Первая сексуальная революция в Европе
К портрету галантного мира:Сотворение мифа о веке галантности началось примерно во второй трети XIX века, когда из союза просветительских идей и сентиментально-готической литературы вырастала романтическая парадигма. Придуманная Вальтером Скоттом модель исторического романа завоёвывала умы и сердца... Жанр плаща и шпаги, разрастаясь сам в себе, спокойно пережил эпоху реализма, затем модернизм, и перекочевал в массовую культуру XX века. В среде масс-медиа авантюрный исторический роман успешно адаптировался, благодаря его мощному визуальному потенциалу... Примерно так и сформировался миф о галантной эпохе, как о царстве возвышенной любви, населённом отважными кавалерами и роковыми дамами. Этот стереотип стал плотно ассоциироваться с XVII-XVIII столетиями.
...истинная картина галантного бытия радикально отличается от полу-художественного мифа о нём.
Абсолютизм, распространивший миазмы своей тоталитарной психологии из Франции на всю Европу, установил невиданный ранее уровень сословной сегрегации. ... Отсутствие титула, по сути, лишало даже человеческого статуса - иногда его заменяло красивое слово «креатура».
... вульгарный гуманизм спровоцировал появления разнообразных культов, от невиданного с со времён Древнего Рима обожествления солнецеликого правителя, до эротического фетишизма. Характерно, что один из первых манифестов фетишизма - роман Ретифа де ла Бретонна «Ножка Фаншетты или Розовый башмачок», увидел свет в разгар режима абсолютистской монархии, в 1769 году.
Женщина XVIII века - прежде всего объект чувственной страсти, набор отдельных составляющих, каждый из которых ведёт к удовольствию. Это и части её тела (вот самые рафинированные метафоры, которыми их обозначали: «алебастровые горы любви», «цепи сладострастия», «колонны, поддерживающие храм любви» и т.п.) и томная бледность, и приятная речь, и игривый характер. В моде сложность, инфантилизм, капризность. Быть желанной «повелительницей страсти» - к этому сводится миссия женского существования. ... основными достоинствами женщины галантного мира была её сексуальная привлекательность и талант к флирту. И от того, как дама этот капитал реализует, зависел её социальный успех. Это справедливо для женщин всех социальных классов и всех возрастов, девиц и замужних. В этом причина бурного развития моды, появления таких великих орудий соблазнения, как декольте, подвязки, кринолин, каблук, косметические мушки… Появились аксессуары, практически не изменившиеся до сих пор: перчатки, вуали, зонты, комнатные собачки.
Европу захлестнула бурная и вполне конкретная эротическая жизнь, просто чрезвычайно задрапированная и напудренная. Она была следствием пышного торжества всего человеческого, включая половое влечение. Галантная идеология сделала распущенность просвещённых классов нормой, приправив её пикантной остротой греховности. Саморазумеющаяся готовность к физической любви была украшена арабесками изощренного флирта, сложными комплиментами и разнообразными знаками внимания. В этом самая суть галантности: ничем неограниченная сексуальная свобода, наслаждение от которой по-гурмански растягивалось посредством усложнённого, куртуазного этикета. Забавно, что нормы этого этикета мало вписываются в границы современного понятия «галантность». Например, одной из безобидных любезностей, которую кавалер мог оказать знакомой даме, был поцелуй её колена или груди. При этом нужно заметить, что полуобнажённая грудь была обыденным элементом женского облика, в Германии и во Франции какое-то время мода предписывала носить откровенное декольте даже в церковь. Как говорила пословица: «Всегда легче коснуться груди красотки, чем ее сердца». Полное же обнажение груди на публике практиковалось ситуативно, как особый знак внимания, хотя в общем, полуобнажённость именно тогда стала восприниматься более волнующей, чем полная нагота. Таким образом, галантность превратила женскую грудь из символа материнско-христианского толка в активно тиражируемый эротический образ.
Другой галантный обычай позволял увидеть даже малознакомую даму в неглиже или практически обнажённой. Это так называемые туалетные визиты, во время которых гости беседовали с принимающей ванну, или постепенно одевающейся хозяйкой.
...безоглядная преданность позе, перетекающая в кривляние - стержневой признак мировосприятия галантности. Даже ложась спать, люди выбирали эстетичные позы, приятные глазу возможного свидетеля. Это постоянное конструирование экспортного образа себя, прекрасно раскрытое Гринуем в фильме «Контракт рисовальщика», не кануло в Лету. Его черты мы с лёгкостью обнаруживаем в имиджевом мышлении нашего времени. Общность же галантной психологии и экранной культуры лежат на поверхности. В современных социальных сетях столько же антиинтимности, диктатуры моды и эскапизма, как и в салонах XVIII века.
... брак в высших классах становится предельно формальным. Как пишет французский моралист Жан де Лабрюйер, «Тайных любовных связей почти не существует: имена многих женщин также тесно связаны с именами их любовников, как и с именами мужей». Роль успешной куртизанки, о засилии которых в Париже мы читаем у Фонвизина, для многих дам стала самой желанной. А в венценосных кругах существовал ещё и фаворитизм. И то, что во время молитвы в соборе рядом с Людовиком XIV сидела и законная супруга, и мадам Монтеспан, никого не смущало.
Вот как описывает супружество в своей «Истории нравов» Эдуард Фукс: «И подобно тому, как муж à la mode ничего не имеет против любовника жены, так она ничего не имеет против любовниц мужа. Никто не вмешивается в чужую жизнь, и все живут в дружбе. Муж - друг любовника жены и поверенный её бывших симпатий; жена - подруга любовниц мужа и утешительница тех, которым он дал отставку. Муж не ревнует, жена освобождена от супружеского долга, беспечность - добродетель мужчин. Только одного требует общественная мораль от него и от неё, главным образом, конечно, от неё, - соблюдения внешнего декорума. Последнее заключается отнюдь не в том, чтобы на глазах у всех симулировать верность, а только в том, чтобы не давать свету никаких явных доказательств противного».
Подобные стандарты были распространены во всех странах Западной Европы, и в протестантских, и в католических, а временами принимали весьма радикальные формы. Например, хорошо известно о практике временного обмена жёнами, или о массовых великосветских оргиях, вошедших во французскую моду во время регентства Филиппа II.
Рост числа городского населения, галантная мораль и развитие финансовых отношений подняли отрасль сексуальных услуг на невиданный даже в Древнем Риме уровень. В одном только Лондоне конца XVIII века (который тогда был вовсе не 10-миллионым) работало как минимум 50000 проституток, а для борделей были отведены целые кварталы. Широкое распространение имела и детская проституция, причём, согласно, например, британским законам, половая связь с девочкой от 10 до 12 лет считалась misdemeanor, то есть была не преступлением, а лишь правонарушением.
Похожая ситуация сложилась во многих столицах и крупных городах Европы, посещая которые, путешественнику непременно следовало побывать в модных заведениях с названиями вроде «Bonne Maman», «Монастырь Шарлотты», «Храм Авроры», «Фонтан» и т.п. Это были своего рода достопримечательности, всем известные и конкурирующие между собой. Визиты туда не считались предосудительными, и зачастую мужья даже от жён не скрывали, что собираются в бордель на чашку кофе.
Повсеместность и размах платного сексуального досуга дают нам право отнести становление массовой проституции к характерным чертам урбанизации Нового времени. А квартал Красных фонарей в Амстердаме можно считать такой же частью культурно-исторического наследия Европы, как Венецианский маскарад или Октоберфест.
Однако активное распространение профессиональной и любительской проституции привело к взрыву тяжёлых венерических болезней, прежде всего к эпидемии сифилиса. Эта болезнь стала настолько острой проблемой, что под угрозой оказалось здоровье всего континента. Вероятно, именно эта опасность побудила европейский социум постепенно ужесточить нравы и маргинализировать проституцию.
Галантный век породил сексуальную свободу, эротику, моду, массовую проституцию и эпидемии сифилиса. А причиной всего этого безобразия в распространении идей гуманизма. ;-)
...истинная картина галантного бытия радикально отличается от полу-художественного мифа о нём.
Абсолютизм, распространивший миазмы своей тоталитарной психологии из Франции на всю Европу, установил невиданный ранее уровень сословной сегрегации. ... Отсутствие титула, по сути, лишало даже человеческого статуса - иногда его заменяло красивое слово «креатура».
... вульгарный гуманизм спровоцировал появления разнообразных культов, от невиданного с со времён Древнего Рима обожествления солнецеликого правителя, до эротического фетишизма. Характерно, что один из первых манифестов фетишизма - роман Ретифа де ла Бретонна «Ножка Фаншетты или Розовый башмачок», увидел свет в разгар режима абсолютистской монархии, в 1769 году.
Женщина XVIII века - прежде всего объект чувственной страсти, набор отдельных составляющих, каждый из которых ведёт к удовольствию. Это и части её тела (вот самые рафинированные метафоры, которыми их обозначали: «алебастровые горы любви», «цепи сладострастия», «колонны, поддерживающие храм любви» и т.п.) и томная бледность, и приятная речь, и игривый характер. В моде сложность, инфантилизм, капризность. Быть желанной «повелительницей страсти» - к этому сводится миссия женского существования. ... основными достоинствами женщины галантного мира была её сексуальная привлекательность и талант к флирту. И от того, как дама этот капитал реализует, зависел её социальный успех. Это справедливо для женщин всех социальных классов и всех возрастов, девиц и замужних. В этом причина бурного развития моды, появления таких великих орудий соблазнения, как декольте, подвязки, кринолин, каблук, косметические мушки… Появились аксессуары, практически не изменившиеся до сих пор: перчатки, вуали, зонты, комнатные собачки.
Европу захлестнула бурная и вполне конкретная эротическая жизнь, просто чрезвычайно задрапированная и напудренная. Она была следствием пышного торжества всего человеческого, включая половое влечение. Галантная идеология сделала распущенность просвещённых классов нормой, приправив её пикантной остротой греховности. Саморазумеющаяся готовность к физической любви была украшена арабесками изощренного флирта, сложными комплиментами и разнообразными знаками внимания. В этом самая суть галантности: ничем неограниченная сексуальная свобода, наслаждение от которой по-гурмански растягивалось посредством усложнённого, куртуазного этикета. Забавно, что нормы этого этикета мало вписываются в границы современного понятия «галантность». Например, одной из безобидных любезностей, которую кавалер мог оказать знакомой даме, был поцелуй её колена или груди. При этом нужно заметить, что полуобнажённая грудь была обыденным элементом женского облика, в Германии и во Франции какое-то время мода предписывала носить откровенное декольте даже в церковь. Как говорила пословица: «Всегда легче коснуться груди красотки, чем ее сердца». Полное же обнажение груди на публике практиковалось ситуативно, как особый знак внимания, хотя в общем, полуобнажённость именно тогда стала восприниматься более волнующей, чем полная нагота. Таким образом, галантность превратила женскую грудь из символа материнско-христианского толка в активно тиражируемый эротический образ.
Другой галантный обычай позволял увидеть даже малознакомую даму в неглиже или практически обнажённой. Это так называемые туалетные визиты, во время которых гости беседовали с принимающей ванну, или постепенно одевающейся хозяйкой.
...безоглядная преданность позе, перетекающая в кривляние - стержневой признак мировосприятия галантности. Даже ложась спать, люди выбирали эстетичные позы, приятные глазу возможного свидетеля. Это постоянное конструирование экспортного образа себя, прекрасно раскрытое Гринуем в фильме «Контракт рисовальщика», не кануло в Лету. Его черты мы с лёгкостью обнаруживаем в имиджевом мышлении нашего времени. Общность же галантной психологии и экранной культуры лежат на поверхности. В современных социальных сетях столько же антиинтимности, диктатуры моды и эскапизма, как и в салонах XVIII века.
... брак в высших классах становится предельно формальным. Как пишет французский моралист Жан де Лабрюйер, «Тайных любовных связей почти не существует: имена многих женщин также тесно связаны с именами их любовников, как и с именами мужей». Роль успешной куртизанки, о засилии которых в Париже мы читаем у Фонвизина, для многих дам стала самой желанной. А в венценосных кругах существовал ещё и фаворитизм. И то, что во время молитвы в соборе рядом с Людовиком XIV сидела и законная супруга, и мадам Монтеспан, никого не смущало.
Вот как описывает супружество в своей «Истории нравов» Эдуард Фукс: «И подобно тому, как муж à la mode ничего не имеет против любовника жены, так она ничего не имеет против любовниц мужа. Никто не вмешивается в чужую жизнь, и все живут в дружбе. Муж - друг любовника жены и поверенный её бывших симпатий; жена - подруга любовниц мужа и утешительница тех, которым он дал отставку. Муж не ревнует, жена освобождена от супружеского долга, беспечность - добродетель мужчин. Только одного требует общественная мораль от него и от неё, главным образом, конечно, от неё, - соблюдения внешнего декорума. Последнее заключается отнюдь не в том, чтобы на глазах у всех симулировать верность, а только в том, чтобы не давать свету никаких явных доказательств противного».
Подобные стандарты были распространены во всех странах Западной Европы, и в протестантских, и в католических, а временами принимали весьма радикальные формы. Например, хорошо известно о практике временного обмена жёнами, или о массовых великосветских оргиях, вошедших во французскую моду во время регентства Филиппа II.
Рост числа городского населения, галантная мораль и развитие финансовых отношений подняли отрасль сексуальных услуг на невиданный даже в Древнем Риме уровень. В одном только Лондоне конца XVIII века (который тогда был вовсе не 10-миллионым) работало как минимум 50000 проституток, а для борделей были отведены целые кварталы. Широкое распространение имела и детская проституция, причём, согласно, например, британским законам, половая связь с девочкой от 10 до 12 лет считалась misdemeanor, то есть была не преступлением, а лишь правонарушением.
Похожая ситуация сложилась во многих столицах и крупных городах Европы, посещая которые, путешественнику непременно следовало побывать в модных заведениях с названиями вроде «Bonne Maman», «Монастырь Шарлотты», «Храм Авроры», «Фонтан» и т.п. Это были своего рода достопримечательности, всем известные и конкурирующие между собой. Визиты туда не считались предосудительными, и зачастую мужья даже от жён не скрывали, что собираются в бордель на чашку кофе.
Повсеместность и размах платного сексуального досуга дают нам право отнести становление массовой проституции к характерным чертам урбанизации Нового времени. А квартал Красных фонарей в Амстердаме можно считать такой же частью культурно-исторического наследия Европы, как Венецианский маскарад или Октоберфест.
Однако активное распространение профессиональной и любительской проституции привело к взрыву тяжёлых венерических болезней, прежде всего к эпидемии сифилиса. Эта болезнь стала настолько острой проблемой, что под угрозой оказалось здоровье всего континента. Вероятно, именно эта опасность побудила европейский социум постепенно ужесточить нравы и маргинализировать проституцию.
Галантный век породил сексуальную свободу, эротику, моду, массовую проституцию и эпидемии сифилиса. А причиной всего этого безобразия в распространении идей гуманизма. ;-)