НОРМАЛЬНАЯ НАУКА: КТО НЕ СПРЯТАЛСЯ, Я НЕ ВИНОВАТ!
© Андрей Лавров, 2018
Теоретик, создающий
по каждому случаю новые теории,
сравнительно безопасен.
Но тот, кто начинает с ложной гипотезы
и потом подгоняет под нее все,
- истинная чума для человеческого разума.
Г. К. Честертон. «Перелетный кабак»
Есть такое явление, которое получило название «эффект (рефлекс) Земмельвейса»: отрицание и резкое неприятие научных данных и идей, которые резко противоречат общепринятым научным представлениям и господствующей парадигме.
Назван эффект в честь венгерского врача Игнаца Филиппа Земмельвейса, человека с трагической судьбой и сложным характером. Обычно пишут, что он первым осознал и сформулировал принципы асептики, наблюдая за высокой смертностью рожениц от родильной горячки в клинике, где он практиковал. Врачи принимали роды чуть ли не сразу после того, как проводили вскрытия трупов, Земмельвейс обратил на это внимание после смерти коллеги, порезавшего палец при вскрытии и умершем от заражения крови с симптомами, аналогичными симптомам, наблюдаемым у рожениц. Земмельвейс обязал принимающий роды персонал обеззараживать руки в растворе хлорной извести, смертность резко снизилась, Земмельвейс через некоторое время опубликовал свои идеи, которые, впрочем, были приняты в штыки научной общественностью. Горячие споры, презрение коллег и нервное напряжение, возможно, привели к тому, что Земмельвейс попал в психиатрическую лечебницу, где вскоре умер, как думают в результате побоев, нанесенных санитарами. Описанная выше история Земмельвейса, скорее всего, полна мифов и преувеличений (Lerner 2014, Loudon, 2013), но тем не менее названный в честь него эффект, безусловно, имеет место быть.
Однако слишком ретивые поклонники науки очень часто пытаются уверить нас в обратном. Так, например, в «Доказательствах эволюции» (Доказательства.., 2010) написано следующее:
«Если уж говорить о "корысти", то для любого нормального ученого обнаружить факт, опровергающий какую-либо устоявшуюся точку зрения - это кладезь, золотое дно, мечта всей жизни. Такая находка дает ученому шанс войти в историю.»
Безусловно, шанс войти в историю есть. Но есть не меньший шанс в эту историю вляпаться. Причем в научном сообществе это в общем-то прекрасно понимают.
Начнем с более или менее общих наблюдений, касающихся науки в целом. Итак, Макс Планк (Planck, 2007):
«Новая научная истина побеждает не путем убеждения оппонентов, заставляя их узреть правду, но скорее потому, что ее оппоненты в конце концов умирают и вырастает новое поколение, которое с ней хорошо знакомо».
Ему, в общем-то, вторит Гулд (Gould, 1975):
«Ни один миф не заслуживает более явной смерти, чем идея о том, что науке является по своей внутренней сущности беспристрастным и объективным занятием; ее объективность, в конце концов, разрушалась чем угодно, от Томаса Куна до Уотергейта. Тем не менее данная идея продолжает процветать среди практикующих ученых потому, что она служит нам так хорошо».
Упомянутый Гулдом Томас Кун выражался несколько более мягко, однако и он признавал, что лишь время позволяет разрушить оковы устоявшихся мнений, которые он именовал нормальной наукой (Kuhn, 2012):
«Нормальная наука, деятельность, которой большинство ученых неизбежно заняты большую часть своего времени, основывается на предположении, что научное сообщество знает, на что похож мир. Большая часть успеха данной деятельности основывается на готовности данного сообщества защищать данное предположение, если необходимо, то и большой ценой. Нормальная наука, к примеру, часто подавляет фундаментальные новшества, потому что они обязательно разрушительны для ее основополагающих убеждений. Несмотря на это, так долго как эти убеждения сохраняют элемент субъективности, сама природа нормальных исследований обеспечивает, что новшество не будет подавляться слишком долгое время».
И вот здесь стоит уже перейти к тому, почему же роль предвестника будущей научной революции, этакого нового Земмельвейса, отнюдь не всегда является привлекательной. Причины могут быть самыми разными.
Например, это может быть банальное желание карьерного роста, удовлетворения амбиций или просто стремление идти путем наименьшего сопротивления. Такой вектор в теоретической физике хорошо описал Ли Смолин (Смолин, 2007):
«Наука требует деликатного баланса между конформизмом и разнообразием. Поскольку так легко ошибиться, поскольку ответы не известны, эксперты, не важно, насколько умные или натренированные, не сойдутся во мнениях по поводу того, какой подход более вероятно даст плоды. Следовательно, если наука хочет двигаться вперед, научное сообщество должно поддерживать различные подходы к каждой отдельной проблеме.
Имеются обширные доказательства, что этим базовым принципам в случае фундаментальной физики больше не следуют. Хотя некоторые могут быть не согласны с высказыванием других взглядов, это все меньше и меньше практикуется. Некоторые молодые струнные теоретики говорили мне, что они чувствуют принуждения к работе над струнной теорией, верят они в нее или нет, поскольку это воспринимается как билет к профессорству в университете. И они правы: в Соединенных Штатах теоретик, который занимается подходами к фундаментальной физике, иными, чем теория струн, почти не имеет карьерных возможностей. За последние пятнадцать лет было всего три доцента, назначенных в американские исследовательские университеты, кто работал над подходами к квантовой гравитации, отличающимися от теории струн, и все эти назначения были в единственную исследовательскую группу. Раз уж теория струн борется на стороне науки, она одержала триумфальную победу в академии.»
Немаловажную роль играет и страх осуждения от коллег, а также вполне себе реальные перспективы банально потерять работу:
«Однако ж всего лишь упоминание об РЭС [расширенном эволюционном синтезе - А.Л.] вызывает эмоциональную, и даже враждебную, реакцию среди эволюционных биологов. Очень часто, жизненно необходимые дискуссии нисходят до обмена колкостями, с обвинениями оппонентов в искажениях и путанице в голове…»(Laland, 2014)
«Опасно обращать внимание на тот факт, что нет удовлетворительного объяснения макроэволюции. Можно легко стать мишенью ортодоксальной эволюционной биологии и фальшивым другом сторонников ненаучных концепций. Исходя из первой мы уже знаем все задействованные принципы, которые объясняют сложность и разнообразность жизни на Земле; для вторых же наука и исследования никогда не будут способны предоставить убедительных объяснений, просто потому, что сложная жизнь не имела естественного происхождения» (Theißen, “2006)
Наконец, возможна и своеобразная самоцензура, причем даже не в том смысле, что человек, естественно, старается изначально примирить какой-то факт или наблюдение с уже устоявшимся собственным мировоззрением, а потому, что публичное обнародование неких данных или гипотез, «льющих воду на мельницу» научных, идеологических или мировоззренческих оппонентов, является нежелательным и воспринимается как предательство определенной позиции:
«Несколько коллег говорили нам, что даже если Дарвин был существенно неправ в своем заявлении, что естественный отбор является механизмом эволюции, то мы не смотря на это не должны этого говорить. В любом случае, не на публике. Делать это, даже не специально, все равно что идти рука об руку с Силами Тьмы, целью которых является привести Науку к позору... Неодарвинизм принимается за аксиому, он в буквальном смысле не может ставиться под вопрос. Позиция, которая выглядит как противоречащая ему, или прямо, или через ее следствия, уже по факту отвергается, какой бы правдоподобной она не казалась во всем остальном. Целые департаменты, журналы и исследовательские центры работают по этому принципу» (Fodor and Piattelli-Palmarini, 2010)
«В биологии есть ощущение, что ученые должны держать свое грязное белье спрятанным, потому что религиозные правые [имеются в виду США, где существует сильная связь между правыми политическими убеждениями и религиозностью - А.Л.] всегда ищут любой спор между эволюционистами как поддержку своих креационистских теорий. Существует сильное убеждение, что нельзя публично оспаривать дарвинизм» (Third Culture..,1995)
По итогу ученые являются обычными людьми со всеми соответствующими добродетелями и недостатками. Очень часто научный поиск ведется очень активно, но в строго определенных направлениях, уклонение от которых расценивается (научным сообществом или самими исследователями) как шаг в сторону, ведущую прочь от науки, а вернее от Науки.
Литература
Доказательства эволюции (Под ред. А.В. Маркова, 2010 г.) - http://evolbiol.ru/evidence.htm
Смолин Ли. Неприятности с физикой: взлет теории струн, упадок науки и что за этим следует. (Penguin Book, 2007)
Gould S.J. The Brain Bank of America; The other scientific method (The New York Times Book Review (May 04, 1975)
Fodor J. and Piattelli-Palmarini M. What Darwin Got Wrong (Farrar, Straus and Giroux, 2010)
Laland K et al. Does evolutionary theory need a rethink? (Nature. October 09, 2014)
Lerner Barron H. Searching for Semmelweis (The Lancet, 18 January 2014)
Loudon Irvine. Ignaz Phillip Semmelweis’ studies of death in childbirth (Journal of the Royal Society of Medicine; 106(11) October 24, 2013)
Kuhn. Thomas S. The Structure of Scientific Revolutions: 50th Anniversary Edition. (The University of Chicago Press, 2012)
Planck Max. Scientific Autobiography and other papers (Philosophical Library (December 9, 2007)
Third Culture: Beyond the Scientific Revolution, ed. by John Brockman (Touchstone; 1st Touchstone Ed edition, 1996)
Theißen Günter. The proper place of hopeful monsters in evolutionary biology. ( Theory in Biosciences, 124: 349-369 (2006)