"ПОСВЯЩЁННЫЕ"
В серии стихов «Посвящённые» представлены отнюдь не литературные
портреты и даже не эскизы к ним! Скорее всего, это персонифицированные лирико-философские зарисовки, адресованные группе «посвящённых» служителей Храма Национального Языка, плеяде людей причастных к таинствам Русского Слова. В этих набросках автор постарался передать ментальный, духовный и, порой, даже интимный мир реальных профессионалов публичной словесности - журналистов, литераторов, поэтов, пропустив свет их творчества через призму своего. В образах этих посвящений не нужно искать каких-то намёков на факты действительности и бытия, но стоит проникнуться их настроем и энергетикой. Если читатель за известными на Вятке именами и витиеватыми авторскими характеристиками ощутит суть Творчества, то можно считать, что цель им достигнута.
А. ОСМИНИН
"ВЯТСКАЯ ХРОНИКА"
10.10.2008, №4
Cветлане Сырневой
По коридорам угрюмого Серого дома
Солнечный Лучик скользнул и укрылся за дверью.
Где вы, просторы? Где отзвуки летнего грома?
Где вы, луга заливные, поля и деревья?
В сумраке буден , безликих, бесцветных, бездушных
Ласковый Лучик как символ весны и цветенья.
Свет абсолютен! Пронзительный и вездесущий,
Даже в среде, что опутана вечною тенью.
Движется Лучик, и хмурые лица светлеют.
Черствые души отмякли и стали нежней.
Взгляды колючие непроизвольно добреют,
Воздух бумажно-конторский и тот стал свежей.
Я невзначай окажусь в этом здании Сером.
Я здесь случаен, но с Лучиком мне по пути.
Не исчезай, даже если закроют все окна и двери,
В малую щель пробивайся - сияй и свети!
Где вы, просторы? Где отзвуки летнего грома?
Где вы, луга заливные, поля и деревья?
По коридорам угрюмого Серого дома
Солнечный Лучик скользнул и укрылся за дверью.
Юрию Смолину
Ночное небо в сизых звёздах.
Осенний холод. Тишина.
Струящийся от влаги воздух.
Чуть замутнённая луна.
Закрою дверь и в город выйду
- Невмоготу квартирный плен
- Туда, где отсвет звёзд не виден,
А лишь неон и галоген.
Но тесно мне и здесь сегодня
Среди "орбит" пустых аллей,
Среди "комет" такси свободных,
Среди "галактик" площадей.
Я, словно инопланетянин,
Своим забытый НЛО.
Я был случайно здесь оставлен.
Что делать? Мне не повезло!
Умчались вдаль мои собратья,
Скафандры застегнув плотней.
Я видел их корабль на старте
В сияньи бортовых огней...
Вот я иду сквозь спящий город
Подальше от ночных витрин
И верю я, что очень скоро
Я встречусь с НЛО своим.
Я верю, что меня отыщут,
Я чувствую: меня найдут.
Я знаю, пеленг мой услышат
И скорректируют маршрут.
И в час, перед восходом солнца,
Когда совсем не будет сил,
Мой НЛО ко мне вернётся,
Тот самый, что меня забыл.
Николаю Голикову
Дрожит рука в надежде сжать перо,
В стремленьи рифмы подарить бумаге.
Глаза горят, и лишь лицо серо,
И лоб искрится от нервозной влаги.
Флакон с чернилами и боевой стилет,
А на стене - портрет прекрасной Дамы.
Творит поэт давно ушедших лет:
Он ищет путь между Дворцом и Храмом.
Он страсть свою доверит лишь листу.
И пусть потом сожгут его за это.
Пусть будет так! Докажет он Христу
Всю правоту влюблённого поэта.
Расскажет он Ему, как грудь светла,
Как выгнута спина, как бьются руки,
Как все внутри в тот миг горит дотла
В слияньи грешных тел упругих!
Расскажет он, как пахнет сладкий пот,
Как в наслаждении скрежещут зубы,
Как приоткрыт от стона нежный рот,
Как напряглись от поцелуя губы…
Он страсть свою доверит лишь листу,
И пусть потом его сожгут за это.
Пусть будет так! Докажет он Христу
Всю правоту влюблённого поэта.
Михаилу Коковихину
Я волны и остров.
Я тёмная туча над дальним морским побережьем.
Я полночь и звёзды.
Я старый каштан на руинах, так буйно расцветший.
Я краток и вечен.
Я стрелка застывших часов на разрушенной башне
Я копоть и плесень
На ржавых лафетах сражений вчерашних.
Я знамя. Я флаг,
Неупавший, не взятый врагами в бою рукопашном.
Я ров. Я овраг,
Который заполнен изрубленным месивом страшным.
Я кровь и картечь.
Я трупы последних стрелков у остывшего трона.
Я сломанный меч
У скелета, чей череп венчала когда-то корона…
Я вечность и время,
Безжалостно лучшие годы в песок истоптавшее,
Но рифма спасеньем
Пришла в это царство, до срока погасшее.
Она, словно перья и песня
Пичужки, что села в цветы уцелевшего чудом каштана.
Она, словно воздух весенний,
Принесший нежданный рассвет из других океанов.
Виктору Чудиновских
Еще не всё погребено в истлевшей памяти.
Еще горит моё окно вдождливой замути.
Еще не сломан карандаш, тетрадь не порвана.
И я пока ещё не ваш, вороны чёрные.
Ложатся строчки на листок стихами быстрыми,
И мне ещё не выпал срок, ещё не выстрадан.
Еще не все разрешены мои сомнения.
Среди неласковой страны, здесь, как на сцене я!
И бесконечен монолог собрата Гамлета…
Сереет низкий потолок с рассветом матовым.
А я - всего лишь Дон-Кихот, и всюду мельницы.
Мой Росинант летит вперёд, но что изменится?
В иссохшей памяти моей года и лица…
Что не учёл в судьбе своей, то повторится.
Но Высший Рзум всё равно восторжествует…
Среди дождя горит окно - Поэт рифмует.
Валерию Фокину
Весна. Пора звенящей свежести,
Пора всеобщего цветения.
Поэт сегодня хочет нежности
Для сердца, не для сочинения.
Поэту хочется расплакаться,
Уткнувшись в тёплые колени.
Поэт устал от жизни прятаться
За шторками стихотворений.
Да, он романтик и бродяга,
Да, он гуляка ресторанный,
А хочется ему, бедняге,
Горячий кофе прямо в ванну.
Ему нужна живая муза
В домашнем шелковом халате.
И чтоб он не был ей обузой
Ни по душе, ни по зарплате.
Поэты - все немного дети!
Простите им святые шалости.
Не так уж много их на свете,
Доживших до счастливой старости.
Весна - период обновления,
Вот-вот, и скоро будет лето.
И хочется просить в смущении:
Простите слабости поэту!
Сергею Бачинину
Плащ походный крыльями взметнётся
Над спиною быстрого коня.
Ничего так просто не даётся -
Это я давно сумел понять.
Я прекрасно чувствую затылком
Вражеского взгляда холодок,
Даже если из одной бутылки
Нам пришлось с ним пить среди дорог.
Даже если из одной кастрюли
Черпали мы муть похлёбки пресной,
Я дождусь его лукавой пули,
Или он дождётся пули честной.
Кто же он, опасный спутник этот?
Тот, что взгляд с затылка не отводит?
Почему за мной спешит по свету,
Зло сжимая пальцы на поводьях?
Ничего так просто не даётся:
Всё приходит через труд и бой…
Вечный враг, что надо мной смеётся,
- Это я же - только я другой.
Если я забудусь и расслаблюсь
Или же устану от дорог,
То с врагом своим уже не справлюсь.
Станет ясно, с кем сегодня Бог.
Зазвенят бутылки и кастрюли,
Плащ походный выстрелом надорван
Кто из нас какой дождался пули…
Знает только тот, кем был я создан.
Геннадию Рыкову
Здесь ходит смерть вокруг да рядом,
Выдёргивая нас из строя.
И под её холодным взглядом
Становится земля пустою.
Вот с тем пивал, влюблялся в женщин,
А с этим дрался и злословил.
И нас всё меньше, меньше, меньше,
Как колосков в осеннем поле.
Редеет наше поколенье,
Как будто лес дождливой осенью.
И смерть своею темной тенью
Нависла над закатной просинью.
Жизнь тихо опустилась в сумерки,
Как солнце в тучу грозовую.
Остались реденькие лучики.
И я в слезах на них любуюсь.
Полоски радужного света
Стремятся в небо штормовое,
Последний яркий отсвет лета.
Последний, как и мы с тобою.
Сквозь темноту грядущей ночи
Мы пробиваемся, мы светим.
Нам нужно выжить. Нужно. Очень!
Ещё бы год, другой и третий…
Нам нужно, раздвигая тучи,
В одну зарю однажды слиться,
Подняться заревом могучим
И в сизой дымке раствориться.
Николаю Пересторонину
Медленно, медленно тянется в поле дорога
Конь, притомившись, кивает траве головой.
Ну, потерпи же! До речки осталось немного.
Там, дорогой, мы ночёвку устроим с тобой.
Конь словно понял, и шаг его сделался тверже.
Вот и овраг, что полого уходит к воде…
…Вечер осенний, холодный, сырой, непогожий
Прянул в осоку, как только костёр загудел.
Я разнуздаю коня и похлёбку сготовлю,
Плащ вместо полога возле костра натяну.
Встала над плёсом луна, и к её изголовью
Ветер пушистую тучку с заботой надул.
Конь, как ребёнок, по отмели пустится бегать,
Тину и глину со дна баламутя в воде.
Завтра нам снова с ним ехать, и ехать, и ехать...
Где заночуем потом? Заночуем ли где?
Над побережьем прорезался лучик рассветный.
Угли костра и следы от копыт и сапог...
Вечные странники - эти бродяги-поэты,
Пусть же к ним милостив будет рифмующий Бог!
Василию Урвачёву
Уже начинают звучать на концертах
Поэмы твои и стихи.
Уже гонорары приносят в конвертах
И тянут бокалы с «сухим».
А дома по-прежнему голые стены
И быт без начала и без конца.
Ты там - перед залом - необыкновенный,
А здесь твои дети растут без отца.
Уже седина пробивается тонко
Сквозь прядь поредевших волос.
Уже у подъезда встречают девчонки
И дамы с букетами роз.
А дома закуска забытая тухнет
И пес полукровка ботинок изгрыз
Ты там гениален. А дома на кухне
Ты пьяно и мерзко раскис.
Уже утомила лукавая жажда
До славы и денег. Да-да!
Уже захотелось сорваться однажды
И молча уйти в никуда!
А дома тебя остановят у двери,
Обнимут и тихо всплакнут.
Ты там, на эстраде, свободен, как ветер,
Но дорог ты всё-таки тут.