяти и веры свадьбу. В некотором смысле, он буквально сплясал на ее могиле. Кстати, если бы Ольга не успела отказаться от тризны, эту монахиню могли убить, чтобы положить с ней в могилу. Такие захоронения знатного война вместе с женским трупом часто встречаются при раскопках пластов того времени и нечто подобное описывают арабы. Вообще, ничего невероятного в этом нет. «Добровольно» самоубийство жены в день похорон мужа до 19 века встречалось у высших, арийских, каст Индии. Но в наших захоронениях это скорее служанки. В любом случае, до смерти Ольги он бы на свадьбу сына и монахини не решился. Во всяком случае, это вызвало бы ссору, о которой нет никаких упоминаний, а после ее похорон он в Киеве не бывал, и устроить эту свадьбу не мог. Вот и выходит, что свадьбу с монахиней играли на похоронах Ольги... Вместо тризны.
В итоге, Святослав лишился человеческого погребения. Он не решился прорываться с боем через печенегов, зимовал в Белобережье, перенес страшный город, весной двинулся к порогам, попал в засаду. О бое не упоминается ничего. Святослав был убит, а из его головы сделали чашу. А Свенельд спокойно вернулся в Киев. Возможно, что и с остатками дружины.
Посмотрим на даты. Ольга начала править в 946-м, когда Святослав был очень юн. Учитывая, что год до этого Игорь был в походах, а мальчик уже родился, он должен был быть не младше года. То есть, когда Ольга поехала в Константинополь, ему было, по меньшей мере, одиннадцать лет. Когда вернулась - около двенадцати. Не многим больше, потому что ни он сам, ни его языческие друзья не попытались отстранить ее от власти. Значит, было ему не больше 20-ти. Среднее число будет около 15-16 лет. В любом случае, это подростковый возраст. Ранний или поздний. И если современный подросток в этом возрасте вполне может увлечься рассказами какого-нибудь «Велимудра» (Ивана Петровича Сидорова) о славном языческом прошлом, слушать фольк- или даже pagan- метал и искренне считать себя язычником, то Святослав совершенно не нуждался ни в каком суррогате. У него под рукой были и самые настоящие волхвы, хранившией, а не выдумывавшие, языческое наследие. И вполне традиционная языческая музыка, одежда, амулеты и тому подобное. И все это было самым настоящим, а не фантазиями на тему того, какой же могла быть музыка язычников-славян, как они должны были одеваться и т.п. Словом, в мир славянского и германо-скандинавского язычества он мог войти совершенно свободно без всяких барьеров и препятствий. Что и сделал. Кстати, это не единственный князь, которого «Повесть» описывает настолько ревностным язычником. Второй - князь Владимир. Об этом в языческой среде пишут гораздо реже, ведь это портит картину еврейского заговора о крещении Руси. А на этом заговоре стоит вся идея гражданской войны, кровавых гонений и «навязывания» жителям Руси «жидовского» христианства.
Но вернемся к Святославу. Он увлекается язычеством и героическими сказаниями. Из его речей, записанных в «Повести…» прекрасно видно, что для него значила война, смерть в бою, воинская честь. На словах. И чем оказалось его юношеское увлечение на проверку. Вернее, когда он встретится со своим первым и последним поражением.
Итак, во время поездки Ольги в Константинополь, Святослав - увлеченный язычеством юноша, который и слышать не хочет о христианстве. Хотя и не такой фанатик, чтобы убивать и преследовать христиан, он смеется над дружинниками, принимающими христианство. Конечно, такое может быть только с «навязанной» верой. Князь смеется, а они все равно крестятся. Кстати, именно войны. О крещении крестьян или ремесленников до кн. Владимира не упоминается вообще. В «религию рабов» почему-то обращаются, в основном, воины. И спорить с этим невозможно просто потому, что иначе выйдет, что один князь Владимир каким-то таинственным образом насильно крестил свое войско, которое после этого почему-то не убило его при первой возможности, а еще и пошло насильно крестить тех же новгородцев. Словом ко времени Владимира уже должно было быть очень много крещенных воинов. Что полностью соответствует рассказу летописи.
В 964-м он начал свое правление с похода на вятичей. На следующий год он разбивает хазар. За эту победу он до сих пор считается героем почти всеми русскими националистами. И это действительно очень важная победа. В 966-м году он подчиняет вятичей, которые до того были до того вольными людьми, что платили дань хазарам. Теперь стали платить ему. После этого Святослав начал войну с Болгарским Царством. Об этой его войне у нас говорят гораздо меньше. Что и понятно. Потому как без мысли о союзе Руси и Византии она теряет всякий смысл. А если мы принимаем эту мысль, да еще и допускаем, что ему следовал Святослав, то миф о Византии, как главном враге языческой Руси рушится, как карточный домик.
А дело в том, что никому, кроме Византии, поход Святослава на Болгарию выгоден не был. Почему он был выгоден Византии? Византия пыталась встроить болгар в состав империи. Поэтому, когда многие болгары крестились, это считалось добрым знаком. Новый народ входит в состав империи. Но они ошиблись. Потому как в это самое время болгары решили, что раз они христиане, то они ни чем не хуже греков и могут иметь свое, полностью независимое, государство. Или даже создать свою империю. Началась война болгар с греками, которая шла до времени Романа Лакапина. Тогда император выдал свою дочь замуж за Болгарского царя Петра и признал за ним царский титул. Более того, царь Болгарии ставился выше в иерархии правителей, чем западный император. Все бы ничего, но после прихода к власти Константина Багрянородного отношения с Болгарией опять испортились. С одной стороны, в Болгарии Роман считался родственником и желание «отомстить за своих» не могло не появиться. С другой стороны, в Византии его стали считать почти что узурпатором и его решения пересматривались. В 966-м году император Никифор Фока перестал платить дань болгарам и потребовал от болгар не давать венгерским отрядам проходить через Болгарию, чтобы грабить Империю. Царь Петр отказался. Тогда в Киев с деньгами и подарками поехал Калокир, посол императора, и попросил военной помощи. Русские войны до этого уже 20 лет участвовали в войнах на стороне Византии, в частности, в освобождении Крита (949) и войне с арабами в Сирии (962). Нападение на Болгарию вполне могло обсуждаться и до этого, на переговорах Ольги в Константинополе, в той их части, которая велась «не для протокола» и могла послужить основой для легенды о сватовстве императора. Так или иначе, но империя попросила помощи против болгар, и Святослав ее охотно предоставил. Зачем?
«В Киеве, - пишет Л.Н. Гумилев, - предложение было как нельзя более кстати. Святослав со своими языческими сподвижниками только что вернулся из похода на вятичей (второго похода 966-го года - д. А.Б.). Вот опять появилась возможность его на время сплавить… Был доволен и Святослав, ибо у власти в Киеве находились христиане, отнюдь ему не симпатичные. В походе он чувствовал себя гораздо лучше» (Л.Н. Гумилев. «Древняя Русь и Великая степь»/М., 2002 - с. 244-245). Гумилев, конечно, сгущает краски. Чем больше Святослав находился в Киеве, тем больше была вероятность уговорить его послушать что-то о христианстве, «если ты любишь свою старую больную маму». То есть, что он снизойдет, послушает, крестится и «сплавлять» его никуда не придется. В «Повести» ведь и описано, как умирающая Ольга просит его остаться в Киеве после первого похода в Болгарию. Он ответил ей, что знать не хочет этого города, будет править в Болгарии, а до Руси ему и дела нет. Так что не его хотели куда-нибудь отправить, а он хотел сбежать на войну от материнской опеки и нравоучений. После победы над хазарами, старинным и опасным врагом, он для своих сверстников из дружины, должно быть, был почти что полубогом. Они могли бы считать его даже новым Александром Македонским, если бы, конечно, знали что-то про старого. И вот теперь у него появилась прекрасная возможность добыть себе еще больше славы, но и избавиться от маминых нравоучений. Словом, в Болгарию он поехал с большой радостью.
Болгары к тому времени уже привыкли, что с севера к ним приходят венгры, проходят через их земли, грабят византийцев и уходят обратно. То есть, что на севере врагов у них нет. Там есть, конечно, Русь. Но живут там братья-славяне, которые иногда воюют в греками, но на болгар не нападали ни разу. Так что если русское войско и идет на юг, то для очередной войны с греками. Потому как власть в Киеве вроде как сменилась, и новый князь-язычник скорее будет продолжать линию Игоря и Олега. То есть, придет в Грецию, начнет там все грабить и разрушать, будет, в конце концов, разбит, но и грекам это обойдется очень дорого, что нам, болгарам, только на пользу. Так что его лучше пропустить. Он идет воевать с нашими врагами. Да и с чего ему воевать с нами? Мы, болгары, ничего плохого ему не сделали. Словом, в один не очень прекрасный день, конечно, не «22 июня ровно в 4 часа», но, похоже, что без объявления войны (обычной фразы «хочю на вы ити» в «Повести» нет) «великая армия язычников» в ее славяно-варяжском варианте напала на мирную Болгарию. Это можно было бы назвать предательством славянства, но только в том случае, если мы считаем Святослава славянином. Но если славянином он не был и болгар за своих не считал, то поход этот для него был не большим предательством, чем нападение русов на Сантьяго примерно в это же время. Но если для Ольги и ее плана строительства государства, союз с Византией был естественным, то союз с Византией Святослава, который отрицал главное в византийской модели - христианство, этого оправдания нет. Он предательски напал с тыла на славянское государство, вся вина которого была в том, что оно не заплатило ему первым.
Болгарские войска ожидали нападения с юга и были рассредоточены на границе. В итоге, Святослав мог разбить один отряд за другим и брать один город за другим. Царь Петр не вынес потрясения и умер во время войны. Его наследники спасались бегством и почти не оказывали сопротивления. Святослав быстро и легко получил власть над страной.
Но в это самое время печенеги напали на Киев. Без значительного войска сражаться с ними в поле было нельзя. Киев закрыл ворота и готовился к штурму. Печенеги окружили город и ждали, когда он сдастся. Но воевода Претич обманул печенегов, сказав, что князь идет с войском. Князь, правда, пришел. Но лишь тогда, когда к нему пришли послы из Киева и сказали вот что: «Ты, княже, чужея земли ищеши и блюдеши, а своея ся охабивъ… Аще ти не жаль очины своея, ни матере, стары суща, и детий своих». Он вернулся. Отогнал на время печенегов, но сказал: «Не любо ми есть в Киеве быти, хочю жити в Переяславци на Дунаи… яко ту вся блага сходятся». Он, правда, перечислял не море, пляжи и дворцы с «олл-инклюзивом», да девушек в купальниках, а золото, вина, серебро, коней. Словом, выгодное торговое расположение города. Но, в любом случае, старая песня, что «хороша страна Болгария, а Россия лучше всех» была явно не про него. В Киеве он оставил Ярополка, к древлянам послал Олега, а Владимира выбрали новгородцы. «Выборы» проходили из одной кандидатуры под сильным давлением административного ресурса - Добрыни, дяди Владимира по матери. Похоронив Ольгу, он окончательно бросил Русь и оставил своих сыновей самих разбираться с ее проблемами.
Конечно, тут можно возразить, что все это основано на «Повести…», которой нельзя слепо верить. Но вот что интересно. Когда речь идет о «еврейке» Малуше и ее отце «раввине» Малке, то тут неоязычники «Повести…» верят буквально в каждом слове. Правда, много чего додумывая, но это уже другое дело. И когда речь идет о «крещении огнем» Новгорода - тоже верят. Но о том, что Святослав, которого они везде выставляют чуть не как главного героя, в самом прямом смысле слова отрекся от Руси и Киева почему-то молчат. Наверное, потому, что в рассказах «Велимудров» об этом нет ни слова, а самим читать «Повесть…» лень. По правде, надо сказать, что и наши историки этот красочный эпизод обычно пропускали. Еще бы. Святослав, как и Олег, и Игорь, воевали на Балканах. Там воевали и русские в 18-19 веках. Поэтому они становились своего рода героями. В лубочных и детских книжках все трое оказывались просто идеалом чести и рыцарства. Публичное отречение от своей Родины в эту картину укладывалось очень плохо. Да и цензура всегда рада была напомнить, что «не пристало про царя такие песни петь». Вот и не пели. А зря. Потому как в этом весь характер Святослава.
Думаете, в Болгарии он занялся восстановлением страны после войны? Начал как-то заботиться о новых подданных? Хоть ту же торговлю организовал? Нет. Вместо всего этого он позволил Калокиру втянуть себя в очередную авантюру. На этот раз - в борьбу за византийский престол. Калокир фактически менял престол на Болгарию.
Но Калокира опередил Иоанн Цимисхий. Во Фракии полководец Варда Склир разбил болгарско-венгерский отряд союзников Святослава. Сам Святослав зимой 970-71 годов отправился в Македонию, но вынужден был вернуться из-за восстания болгар. Те уже несколько поколений были христианами и никакого восторга от власти завоевателя-язычника не испытывали. Святослав вновь взял Переяславец и пошел на север, укреплять Доростол как опорный пункт для своего «броска на Юг». Одновременно начались первые переговоры с Цимисхием. Святослав требовал дани и показывал всем своим видом, что собирается мыть сапоги в Средиземном море. Император тянул время и стягивал войска с восточного фронта. Уже весной 971 византийский флот вошел в Дунай, а сухопутная армия взяла Переяславец. Святослава блокировали в Доростоле и он вынужден был уйти. В «Повести…» все это подано, как его великая победа.
Но главной битвой кампании была, конечно, битва под Адрианаполем. Повесть говорит о короткой речи Святослава про мертвых, которые «срама не имут» и заканчивают рассказом о победе Святослава. После этого он отказался от дани золотом, но взял оружием, чем так напугал греков, что… запросил их о мире, опасаясь, как бы император не узнал, что войск у него больше нет, и не перебил всех русов. Хотя он, согласно «Повести», получает с греков дань, он же дает им клятву воевать со всеми их врагами. После этого он идет к Днепровским порогам, встречает там печенегов, которых на него натравили болгары. Он уходит зимовать в Белобережье, где терпит страшный голод. Весной снова пытается пройти через пороги, но попадает в засаду печенегов. Печенеги его убивают. О каком-то сопротивлении дружины «Повесть» молчит, зато сообщает, что Свенельд пришел в Киев, а через три года Олег Ярославич убивает попавшегося под руку Люта Свенельдича.
Согласитесь, странная история. Если не брать во внимание описание битвы под Адрианаполем у греков. Греки изображают битву с гомеровским размахом. После нескольких кавалерийских атак, где на стороне Святослава сражались печенеги, венгры и болгары, пехота русов столкнулась с греческой фалангой. Ход битвы несколько раз склонялся то в одну, то в другую сторону, но фланговая атака греков серьезно расстроила ряды Святослава. Хотя он и смог избежать полного разгрома, число погибших они насчитывают в 10 тыс. человек. Согласно «Повести» это все русское войско. Но если добавить согнанных на войну болгар, греков Калокира, печенежскую и венгерскую конницу, то получится, что в живых должно было остаться несколько тысяч русов. Достаточно, чтобы удерживать укрепленные города против значительно превосходящего по численности противника. Император не мог допустить, чтобы Святослав ушел на Русь. Почему? Потому что он предал Империю, а «Рим предателям не платит». Вернее, платит, но по-своему. Пока император изображает проигравшего и торгуется со Святославом, печенеги, которые раньше всегда были союзниками Византии, перекрывают дороги на Киев, а с востока приходят новые войска. Примерно 20 тыс. человек опытных воинов, закаленных в боях с арабами. Особенно интересно было бы, если бы среди них оказались русы, посланные Ольгой в византийскую армию. Святослав уходит на север, в Доростол, где неожиданно вспоминает, что у него еще и Русь есть и там можно собрать новых воинов для новой Балканской авантюры. Попытка прорваться силой из осажденного города оканчивается неудачей. И вот тут-то и происходит та самая сцена с «данью мечем». Только, как обычно в рассказах «Повести» о войнах с Византией, стороны поменялись местами.
Этот эпизод становится понятен, если мы посмотрим на текст «договора» Святослава с греками. Точнее, на одну его деталь. В нем Святослав говорит, что если «я и те, кто со мною и подо мною» не сохраним этой клятвы, то «будем прокляты от бога, в которого веруем, - в Перуна и в Волоса, бога скота… и своим оружием посечены будем». Вот и ответ на то, почему Святослава убивают без боя, и почему он сам не решался с боем пройти через засады печенегов. Просто они сложили оружие в прямом смысле слова. После неудачной попытки уйти из Доростола Святослав понимает, что никакой надежды прорваться силой, у него нет. Более того он узнает, что даже если он прорвется через греческую армию, то на пути в Киев его встретят печенеги. Встретят и убьют. Сначала он предлагает византийцам деньги, но те совершенно справедливо решают, что на тот свет Святослав все равно их не заберет. Значит, или когда защитники города умрут от голода, или после успешного штурма все деньги и богатства все равно достанутся им. Получив отказ, Святослав понимает, что иного пути, кроме безоговорочной капитуляции у него нет, и посылает императору меч. Император мог отказаться и от меча. Это означало бы, что он будет открыто добиваться смерти Святослава любой ценой. Но ему нужна была армия в другом месте. На востоке арабы всегда могли перейти в наступление, а в Болгарии вполне мог появиться кто-нибудь из потомков царя Симеона, готовый бороться за независимость. В итоге, царь принимает меч, чем пугает и обнадеживает русов. Пугает, потому как они привыкли иметь дело с продажным Калокиром, но обнадеживает, так как принятие меча означает, что им дадут уйти.
Святослав и Свенельд, согласно «Повести», составляют «договор», который напоминает акт о безоговорочной капитуляции, да им и является. Текст договор в «Повести» начинается с «шапки»: «Список с договора, заключенного при Святославе, великом князе русском, и при Свенельде, писано при Феофиле Синкеле к Иоанну, называемому Цимисхием, царю греческому, в Доростоле, месяца июля, 14 индикта, в год 6479». Очень странная «шапка» для договора, написанного славянином-язычником, правда? Сейчас у неоязычников существуют свои календари с достаточно развитой системой счета времени. Но Святослав пользуется византийской системой летоисчисления. Почему? А потому же, почему Игорь в своем договоре говорит, что на войну его подтолкнул диавол. Этот договор был продиктован греками, а князю оставалось лишь его подписать. «Я, Святослав, князь русский». Если бы Святослав одержал победу, как нас уверяет «Повесть», то уж добавку «великий» он бы не забыл. В «шапке» она стоит, чтобы он не мог потом отнекиваться, что договор заключен просто с князем, а он - великий князь. В тексте «великого» нет, и это подчеркивает его положение «проигравшей стороны». «Как клялся, так и подтверждаю договором этим клятву мою: хочу вместе со всеми подданными мне русскими, с боярами и прочими иметь мир и полную любовь с каждым великим царем греческим, с Василием и Константином, и с боговдохновенными царями, и со всеми людьми вашими до конца мира». «Подданные мне русские» это напоминание и том, что в самой Руси его положение теперь туманно. Вся земля разделена им между сыновьями, при чем, и Киев, и Новгород уже заняты. А сам он их просто бросил и уехал в Болгарию. Словом, что старший сын его, Ярополк, может совсем не гореть желанием отдать престол отцу, бросившему Русь. Василий и Константин - малолетние сыновья Константина Багрянородного, от имени которых правил Иоанн Цимисхий.
«И никогда не буду замышлять на страну вашу, и не буду собирать на нее воинов, и не наведу иного народа на страну вашу, ни на ту, что находится под властью греческой, ни на Корсунскую страну и все города тамошние, ни на страну Болгарскую. И если иной кто замыслит против страны вашей, то я ему буду противником и буду воевать с ним». Фактически, это отказ от самостоятельной внешней политики и от притязаний на Крым и Болгарию. К слову, в этот самый момент, согласно «Повести» он давал ложную клятву. Своих воинов он убедил в необходимости переговоров тем, что вернется на Русь, чтобы собрать новую армию и отомстить грекам. Так что он еще и грешил против богов, которых позже призовет в свидетели. Ну, или он лгал дружине.
«Если же не соблюдем мы чего-либо из сказанного раньше, пусть я и те, кто со мною и подо мною, будем прокляты от бога, в которого веруем, - в Перуна и в Волоса, бога скота, и да будем желты, как золото, и своим оружием посечены будем. Не сомневайтесь в правде того, что мы обещали вам ныне и написали в хартии этой и скрепили своими печатями». Про свое оружие я уже писал. Впрочем, если понимать это не буквально, то получится, что Святослав обещал грекам совершить самоубийство, если нарушит договор. Здесь важно и другое. Главное отличие от договоров с Олегом и Игорем в том, что это односторонний договор. Греки ничего не обещают Святославу. Ни права торговли, ни вспомогательного отряда. Как не хочется летописцу представить все в выгодном свете, но в клятве в верности Византии Святослава (если называть вещи своими именами) нет ни слова о дани или о чем-то подобном. Другая деталь - в нем нет ни слова о клятве для воинов-христиан. Это можно объяснить тем, что христиан в его войске не было или тем, что в их лояльности византийцы не сомневались. Против первой версии говорит упоминание в «Летописи епископа Иоакима» приказа Святослава перебить всех христиан и сжечь церкви в Киеве. Оно было бы совершенно в духе римлян-язычников, которые в случае засухи, наводнения, поражения или еще какого-то бедствия кричали «христиан ко льву» и устраивали погромы и гонения. Оно и понятно. Как боги могут помогать человеку, если в Киеве стоят церкви, а языческих идолов, чтобы принести им жертву, князю Владимиру пришлось специально устанавливать. То есть, их там просто не нашлось или были в таком плачевном состоянии, что для государственного культа никак не подходили. Понятно, что виноваты во всем христиане, а не его собственные ошибки, если не сказать преступления - предательство болгар и греков, отречение от детей и Родины, упорное нежелание отступить на Русь, погубившее остатки войска, ложь дружине или ложная клятва богами. В Риме тоже почти никому не приходила в голову мысль, что на них гневается за их разврат Юнона или Веста. Во всем виноваты были христиане, но уж никак не сами римляне.
Впрочем, сама эта летопись составлена позже и из разных источников, а «Повесть» об этом приказе молчит. Впрочем, и она говорит, что Святослав насильно выдал замуж за Ярополка болгарскую монахиню. Вероятно, когда в последний раз был в Киеве во время смерти Ольги. Раньше болгарскую монахиню он нигде взять не мог, а тут она очень кстати отказалась под рукой. Кстати, то есть как раз, чтобы совместить похороны матери и кощунственную просто в отношении ее памяти и веры свадьбу. В некотором смысле, он буквально сплясал на ее могиле. Кстати, если бы Ольга не успела отказаться от тризны, эту монахиню могли убить, чтобы положить с ней в могилу. Такие захоронения знатного война вместе с женским трупом часто встречаются при раскопках пластов того времени и нечто подобное описывают арабы. Вообще, ничего невероятного в этом нет. «Добровольно» самоубийство жены в день похорон мужа до 19 века встречалось у высших, арийских, каст Индии. Но в наших захоронениях это скорее служанки. В любом случае, до смерти Ольги он бы на свадьбу сына и монахини не решился. Во всяком случае, это вызвало бы ссору, о которой нет никаких упоминаний, а после ее похорон он в Киеве не бывал, и устроить эту свадьбу не мог. Вот и выходит, что свадьбу с монахиней играли на похоронах Ольги... Вместо тризны.
В итоге, Святослав лишился человеческого погребения. Он не решился прорываться с боем через печенегов, зимовал в Белобережье, перенес страшный город, весной двинулся к порогам, попал в засаду. О бое не упоминается ничего. Святослав был убит, а из его головы сделали чашу. А Свенельд спокойно вернулся в Киев. Возможно, что и с остатками дружины.