Касарес Адольфо Бьой «Борхес. Из дневников»
Из книги:
Слово Борхеса нередко кажется людям большей реальностью, чем сама жизнь.
Борхес: «Я всю жизнь оспаривал общепринятые суждения, которых теперь придерживаюсь.
О биографиях: «Верно подметил Марк Твен: Никто не способен сообщить правду о себе или скрыть ее».
Борхес: «Странно: люди считают, что литераторы - лучшие умы. Литература - это забава, полная условностей, и в один прекрасный день она человечеству надоест».
Борхес: «Важно, не чтобы читатель верил прочитанному, а чтобы он чувствовал, что писатель верит написанному».
По поводу «Войны и мира» Борхес замечает, что неверно начинать роман большим праздников с большим числом персонажей, которых читатель должен индивидуально распознать: «Зачем Толстой так нагружает читателя, заставляя отождествлять каждого? Есть же замечательный ход: Жил некогда человек, - почему им не воспользоваться?».
Борхес: «Реализмом называется все жестокое, порочное, эсхатологическое. Господа, в какой реальности вы живете? А моей ничего такого не происходит».
Борхес: «Лучше достойная печаль, чем идиотская радость».
Борхес говорит, что малые народы обречены впадать в национализм. Бьой: «Конечно, аргентинцы не были националистами, пока собирались стать великой державой. А теперь мы нация второго порядка, и у нас полно националистов». Борхес: «Да, мы утратили надежду стать великой нацией. Шотландцы и ирландцы - националисты, англичане - нет. Все евреи - националисты».
Борхес: «О дружбе, одной из лучших тем в литературе, уже нельзя писать, так как она внушает мысль о передастии. Что за гнусные люди… Все опошлят».
Борхес: «Если любовь не приносит счастья, она ни в коем случае не должна становиться источником несчастья».
Борхес: «Меня всегда поражало, что в русских фильмах бедняки показаны красивыми, смелыми, умными, а богачи - подонками. Я полагал, что они считают бедность бедой; похоже, что нет: это лучшее состояние для человека. Но люди так не думают».
Борхес говорит, что вначале он был сторонником русской революции и что русские фильмы о революции заронили в нем первые сомнения. Борхес: «В них совершенно отсутствовало великодушие по отношению к побежденным. Сквозила жуткая низость… Честертон утверждает, что объявлять о полной победе невозможно; во всякой победе должно быть некое поражение».
Борхес: «Я знаю, имеются сомнения относительно существования «я», но никто не сомневается в том, что существование общества еще более сомнительно».