Еще более экспериментальное

Dec 24, 2021 17:33

Успела к дедлайну со вторым рассказом - на самом деле, с его половиной. Дописала до фантастического допущения в 6 утра, чтобы соответствовать условиям, и рухнула в постельку.
Методика написания была предложена такая: отталкиваться от фантдопа и прикручивать к нему сюжет. Но все твердые НФ фандопы у меня придумывались какие-то глобальные (типа "люди перестали умирать"), и сделать из них рассказ, который можно написать за два дня, не получалось. Пришлось взять старую историю с довольно бледным фольклорным фандопом и обыграть основной сюжетный элемент, вернув его туда, откуда он был взят. Такой постмодернизм наизнанку.
День чтения Википедии, английского сайта родословных и Burke's dictionary of the landed gentry of Great Britain & Ireland, а также наковыривания цитат (из упомянутых книг я читала только "Гамлета" и "Илиаду") - и в результате получилась история о любви (давно я их не писала) и о еще бОльшей любви к английском литературе, а также RPF (все персонажи, кроме главной героини и ее служанки, - абсолютно реальные люди, не только селебрити. Вплоть до корабля и года получения степени бакалавра). Еще-не-одноглазый Горацио пришел сам и пригодится в конце, деревушка Хайем выбрана с помощью гугль-карты и пришлась идеально в масть, когда выяснилось, какие у нее литературные коннотации помимо Шекспира.
Писалось ночью с косыми глазами, период я знаю приблизительно, Джейн Остен не читала. Так что beware the Jabberwock, my reader. Потом выложу ссылку на свой исходник.

Белый кролик, или Любовь к английской литературе
Рассказ в письмах

Письмо первое
6 мая 1790 года
Дорогой Чарльз!
Надеюсь, тебя не огорчат мои слова, но поездка на юг оказалась приятнее, чем я ожидал. Не сомневайся, я бы предпочел погостить у твоей семьи в Ирландии, но Кент в мае - не так уж и плохо, да и моя тетя Кэтрин - милейшая из женщин. У них с дядей, адмиралом Латуиджем, нет детей, и ко мне они относятся с заботой поистине родительской.
В качестве резиденции тетушка выбрала деревушку Хайэм, которая находится в глубине суши (относительно). Дядя ворчит, что ему долго приходится добираться до нас (его стационер «Скорпион» швартуется в Рочестере), но тетушка очень довольна, и я ее понимаю! Место дивное: леса, поля, цветы.
Я прибыл сюда 4 мая, уже затемно, и, подъезжая к деревне, увидел на обочине белого кролика. Наверное, у кого-то сбежал домашний питомец. Это пустяковое происшествие, как видно, подействовало на меня, и ночью мне приснилось, будто я оказался в Оксфорде, в колледже Крайст-Черч, и спускаюсь по задней лестнице главного зала, которая прозывается «Кроличья нора»: такая она узкая и темная.
Еще раз поздравляю тебя со степенью бакалавра, дорогой Чарльз! Прошу, передай привет и мои наилучшие пожелания всем твоим родным и особенно милой сестричке Элизабет-Энн. Надеюсь, она в добром здравии.
Твой преданный друг,
Чарльз Латуидж

Второе письмо
Дорогой Чарльз!
Очень рад был получить от тебя письмо и весточку от Элизабет-Энн. Передай ей, что я непременно соберу для нее гербарий кентской флоры, о котором она просит.
Вопреки ожиданиям (кажется, твоим тоже) скучать мне не приходится, и новый «Сицилийский роман» Анны Радклиф все еще лежит неразрезанным в моих вещах. Дело в том, что у нас (в смысле, у дяди с тетей) гостит герой войны с американцами капитан Горацио Нельсон. Он когда-то служил под дядиным началом, когда они искали северный морской путь в Индию. Ты не поверишь, какие истории они оба рассказывают о том плаванье! Якобы когда их корабль застрял во льдах, Горацио отправился охотиться на белого медведя, чтобы добыть его шкуру в подарок своему отцу.
В общем, у нас весело, надеюсь, у вас тоже. Не забудь передать привет Элизабет-Энн.
Твой преданный друг,
Чарльз Латуидж

Третье письмо
Дорогой Чарльз!
Ты прав, я бездельничаю и хорошо провожу время. Мы с Нельсоном сдружились, и теперь общаемся цитатами из «Гамлета». Например, при встрече я говорю ему: «Рад вас здоровым видеть, Гораций! Верить ли своим глазам?», а он отвечает «Он самый, принц, ваш верный раб до гроба».
Благодаря ему я разгадал загадку белого кролика. Нельсон, человек, в отличие от твоего покорного слуги, общительный и дружелюбный, успел перезнакомиться со всеми обитателями Хайэма, Клифф-Вудса, Шорна и Струда (это местечки по соседству), если не Рочестера. И рассказал мне про свою знакомую, которая живет в Гэдс-хилл-плейс (да, опять в игре Шекспир! Если помнишь, именно на этом холме занимался грабежом старина Фальстаф) - и держит белого кролика, который иногда убегает из дому и гуляет по окрестностям. По-моему, Горацио неравнодушен к этой даме, хоть и женат. Но жену он оставил дома; кажется, они не ладят (твой батюшка, епископ Эльфина, точно бы такого не одобрил! Не говоря уже о матушке).
Передавай привет сестре!
Твой преданный друг,
Чарльз Латуидж

Четвертое письмо
Дорогой Чарльз!
Я ужасно благодарен тебе за подробные письма, которые ты мне присылаешь, и рад наконец отплатить тебе тем же: в кои веки у меня есть новости, которые не сводятся к хорошей погоде, доброму здоровью и веселой компании.
Горацио-Бей-если-увернется представил меня той даме, о которой я писал тебе в прошлый раз. Ее зовут Кларисса Робетт, она вдова и живет вдвоем с белым кроликом, которого зовут Снежинка - и которому я тоже был представлен, удостоившись чести угостить его капустным листом.
Надо сказать, теперь я понимаю Горацио, который не на шутку увлечен миссис Робетт. Как ее скромное жилище (иные бы сочли его унылым) скрывает в себе всевозможные редкости, от многоруких идолов до черных африканских масок, так его хозяйка, при первом знакомстве робкая и как будто испуганная женщина, обнаруживает недюжинный ум, начитанность и большой опыт путешествий.
Миссис Робетт немедленно включилась в нашу с Горацио игру, и весь вечер мы только и разговаривали, что цитатами из Шекспира. Она знает его не хуже, чем я! Когда я сказал об этом, она улыбнулась и заметила, что самим именем она обязана любви своей матери к английской литературе.
Уже вернувшись домой, я сообразил, что это намек: миссис Робетт старше меня. Но ей никак не может быть и тридцати, а Ричардсонова «Кларисса», как я узнал, сверившись с томиком первого издания в тетушкиной библиотеке, вышла в 48 году.
Остаюсь твой преданный друг,
Чарльз Латуидж

Пятое письмо
Дорогой Чарльз!
Хотел попросить тебя об одолжении. Кажется, один из твоих дядюшек или кузенов (Томас Додсон, может быть?) служил в Индии под командованием Роберта Клайва. Не мог бы ты спросить его, не слышал ли он такого имени - Ричард Уэлсли? Это отец миссис Робетт, потому что в книге «Повествование об удивительнейших событиях жизни Укаусау Гронниосау, африканского принца», которую она одолжила мне почитать, имеется посвящение «Моей милой Клариссе на ее пятнадцатый день рождения. 15 апреля 1780 года» и экслибрис «Из книг Ричарда Уэлсли». А пару дней назад она обронила, что ее отец служил в Бенгалии у генерала Клайва.
Так я узнал, что Клари миссис Робетт старше меня всего на три года. Но путешествовала она больше, чем десяток таких домоседов, как мы с тобой. Не меньше Нельсона и моего дядюшки-адмирала, думаю, только по суше, а не по морю. Слышал бы ты, какие истории она рассказывает про богиню с черепами, вырезанную на шкатулке с благовониями! А из чеканного бронзового кубка, по ее словам, пил сам Тамерлан! Служанку, Мэри-Энн, она вызывает ударом в гонг. После этого кролик в качестве домашнего животного - едва ли не уступка общественному мнению.
Впрочем, она мало с кем общается. Она не из Кента, и я не могу даже понять, откуда она - из Мидленда, или Нортумбрии, или Уэссекса. Горацио говорит, что ее речь напоминает ему о людях, которые очень долго жили на Востоке и потому утратили свой исконный английский акцент. Фамилия Робетт тоже кажется то ли редкой, то ли не английской. И про свою семью Кларисса явно не любит говорить. Еще немного - и ее можно было бы счесть героиней модного романа! Но в наших краях маловато разрушенных замков и аббатств, а какие есть - выглядят очень милыми и совершенно неромантичными.
Твой преданный друг
Чарльз Латуидж

Шестое письмо
Дорогой Чарльз!
Я безумно благодарен тебе за справку! Признаюсь, я ощущал на сей счет определенные сомнения, не подобающие джентльмену, и мне приятно знать, что миссис Робетт - настоящая англичанка из приличной семьи и дочь офицера, геройски исполнившего свой долг в битве при Плесси (это точно Индия? Я думал, Плесси - это где-то во Франции). Поскольку, должен признаться, ореол загадочности, который ее окружает - хотя она нисколько его не поддерживает, а, напротив, стремится рассеять, - начинает действовать мне на нервы.
Вчера на прогулке в полях я встретил кролика Снежинку и воспользовался этим предлогом нанести визит хозяйку кролика без Горацио. Миссис Робетт была рада получить обратно своего питомца. «Снежинка такой шустрый, а я такая рассеянная! Если зачитаюсь, то ни о чем не помню и забываю закрыть двери, и он убегает и иногда возвращается только утро. Тогда мне приходится искать его - ночью! Так что если увидите Снежинку после заката солнца, ловите его и несите домой. Если я ухожу его искать, то нарочно оставляю заднюю дверь открытой, чтобы он мог вернуться. И если вы его принесете вечером, просто пустите в дом и закройте за ним дверь».
Когда я подал ей кролика, она прижала его к груди, ее косынка-фишю сбилась, и я увидел у нее на шее подвеску с огромным изумрудом. Я не преувеличиваю, этот камень размером чуть ли не с глаз!
Потом мы пили чай с апельсиновым мармеладом, беседовали о новых книгах (она получает все новинки, как только они выезжают из типографии), а потом разговор перешел на разного рода мистические явления в литературе. Миссис Робетт удивила меня своим замечанием о том, что «Замок Отранто» недостаточно хорошо отражает жизнь не потому, что в нем слишком много всего волшебного, но потому, что волшебства там слишком мало! В жизни, сказала Кларисса, на самом деле куда больше магии, чем кажется. Просто большинство людей на свое счастье этого не видят и не понимают: так объяснил ей учитель, знаменитый граф Калиостро, с которым она познакомилась, путешествовуя по Европе.
Граф Калиостро, подумать только! Возвращаясь домой, я думал о том, что, если бы Снежинка был не кроликом, а котом, его бы можно счесть фамильяром ведьмы. Видишь, какие дурацкие мысли приходят человеку в голову в нашем сельском уединении. Может, из-за того, что глаза у Клариссы часто обведены розовым: она обожает читать и много читает ночами. Я хочу сказать, ее глаза напоминают мне глаза кролика. Ох, глупо получилось. Надеюсь, ты понял мою мысль.
Пиши, всегда рад получить от тебя весточку! Передавай привет Элизабет-Энн.
Твой Чарльз Латуидж

Седьмое письмо
Дорогой Чарльз!
Признаюсь, меня сначала удивила твоя давешняя просьба. Я грешным делом заподозрил, что Элизабет-Энн… решила, что мой интерес к миссис Робетт выходит за пределы подобающего. Смею тебя заверить, что нет ничего более далекого от истины. Мы, ланкаширские джентльмены, люди скучные и положительные, и моя семья никогда бы не одобрила подобный выбор: вдова, старше меня, путешествовавшая по дальним странам хорошо, если в одиночку. Нет, миссис Робетт, кто бы она ни была, несомненно, богата, но богатство в жизни не главное. Куда важнее порядочность, благонравие, чистота, добродетель… Все те качества, которыми в избытки наделена вся твоя семья.
Видишь ли, вчера днем я опять встретил на дороге Снежинку, понес его домой… Кларисса и Горацио беседовали, очень оживленно. Их разделяла невысокая живая изгородь, но Горацио держал ее за руку и что-то говорил, очень горячо, потом прижал ее руку к своей груди. И поцеловал. Не Клариссу, руку. Пойми меня правильно, Чарльз, все произошло очень быстро, я просто не успел дать им знать о своем присутствии. Ты знаешь, я не такой человек, чтобы подглядывать и подслушивать. Я повернулся и ушел. Потом пару часов сидел под деревом и кормил Снежинку листьями одуванчика, прежде чем собраться силами и вернуть животное хозяйке. Но я даже ее не увидел, пришлось отдать кролика Мэри-Энн.
Чарльз
PS. Прости, я едва не забыл про твою просьбу. Миссис Робетт на ладонь ниже меня ростом, сложения худенького и легкого, с ножкой, как лапка Снежинки. Глаза голубые, волосы русые с золотинкой и рыжиной. Кожа белая, чуть веснушчатая, как будто в лицо ей дунули золотой пыльцой.

Восьмое письмо
Дорогой Чарльз!
Твои новости заставили меня позабыть все печали одной своей огромностью! Когда я прочитал твое письмо, я был вынужден сесть и выпить стакан воды, чтобы успокоиться. Мне показалось, что я провалился в какой-то роман, настолько я был поражен.
Мне все время кажется, что это какая-то путаница, что этого не может быть, но все сходится. Рассказывая о своих индийских редкостях, миссис Робетт часто упоминала Голконду, обнаруживая и знание драгоценных камней, и знакомство с религией и обыденной жизнью индусов, в особенности - их высшей касты. И я припоминаю, как заострилось ее лицо, когда Нельсон мимоходом спросил ее, не слыхала ли она про Аруну, махараджу Голконды, владельца знаменитого изумруда «Падишах», который некогда принадлежал самому Бабуру, Великому Моголу.
Но как, в таком случае, следует обращаться к этой даме? «Ваше высочество махарани» или «ваше величество махарани»? Голова идет кругом, а я озабочен этикетом!
Возможно, она бежала из Индии из-за этого ужасного тамошнего обычая сжигать вдов на одном костре с покойным мужем!
Одно могу сказать: я совершенно не удивлен, что искушенный индус (наверняка многоженец), пал жертвой чисто английской прелести мисс Клариссы Уэлсли, прекрасной, как июньская кентская заря (да и ланкаширская тоже)!
Прости, я, кажется, заговариваюсь. Напишу еще, когда приду в себя!
Твой до крайности изумленный, но верный и благодарный друг Чарльз!

Девятое письмо
Дорогой Чарльз!
Вчера случилось мелкое происшествие, которое еще сильнее выбило меня из колеи.
Я был настолько ажитирован твоим письмом, что весь вечер был сам не свой и долго не мог уснуть. Уже в ночи я вышел из дома, чтобы пройтись. В тайной надежде, не скрою, встретить Снежинку и тем самым обрести возможность перемолвиться словом с… вдовствующей махарани Голконды.
Удача была на моей стороне: кролик обнаружился едва ли не под моим окном. Можно было подумать, что он подслушивал. Снежинка послушно пошел мне на руки и устроился у меня на груди, словно я был его хозяйкой.
- Какое ты странное животное, - сказал я. - Я даже не знаю, ты «он» или «она». Хотя, конечно, дело в твоей хозяйке. Почему бы ей не держать тебя в клетке? Или у касты каш… то есть кшатриев принято держать кроликов на свободном выгуле?
Клянусь, при этих словах кролик напрягся и я ощутил, какие острые у него когти на мощных задних лапах.
Я беседовал со Снежинкой всю дорогу. О том, какое горе причинила мне его госпожа. Но это к лучшему, ведь скучный ланкаширский джентльмен, которому и до Тифона далеко, и прекрасная, как розовоперстая Эос, хозяйка «Падишаха»… что тут говорить, дорогой Чарльз, думаю, ты сам все понимаешь. Наверное, догадался раньше меня.
Задняя дверь Гэдс-хилл-плейс была приоткрыта. Я собирался пустить Снежинку внутрь и вернуться… но в кухне горела свеч, и я подумал, что там Кларисса, сидит и читает. Я вошел в кухню, но там никого не было. То есть я так думал, пока не услышал смутный шорох в углу. Я взял свечу, стоявшую на столе в тазике с водой, шагнул в угол… и увидел на полу клетку, в которой сидит белый кролик. Такой же, как тот, которого я прижимал к груди.
Снежинка - точнее, кролик у меня на руках, - вдруг вырвался из моих объятий и порскнул в темное нутро дома. Я последовал за ним, словно завороженный. Как в том сне, в котором я спускался по «Кроличьей норе».
В спальне никого не было. На постели лежало платье, как будто его торопливо сбросили, и еще там были… те одеяния, которые женщины носят под платьем. Я невольно поискал взглядом ожерелье с изумрудом, но его не было, и в моей бедной голове возник безумный образ: Кларисса, обнаженная, словно вакханка или менада, бежит по росистой траве, а на груди ее в свете луны вспыхивает, словно колдовской зеленый глаз, изумруд «Падишах».
Кролик вскочил на кровать, улегся на платье и уставился на меня своими розовыми глазками.
Я не помню, как я вернулся домой.
Твой, возможно, безумный друг Чарльз

Десятое письмо
Дорогой Чарльз!
Я ужасно благодарен тебе за доброту и понимание. Ты самый лучший из друзей. Не знаю, что бы я делал, если бы мое предыдущее письмо вызвало у тебя негодование (которого оно, думаю, в сущности достойно).
Правда, не знаю, насколько тебя хватит. Дело в том, что вчера вернулся капитан Нельсон. Он уезжал в Лондон на несколько недель: хлопотал в Адмиралтействе, чтобы получить корабль. Все это время я очень искренне молился об успехе его предприятия, о том, чтобы богомерзкие революционные французы начали наконец войну на море, и о том, чтобы Нельсон никогда не вернулся в Хайэм.
Я не знал о его возвращении, потому что отправился осматривать церковь Святой Марии. Это строение англосаксонского периода представляет определенный интерес для любителя древностей, особенно с разбитым сердцем.
Когда я, осмотрев интерьер, вышел наружу, под летнее солнышко, помянутое сердце немедленно дало о себе знать, потому что я увидел Клариссу: она гуляла между могильных плит. Мне некуда было деваться, кроме как подойти к ней. Она была одета в белое и показалась мне похожей на белую шахматную королеву - когда огибала поваленные плиты, похожие на клетки шахматной доски, или перешагивала через них, приподнимая подол тонкой кистью в лайковой перчатке. В другой руке у нее был веер.
- Вы совершенно зря думаете обо мне то, что вы думаете, мистер Латуидж! - начала она, вместо предуведомления уткнув мне в грудь сложенный веер, словно дуло пистолета. Ее щеки под широкими полями шляпки пылали нежно-розовым румянцем. - Я христианка и порядочная женщина! Мой брак был заключен и по законам христианской церкви, и по обычаям веры моего супруга. Я хранила ему верность, хотя он был язычник! Но Аруна был порядочный человек и ради меня согласился ограничиться единственной женой, хотя для махараджи Голконды это все равно что многоженство для короля Англии!
- Это вам кролик рассказал, что я думаю? - спросил я. - Какой из двух?
Она как будто погасла.
- Да, конечно, вы правы… - пробормотала она. - Мне не следовало…
Кларисса отвернулась, но я взял ее за руку. Ободренный, как ни стыдно признать, примером Нельсона.
- Если честно, миссис Робетт… ваше величество махарани… Кларисса… я о вас ничего не думаю. Я слишком занят тем, что люблю вас.
Я не собирался говорить ничего подобного и до сих пор не знаю, как оно из меня выскочило, клянусь!
Потом… потом я ее поцеловал. А потом я услышал голос Нельсона:
- Что, Латуидж, решили побраконьерствовать в чужом лесу?!
Одетый в черное пальто, с треуголкой под мышкой, он шагал к нам по кладбищу, перешагивая через покосившиеся и упавшие могильные плиты. Словно черный конь, который решил съесть белую королеву.
Я не скор на ответы, когда приходится туго, и Кларисса меня опередила:
- В моем лесу я решаю, кто браконьер, а кто нет, капитан Нельсон.
Тот остановился в двух шагах от нас.
- Я думал, вы порядочная женщина, миссис Робетт.
Кларисса вздрогнула.
- Извинитесь перед дамой, - я наконец догнал дилижанс этого разговора.
Нельсон смотрел на меня так, словно я был испанской Армадой, которую он встретил в море. Или крысой в корабельном трюме.
- Побежал, нововылупленный, со скорлупой на головке, - процедил Горацио сквозь зубы.
Я никогда не думал, что цитата из Шекспира может быть настолько оскорбительной.
Я ударил его. Еще немного, и мы бы покатились между могильных плит, как два батрака, сцепившихся перед пабом.

Чтобы ты не беспокоился. Дуэли не будет. Вечером Нельсон принес мне свои извинения, написал письмо с извинениями миссис Робетт и уехал. Мой дядя, конечно, очень расстроен всем случившимся.
Твой Чарльз

Одиннадцатое письмо
Дорогой мой Чарльз, ты, наверное, решишь, что я окончательно сошел с ума, когда прочитаешь это письмо. Но, как бы то ни было, ты мой друг, и я обязан тебе откровенностью.
Вечером, после отъезда капитана Нельсона, я пошел подышать воздухом. Искренне надеясь избежать встречи со Снежинкой… или ее близнецом: я чувствовал, что мне надо побыть одному. Я знал (знаю), что стою на перекрестке своей жизни.
Но на поляне, заросшей высокой травой, я услышал крик терзаемого болью зверька - и сразу понял, что должен спешить на помощь.
В сумерках лиса казалась большой, как волк. Она тащила белого кролика за шкирку. Кролик уже не сопротивлялся, на его шкурке темнели пятна крови. Я закричал и швырнул в лису трость.
Кролик был тяжелым и неподвижным в моих руках, словно мертвый. Но когда я принес его домой, он еще дышал.
Дома все уже спали, поэтому я сам, как мог, промыл раны и перевязал их лоскутами из тетушкиной шкатулки для рукоделия. Благо кролику нужно меньше, чем человеку. Тогда бедное существо, отчасти оправившись, смогло попить, после чего я уложил его в корзинку и накрыл. Не знаю, почему я так поступил. Конечно, ребенком, видя страдания живого существа, я всегда плакал, но сейчас это было что-то другое.
Когда я лег спать, мне снились странные сны: будто я бегу вслед за кроликом, падаю в кроличью нору… Кролик был очень странный: одет, как джентльмен, даже с часами в кармане жилета. Когда кролик достал их, часы принялись вызванивать песенку: «дама червей напекла кренделей в летний погожий денёк. Валет червей был всех умней и семь кренделей уволок».
Я проснулся, «лишь взошла розоперстая, рано рожденная Эос». Ты знаешь, я человек из породы сов, но в этот раз меня как будто что-то толкнуло.
В корзинке никого не было, рядом валялись окровавленные лоскуты, которыми я перевязал кролика. По возвращении я запер заднюю дверь на засов, но сейчас дверь была приоткрыта. Я вышел на улицу и увидел на покрытой густой росой траве цепочку следов. Не кроличьих. Я пошел по ним, и когда след пересек свежеперекопанную грядку, я увидел на мягкой земле отпечаток босой человеческой ноги. Некоторое время я смотрел на него, как Робинзон Крузо. А потом бросился бежать.

Мэри-Энн была приходящей служанкой, и я без опасений принялся колотить в заднюю дверь Гэдс-хилл-плейс. Пусть лучше Кларисса сочтет, что я пьян или буйнопомешан… все что угодно, только не то, что смутно маячило перед моим внутренним взором.
Она открыла минут через пять. Точнее, не открыла, а приоткрыла дверь, так что я видел только спутанную золотую канитель ее волос, босую ножку, словно выточенную из алебастра, и одеяло, в которое она куталась.
- Уходи… - с трудом пробормотала она, - уходи, Чарльз.
Она пошатнулась, и я увидел кровь на ее лице. Я осторожно потянул дверь на себя и подхватил Клариссу, когда она начала падать мне на руки.
Одеяло сползло на пол, и я увидел у нее на боку, на ребрах страшные рваные раны.

Конец первой части

мое, писательское

Previous post Next post
Up