Подстрочник к "Лэйтиан"-0
Начала делать подстрочник - поняла, что надо заодно переводить и всякие примечания и комментарии Кристофера.
Сам подстрочник мне пока не очень нравится: есть некая специфическая трудность в адекватной передаче прозой поэтического текста.
Тут Кристофер пишет про разбор "Лэйтиан" работы Льюиса - тот самый, что, возможно, навел Толкина на разбор космической трилогии Льюиса в виде художественного текста в "Записках клуба Мнение". В самом тексте "Лэйтиан" вызывает вопросы то, где взялась слоновая кость для трона Тингола. И еще эльфы пользуются не только поводьями, но и удилами - что отрицается во времена ВК. Хотя, конечно, всегда можно сказать, что удила додумал внутримировой автор "Лэйтиан", явно человек и нумэнорец.
[III.150]
III
ЛЭ О ЛЭЙТИАН
В своем дневнике отец написал, что начал «поэму о Тинувиэль» в летнюю экзаменационную сессию 1925 года (см. стр. 3), а забросил в сентябре 1931 г. (см. ниже), когда ему было тридцать девять лет. Имеются черновые разработки для всего произведения (и «черновые» в данном случае означает «в высшей степени черновые»); с этих черновиков отец сделал беловик, который я буду называть текстом «А»*.
В этой рукописи, беловике «А», отец весьма нехарактерным для него образом проставил даты, первая из которых относится к строке 557 (23 августа 1925 г.); а последние сто с лишним строк третьей Песни (заканчивающиеся строкой 757) он сочинил во время отпуска в Файли на побережье Йоркшира в сентябре 1925 г. Следующая дата, на полгода позже и 400 строк дальше, - это 27-28 марта 1928 г.: эта дата стоит у строки 1161; а затем проставлены даты следующих девяти дней, до 6 апреля 1928 г.: за это время отец написал не менее 1768 строк, до строки 2929.
Поскольку даты относятся к строкам, переписанным в беловую рукопись, эти даты не являются датами написания, и можно подумать, будто они мало что дают; однако черновые наброски строк 2497-2504 и в самом деле были записаны на неотправленном письме, датированном 1 апреля 1928 г., и эти строки были переписаны в беловик «А» 4 апреля, а это значит, что строки 2505-2929 и в самом деле были сочинены между 1 и 6 апреля. По этой причине я полагаю, что даты, проставленные на беловике «А», вполне могут считаться указанием на время сочинения соответствующих фрагментов.
После даты «Ноябрь 1929» (у строки 3031) идет большое количество написанного в последнюю неделю сентября 1930 г., а затем в середине сентября 1931 г.; последняя проставленная дата, 17 сентября того же года, у строки 4085, уже недалеко от того места, на котором «Лэ» была заброшена. Более подробно о датах говорится в примечаниях к отдельным песням.
Отец также напечатал текст поэмы на машинке (текст «B»), но последние несколько сотен строк дописаны там вручную. Обрывается этот текст на том же самом месте, что и беловик «А». Работу над этой машинописью отец начал довольно рано, поскольку в его дневнике за 16 августа 1926 г. говорится, что он «немного попечатал про Тинувиэль», а в конце 1929 г. отец одолжил почитать машинописный текст К.С.Льюису. 7 декабря того же года Льюис написал отцу о поэме так:
Я засиделся вчера и дочитал «Жесту» до рассказа о том, как Бэрэн с гномами-союзниками разгромил орочий патруль над истоками
* Для беловика отец подготовил обороты экзаменационных работ, собрав их в пачку и перевязав. Пачка такая большая, что ее хватило на шесть лет, вдобавок не все листы были использованы.
[III.151]
Нарога и переоделись в их одеяния. Могу совершенно искренне сказать, что мне уже долгое время не доводилось провести настолько приятный вечер; и личный интерес к работе друга здесь почти не замешан: если бы я взял поэму в книжном и автор был бы мне незнаком, удовольствия бы я получил не меньше. Два момента, которые выступают наиболее четко, - это ощущение реальности фона и мифологическая значимость: суть мифа в том, что для его создателя в мифе нет никакой примеси аллегории, в то время для читателя возникает множество аллегорий…
Таким образом, получается, что Льюис дочитал до строки 2017. Он явно получил больше; может быть так, что на тот момент машинописный текст доходил до нападения Кэлэгорма и Куруфина, покинувших Нарготронд, на Бэрэна и Лутиэн: у строки 3031 из этого эпизода проставлена дата «Ноябрь 1929». Через некоторое время после этого Льюис послал отцу подробный, на 14 страницах, разбор поэмы до строки 1161 (если разбор был длиннее, остальное до нас не дошло). Этот разбор Льюис подал как подробный научный комментарий к тексту поэмы: словно «Лэ» была древним произведением неизвестного автора, которое существует в нескольких, более или менее поврежденных рукописных версиях и которое перегружено искажениями древних переписчиков и учеными спорами филологов XIX века; этот игровой, «понарошку» подход позволил Льюису одновременно смягчить резкие критические суждения по поводу одних мест и вознести громкие хвалы другим. Почти все стихотворные строки, которые Льюис так или иначе раскритиковал, в машинописном тексте «B» помечены как подлежащие переделке - или уже переделаны, и во многих случаях предложенные Льюисом исправления или изменения были приняты в текст Бо́льшая часть комментария Льюиса приводится на стр. 315-329, вместе со строками, которые он критиковал, и изменениями, внесенными в результате этой критики.
Отец забросил работу над «Лэйтиан» на том моменте, когда челюсти Кархарота смыкаются, словно капкан, на руке Бэрэна и Сильмариль исчезает в брюхе зверя. И хотя отец не продолжил повествование дальше этого момента, работа над самой историей Бэрэна и Лутиэн на этом не прекратилась. После окончания «Властелина Колец» отец вернулся к «Лэйтиан» и переработал две первые песни, значительную часть третьей и отдельные места из других песен.
В кратком виде историю работы можно представить так:
(1) Черновые наброски всей поэмы, созданные в 1925-1931 годах.
(2) Рукопись «А» всей поэмы; рукопись также создавалась в 1925-1931 годах.
(3) Машинописный текст «B» всей поэмы (конец писался вручную), работа над которым уже велась в 1926 году.
Эта машинопись попала к К.С.Льюису в конце 1929 года, когда текст доходил, вероятно, до строки 3031.
[III.152]
(4) Переделка первых песен и отдельных фрагментов из других песен (после окончания «Властелина Колец»).
В разное время в рукопись «А» вносились поправки, как изменения, так и вставки. Большинство этих исправлений внесено в машинопись «B» уже при напечатании, но в машинописи есть и другие изменения, которых нет в «А».
Поправки внесены в машинопись «B» очень неравномерно. Отец использовал машинопись как основу для последующей переработки «Лэйтиан», и в переработанных местах старый машинописный текст буквально скрывается под новыми вариантами строк. Однако на протяжении бо́льшей части поэмы изначальный текст практически не тронут, если не считать мелких исправлений там и сям и изменений единичных строк.
После долгих экспериментов я пришел к выводу, что создание единого текста поэмы как комбинации последних вариантов отдельных мест будет ошибочным решением. Вынося за скобки практические трудности, связанные с тем, что новые имена персонажей, введенные в переработанных частях, разрушат стихотворный размер в старых строках, переработанные стихи по своему размаху и по совершенству техники очень сильно отличаются от старых: слишком много времени разделяет старый и новый варианты. И в нескольких переработанных фрагментах «Лэ о Лэйтиан», созданных после «Властелина Колец», мы видим зарождение новой поэмы - и можем понять, что́ за поэма это могла бы быть. По этой причине я даю эти фрагменты отдельно и позже (в Главе IV).
Другая причина связана с целью данной книги, в которой Лэ Бэлэрианда рассматриваются как важные стадии эволюции легенд. Некоторые исправления в «Лэ о Лэйтиан» были внесены не менее, чем через 30 лет после того, как поэма была начата. С точки зрения «истории», таким образом, прекращение работы над поэмой в сентябре 1931 года или чуть позже является конечной точкой, и потому я не внес изменения имен, которые, на мой взгляд, с определенностью были сделаны после этого, однако включил более ранние изменения*. В качестве примера: Бэлэрианд был «Броселиандом» на протяжении бо́льшей части поэмы в версии «B», но потом был везде исправлен на «Бэлэрианд», поскольку, начиная со строки 3957, с самого начала печатается «Бэлэрианд». Соответственно, я везде даю «Бэлэрианд». С другой стороны, я оставил слово «гномы», поскольку это слово отец использовал еще в «Хоббите».
Множество небольших исправлений, внесенных по метрическим или стилистическим соображениям, представляют собой проблему на пути создания «текста 1931 года», поскольку зачастую трудно сказать, к какой фазе они относятся. Одни,
* Это привело к определенной непоследовательности в трактовке некоторых имен в обеих лэ: в частности, «Финвэг, сын Финголфина» в «Детях Хурина», но «Фингон» в «Лэ о Лэйтиан». Имя «Финвэг» дожило до версии «Сильмариллиона» 1930-го года, где рано было исправлено на «Фингон».
[III.153]
очевидным образом, были внесены очень рано: к примеру, замена «свечей-цветов» на «цветущие свечи» в строке 516, поскольку именно на исправленный вариант ссылается К.С.Льюис в своем комментарии. Другие исправления, столь же очевидным образом, были внесены много лет спустя и, строго говоря, относятся к позднейшей переработки; однако по поводу многих исправлений определенности нет.
Во всяком случае, подобные исправления - очень часто сделанные для того, чтобы избавиться от слов или оборотов, нужных исключительно для соблюдения метра (самый примечательный случай - это эмфатическое использование «doth» и «did», что не требуется по смыслу и на самом деле понадобилось лишь для добавления слога в строку), - ни на чем, помимо улучшения конкретной строки, не сказываются. И в таких случаях представляется огорчительным, в силу строгой приверженности текстологии, терять подобные небольшие улучшения - или по крайней мере упрятывать их в скучные текстологические комментарии, в то время как их менее удачные предшественники красуются в основном тексте. И потому я счел оправданным проявить откровенную непоследовательность в подобных мелочах и, сохраняя, например, «гномов» (вместо «эльфов» и других синонимов) или «Тху» (для «Горту» или «Саурон»), ввожу небольшие исправления формы выражения, которые были сделаны позже, чем эти замены имен.
Как и в «Лэ о детях Хурина» я не делаю пронумерованных примечаний к тексту; примечания, привязанные к номерам строк, по большей части сводятся к ранним вариантам, которые, в свою очередь, ограничены случаями значимых изменений, к примеру, изменениями имени или мотива. Цитаты из рукописи «А» - это цитаты из первоначальной версии текста (во многих случаях рукопись была приведена к вариантам машинописи «B»).
Следует принять во внимание, что, пока велась работа над «Лэ о Лэйтиан», был написан (исходно в 1926 году) и переписан «Набросок мифологии», предшественник той версии «Сильмариллиона», которую я отношу к 1930 году. В этой версии, как в сюжете, так и в языке, уже присутствуют многие основные особенности опубликованной работы. В комментариях к каждой песне «Лэйтиан» я рассматриваю развитие легенд, происходившее одновременно с созданием текста поэмы, и лишь изредка ссылаюсь на современные поэме прозаические произведения.
У рукописи «А» заглавия нет, однако на первой странице черновых набросков написано «Тинувиэль», и, в ранних упоминаниях о поэме отец называет ее именно так - точно так же, как аллитеративную поэму он называл «Турин». У машинописи «B» имеется такое заглавие:
ЖЕСТА
о
БЭРЭНЕ, сыне БАРАХИРА,
и
ФЕЕ ЛУТИЭН,
прозванной
ТИНУВИЭЛЬ, сиречь СОЛОВЕЙ,
или же
ЛЭ О ЛЭЙТИАН,
Освобождении от оков
[III.154]
Название «Жеста о Бэрэне и Лутиэн» подразумевает поэтическое повествование, в котором рассказывается о деяниях Бэрэна и Лутиэн. Слово «жеста» происходит от латинского слова «деяния» (от которого же происходит и английское jest - «шутка»).
Слово «Лэйтиан», «Освобождение от оков», отец оставил без объяснения, и при желании мы вольны выбирать любую из трактовок, которые можно найти в поэме. Не оставил отец и никаких объяснений по поводу значимости - если она имеется - сходства слов «Лэйтиан» и «Лэйтиэн»: в «Эльфвине из Англии» Лэйтиэн - это эльфийское название Англии (которое до того было именем самого Эльфвине, а Англия носила имя Лутания), однако при первом появлении (и только тогда) этого слова над ним карандашом было надписано «Лэйтиан» (II.330, прим. 20). В «Наброске мифологии» Англия все еще зовется Лутиэн (и в то время дочь Тингола тоже носила имя Лутиэн), однако «Лутиэн» было исправлено на «Лэйтиэн», и эту форму мы находим в «Сильмариллионе» 1930 года. Я ничего не могу сказать ни о том, какова связь, если она вообще есть, между использованиями слова «Лутиэн» в качестве имени и топонима, ни о том, имеет ли какое-то отношение Лэйтиэн (единожды «Лэйтиан»)-Англия к Лэйтиан-«Освобождению от оков». Единственное этимологическое свидетельство, которое я нашел, это торопливо сделанная заметка, которую невозможно датировать и в которой упоминается корень -leth- «освобождать» вместе с производным leithia «освобождение» и проводится сравнение с «Лэ о Лэйтиан».
The GEST of BEREN and LUTHIEN.
I
A king there was in days of old:
ere Men yet walked upon the mould
his power was reared in cavern's shade,
his hand was over glen and glade.
His shields were shining as the moon,
his lances keen of steel were hewn,
of silver grey his crown was wrought,
the starlight in his banners caught;
and silver thrilled his trumpets long
beneath the stars in challenge strong;
enchantment did his realm enfold,
where might and glory, wealth untold,
he wielded from his ivory throne
in many-pillared halls of stone.
5
10
ЖЕСТА О БЭРЭНЕ И ЛУТИЭН
I
Жил в былые дни король:
Прежде чем люди стали ходить по земле,
Его власть установилась в тени пещер,
Его длань простерлась над долинами и полянами.
Его щиты сияли, как луна,
Его острые пики были выделаны из стали,
Из серого серебра была создана его корона,
Звездный свет струился в его знаменах;
И, серебряные, трепетали его длинные трубы
Под звездами в мощном вызове;
Чары окутывали его королевство,
Где мощью и славой, баснословным богатством
Он владел, восседая на троне слоновой кости
В многоколонных каменных чертогах.
[III.155]
There beryl, pearl, and opal pale,
and metal wrought like fishes' mail,
buckler and corslet, axe and sword,
and gleaming spears were laid in hoard -
all these he had and loved them less
than a maiden once in Elfinesse;
for fairer than are born to Men
a daughter had he, Luthien.
Such lissom limbs no more shall run
on the green earth beneath the sun;
so fair a maid no more shall be
from dawn to dusk, from sun to sea.
Her robe was blue as summer skies,
but grey as evening were her eyes;
'twas sewn with golden lilies fair,
but dark as shadow was her hair.
Her feet were light as bird on wing,
her laughter lighter than the spring;
the slender willow, the bowing reed,
the fragrance of a flowering mead,
the light upon the leaves of trees,
the voice of water, more than these
her beauty was and blissfulness,
her glory and her loveliness;
and her the king more dear did prize
than hand or heart or light of eyes.
They dwelt amid Beleriand,
while Elfin power yet held the land,
in the woven woods of Doriath:
few ever thither found the path;
few ever dared the forest-eaves
to pass, or stir the listening leaves
with tongue of hounds a-hunting fleet,
with horse, or horn, or mortal feet.
To North there lay the Land of Dread,
whence only evil pathways led
o'er hills of shadow bleak and cold
or Taur-na-Fuin's haunted hold,
where Deadly Nightshade lurked and lay
and never came or moon or day;
to South the wide earth unexplored;
15
20
25
30
35
40
45
50
55
Там берилл, жемчуг, и бледный опал,
И металл, сработанный, как рыбья чешуя,
Круглый щит и латы, секира и меч,
И сверкающие копья хранились в сокровищнице -
Всем этим владел король и все это он любил меньше,
Чем деву, единственную в Эльфинессе;
Ибо прекраснее, чем рожденные людьми,
Была его дочь Лутиэн.
Не бежать столь проворным членам
По зеленой земле под солнцем;
Не будет девы столь прекрасной
От зари до сумерек, от солнца до моря.
Ее одеяние было голубым, как летние небеса, -
Но глаза были серыми, как вечер;
расшитое дивными золотыми лилиями,
Но темными, как тень, были ее волосы.
Ее стопы были легкими, как летящая птица,
Ее смех светлее весны;
Стройная ива, клонящийся тростник,
Благоухание цветущего луга,
Свет на листве деревьев,
Голос воды - более, чем все это,
Была ее красота и блаженство,
Ее сияние и прелесть;
И ее король ставил выше,
Чем руку, или сердце, или свет очей.
Они жили в Бэлэрианде,
Пока власть эльфов была над той землей,
В сплетении лесов Дориата:
Мало кто находил туда путь;
Еще меньше было тех, кто отваживался опушку
Миновать или потревожить сторожкую листву
шумом гончих, охотящихся сворой,
Коня, или рога, или смертных стоп.
К северу оттуда лежала Земля Ужаса,
Откуда вели только злые тропы
Через холмы тени унылой и холодной
Или Таур-ну-Фуин, твердыню привидений,
Где Смертная Ночная тень таилась и скрывалась
И не являлась ни днем, ни под луной;
К югу - просторы неисследованных земель;
[III.156]
to West the ancient Ocean roared,
unsailed and shoreless, wide and wild;
to East in peaks of blue were piled
in silence folded, mist-enfurled,
the mountains of the Outer World,
beyond the tangled woodland shade,
thorn and thicket, grove and glade,
whose brooding boughs with magic hung
were ancient when the world was young.
There Thingol in the Thousand Caves,
whose portals pale that river laves
Esgalduin that fairies call,
in many a tall and torchlit hall
a dark and hidden king did dwell,
lord of the forest and the fell;
and sharp his sword and high his helm,
the king of beech and oak and elm.
There Luthien the lissom 'maid
would dance in dell and grassy glade,
and music merrily, thin and clear,
went down the ways, more fair than ear
of mortal Men at feast hath heard,
and fairer than the song of bird.
When leaves were long and grass was green
then Dairon with his fingers lean,
as daylight melted into shade,
a wandering music sweetly made,
enchanted fluting, warbling wild,
for love of Thingol's elfin child.
There bow was bent and shaft was sped,
the fallow deer as phantoms fled,
and horses proud with braided mane,
with shining bit and silver rein,
went fleeting by on moonlit night,
as swallows arrow-swift in flight;
a blowing and a sound of bells,
a hidden hunt in hollow dells.
There songs were made and things of gold,
and silver cups and jewels untold,
and the endless years of Faery land
60
65
70
75
80
85
90
95
К западу ревел древний океан,
По которому не плавают, безбрежный, огромный и дикий;
К востоку громоздились синими пиками
Окутанные тишиной, повитые туманом
Горы Внешнего мира,
За спутанной тенью лесов,
За терном и рощей, перелеском и поляной,
Чьи угрюмые ветви тяготила магия,
что были древними, когда мир был юн.
Там Тингол в Тысяче Пещер,
Чьи бледные врата омывает река,
Которую фэери называют Эсгалдуин,
Во множестве высоких чертогов, освещенных факелами,
Жил, темный и потаенный король,
Владыка лесов и пустошей;
Острым был меч и высоким - шлем
Короля бука, дуба и вяза.
Там Лутиэн, проворная дева,
Танцевала в лощине и на поросшей травой поляне,
Радостно музыка, тонкая и звонкая,
Лилась по тропам, прекраснее той, что слух
Смертных ласкает на пирах,
И прекраснее, чем птичья песнь.
Когда долгими были листья и зеленой - трава,
Даэрон своими тонкими пальцами,
Когда дневной свет перетекал в тень,
Сладкозвучно творил блуждающую музыку,
волшебную игру на флейте, издавая неистовые трели,
из любви к эльфийскому чаду Тингола.
Там гнулся лук и летела стрела,
Лани неслись, словно призраки,
А кони гордые, с заплетенными гривами,
Со сверкающими удилами и серебряными поводьями,
Мчались в лунной ночи,
Словно ласточки, стремительные, как пущенная стрела;
Голос рога и звон колокольчиков,
Невидимая охота в пустынных лощинах.
Там создавались песни и творения из золота,
Серебряные чащи и несказанные самоцветы,
И бесконечные годы земли фэери
[III.157]
rolled over far Beleriand,
until a day beneath the sun,
when many marvels were begun.
Текли над далеким Бэлэриандом
До того дня под солнцем,
Когда началось множество чудес.
Сам подстрочник мне пока не очень нравится: есть некая специфическая трудность в адекватной передаче прозой поэтического текста.
Тут Кристофер пишет про разбор "Лэйтиан" работы Льюиса - тот самый, что, возможно, навел Толкина на разбор космической трилогии Льюиса в виде художественного текста в "Записках клуба Мнение". В самом тексте "Лэйтиан" вызывает вопросы то, где взялась слоновая кость для трона Тингола. И еще эльфы пользуются не только поводьями, но и удилами - что отрицается во времена ВК. Хотя, конечно, всегда можно сказать, что удила додумал внутримировой автор "Лэйтиан", явно человек и нумэнорец.
[III.150]
III
ЛЭ О ЛЭЙТИАН
В своем дневнике отец написал, что начал «поэму о Тинувиэль» в летнюю экзаменационную сессию 1925 года (см. стр. 3), а забросил в сентябре 1931 г. (см. ниже), когда ему было тридцать девять лет. Имеются черновые разработки для всего произведения (и «черновые» в данном случае означает «в высшей степени черновые»); с этих черновиков отец сделал беловик, который я буду называть текстом «А»*.
В этой рукописи, беловике «А», отец весьма нехарактерным для него образом проставил даты, первая из которых относится к строке 557 (23 августа 1925 г.); а последние сто с лишним строк третьей Песни (заканчивающиеся строкой 757) он сочинил во время отпуска в Файли на побережье Йоркшира в сентябре 1925 г. Следующая дата, на полгода позже и 400 строк дальше, - это 27-28 марта 1928 г.: эта дата стоит у строки 1161; а затем проставлены даты следующих девяти дней, до 6 апреля 1928 г.: за это время отец написал не менее 1768 строк, до строки 2929.
Поскольку даты относятся к строкам, переписанным в беловую рукопись, эти даты не являются датами написания, и можно подумать, будто они мало что дают; однако черновые наброски строк 2497-2504 и в самом деле были записаны на неотправленном письме, датированном 1 апреля 1928 г., и эти строки были переписаны в беловик «А» 4 апреля, а это значит, что строки 2505-2929 и в самом деле были сочинены между 1 и 6 апреля. По этой причине я полагаю, что даты, проставленные на беловике «А», вполне могут считаться указанием на время сочинения соответствующих фрагментов.
После даты «Ноябрь 1929» (у строки 3031) идет большое количество написанного в последнюю неделю сентября 1930 г., а затем в середине сентября 1931 г.; последняя проставленная дата, 17 сентября того же года, у строки 4085, уже недалеко от того места, на котором «Лэ» была заброшена. Более подробно о датах говорится в примечаниях к отдельным песням.
Отец также напечатал текст поэмы на машинке (текст «B»), но последние несколько сотен строк дописаны там вручную. Обрывается этот текст на том же самом месте, что и беловик «А». Работу над этой машинописью отец начал довольно рано, поскольку в его дневнике за 16 августа 1926 г. говорится, что он «немного попечатал про Тинувиэль», а в конце 1929 г. отец одолжил почитать машинописный текст К.С.Льюису. 7 декабря того же года Льюис написал отцу о поэме так:
Я засиделся вчера и дочитал «Жесту» до рассказа о том, как Бэрэн с гномами-союзниками разгромил орочий патруль над истоками
* Для беловика отец подготовил обороты экзаменационных работ, собрав их в пачку и перевязав. Пачка такая большая, что ее хватило на шесть лет, вдобавок не все листы были использованы.
[III.151]
Нарога и переоделись в их одеяния. Могу совершенно искренне сказать, что мне уже долгое время не доводилось провести настолько приятный вечер; и личный интерес к работе друга здесь почти не замешан: если бы я взял поэму в книжном и автор был бы мне незнаком, удовольствия бы я получил не меньше. Два момента, которые выступают наиболее четко, - это ощущение реальности фона и мифологическая значимость: суть мифа в том, что для его создателя в мифе нет никакой примеси аллегории, в то время для читателя возникает множество аллегорий…
Таким образом, получается, что Льюис дочитал до строки 2017. Он явно получил больше; может быть так, что на тот момент машинописный текст доходил до нападения Кэлэгорма и Куруфина, покинувших Нарготронд, на Бэрэна и Лутиэн: у строки 3031 из этого эпизода проставлена дата «Ноябрь 1929». Через некоторое время после этого Льюис послал отцу подробный, на 14 страницах, разбор поэмы до строки 1161 (если разбор был длиннее, остальное до нас не дошло). Этот разбор Льюис подал как подробный научный комментарий к тексту поэмы: словно «Лэ» была древним произведением неизвестного автора, которое существует в нескольких, более или менее поврежденных рукописных версиях и которое перегружено искажениями древних переписчиков и учеными спорами филологов XIX века; этот игровой, «понарошку» подход позволил Льюису одновременно смягчить резкие критические суждения по поводу одних мест и вознести громкие хвалы другим. Почти все стихотворные строки, которые Льюис так или иначе раскритиковал, в машинописном тексте «B» помечены как подлежащие переделке - или уже переделаны, и во многих случаях предложенные Льюисом исправления или изменения были приняты в текст Бо́льшая часть комментария Льюиса приводится на стр. 315-329, вместе со строками, которые он критиковал, и изменениями, внесенными в результате этой критики.
Отец забросил работу над «Лэйтиан» на том моменте, когда челюсти Кархарота смыкаются, словно капкан, на руке Бэрэна и Сильмариль исчезает в брюхе зверя. И хотя отец не продолжил повествование дальше этого момента, работа над самой историей Бэрэна и Лутиэн на этом не прекратилась. После окончания «Властелина Колец» отец вернулся к «Лэйтиан» и переработал две первые песни, значительную часть третьей и отдельные места из других песен.
В кратком виде историю работы можно представить так:
(1) Черновые наброски всей поэмы, созданные в 1925-1931 годах.
(2) Рукопись «А» всей поэмы; рукопись также создавалась в 1925-1931 годах.
(3) Машинописный текст «B» всей поэмы (конец писался вручную), работа над которым уже велась в 1926 году.
Эта машинопись попала к К.С.Льюису в конце 1929 года, когда текст доходил, вероятно, до строки 3031.
[III.152]
(4) Переделка первых песен и отдельных фрагментов из других песен (после окончания «Властелина Колец»).
В разное время в рукопись «А» вносились поправки, как изменения, так и вставки. Большинство этих исправлений внесено в машинопись «B» уже при напечатании, но в машинописи есть и другие изменения, которых нет в «А».
Поправки внесены в машинопись «B» очень неравномерно. Отец использовал машинопись как основу для последующей переработки «Лэйтиан», и в переработанных местах старый машинописный текст буквально скрывается под новыми вариантами строк. Однако на протяжении бо́льшей части поэмы изначальный текст практически не тронут, если не считать мелких исправлений там и сям и изменений единичных строк.
После долгих экспериментов я пришел к выводу, что создание единого текста поэмы как комбинации последних вариантов отдельных мест будет ошибочным решением. Вынося за скобки практические трудности, связанные с тем, что новые имена персонажей, введенные в переработанных частях, разрушат стихотворный размер в старых строках, переработанные стихи по своему размаху и по совершенству техники очень сильно отличаются от старых: слишком много времени разделяет старый и новый варианты. И в нескольких переработанных фрагментах «Лэ о Лэйтиан», созданных после «Властелина Колец», мы видим зарождение новой поэмы - и можем понять, что́ за поэма это могла бы быть. По этой причине я даю эти фрагменты отдельно и позже (в Главе IV).
Другая причина связана с целью данной книги, в которой Лэ Бэлэрианда рассматриваются как важные стадии эволюции легенд. Некоторые исправления в «Лэ о Лэйтиан» были внесены не менее, чем через 30 лет после того, как поэма была начата. С точки зрения «истории», таким образом, прекращение работы над поэмой в сентябре 1931 года или чуть позже является конечной точкой, и потому я не внес изменения имен, которые, на мой взгляд, с определенностью были сделаны после этого, однако включил более ранние изменения*. В качестве примера: Бэлэрианд был «Броселиандом» на протяжении бо́льшей части поэмы в версии «B», но потом был везде исправлен на «Бэлэрианд», поскольку, начиная со строки 3957, с самого начала печатается «Бэлэрианд». Соответственно, я везде даю «Бэлэрианд». С другой стороны, я оставил слово «гномы», поскольку это слово отец использовал еще в «Хоббите».
Множество небольших исправлений, внесенных по метрическим или стилистическим соображениям, представляют собой проблему на пути создания «текста 1931 года», поскольку зачастую трудно сказать, к какой фазе они относятся. Одни,
* Это привело к определенной непоследовательности в трактовке некоторых имен в обеих лэ: в частности, «Финвэг, сын Финголфина» в «Детях Хурина», но «Фингон» в «Лэ о Лэйтиан». Имя «Финвэг» дожило до версии «Сильмариллиона» 1930-го года, где рано было исправлено на «Фингон».
[III.153]
очевидным образом, были внесены очень рано: к примеру, замена «свечей-цветов» на «цветущие свечи» в строке 516, поскольку именно на исправленный вариант ссылается К.С.Льюис в своем комментарии. Другие исправления, столь же очевидным образом, были внесены много лет спустя и, строго говоря, относятся к позднейшей переработки; однако по поводу многих исправлений определенности нет.
Во всяком случае, подобные исправления - очень часто сделанные для того, чтобы избавиться от слов или оборотов, нужных исключительно для соблюдения метра (самый примечательный случай - это эмфатическое использование «doth» и «did», что не требуется по смыслу и на самом деле понадобилось лишь для добавления слога в строку), - ни на чем, помимо улучшения конкретной строки, не сказываются. И в таких случаях представляется огорчительным, в силу строгой приверженности текстологии, терять подобные небольшие улучшения - или по крайней мере упрятывать их в скучные текстологические комментарии, в то время как их менее удачные предшественники красуются в основном тексте. И потому я счел оправданным проявить откровенную непоследовательность в подобных мелочах и, сохраняя, например, «гномов» (вместо «эльфов» и других синонимов) или «Тху» (для «Горту» или «Саурон»), ввожу небольшие исправления формы выражения, которые были сделаны позже, чем эти замены имен.
Как и в «Лэ о детях Хурина» я не делаю пронумерованных примечаний к тексту; примечания, привязанные к номерам строк, по большей части сводятся к ранним вариантам, которые, в свою очередь, ограничены случаями значимых изменений, к примеру, изменениями имени или мотива. Цитаты из рукописи «А» - это цитаты из первоначальной версии текста (во многих случаях рукопись была приведена к вариантам машинописи «B»).
Следует принять во внимание, что, пока велась работа над «Лэ о Лэйтиан», был написан (исходно в 1926 году) и переписан «Набросок мифологии», предшественник той версии «Сильмариллиона», которую я отношу к 1930 году. В этой версии, как в сюжете, так и в языке, уже присутствуют многие основные особенности опубликованной работы. В комментариях к каждой песне «Лэйтиан» я рассматриваю развитие легенд, происходившее одновременно с созданием текста поэмы, и лишь изредка ссылаюсь на современные поэме прозаические произведения.
У рукописи «А» заглавия нет, однако на первой странице черновых набросков написано «Тинувиэль», и, в ранних упоминаниях о поэме отец называет ее именно так - точно так же, как аллитеративную поэму он называл «Турин». У машинописи «B» имеется такое заглавие:
ЖЕСТА
о
БЭРЭНЕ, сыне БАРАХИРА,
и
ФЕЕ ЛУТИЭН,
прозванной
ТИНУВИЭЛЬ, сиречь СОЛОВЕЙ,
или же
ЛЭ О ЛЭЙТИАН,
Освобождении от оков
[III.154]
Название «Жеста о Бэрэне и Лутиэн» подразумевает поэтическое повествование, в котором рассказывается о деяниях Бэрэна и Лутиэн. Слово «жеста» происходит от латинского слова «деяния» (от которого же происходит и английское jest - «шутка»).
Слово «Лэйтиан», «Освобождение от оков», отец оставил без объяснения, и при желании мы вольны выбирать любую из трактовок, которые можно найти в поэме. Не оставил отец и никаких объяснений по поводу значимости - если она имеется - сходства слов «Лэйтиан» и «Лэйтиэн»: в «Эльфвине из Англии» Лэйтиэн - это эльфийское название Англии (которое до того было именем самого Эльфвине, а Англия носила имя Лутания), однако при первом появлении (и только тогда) этого слова над ним карандашом было надписано «Лэйтиан» (II.330, прим. 20). В «Наброске мифологии» Англия все еще зовется Лутиэн (и в то время дочь Тингола тоже носила имя Лутиэн), однако «Лутиэн» было исправлено на «Лэйтиэн», и эту форму мы находим в «Сильмариллионе» 1930 года. Я ничего не могу сказать ни о том, какова связь, если она вообще есть, между использованиями слова «Лутиэн» в качестве имени и топонима, ни о том, имеет ли какое-то отношение Лэйтиэн (единожды «Лэйтиан»)-Англия к Лэйтиан-«Освобождению от оков». Единственное этимологическое свидетельство, которое я нашел, это торопливо сделанная заметка, которую невозможно датировать и в которой упоминается корень -leth- «освобождать» вместе с производным leithia «освобождение» и проводится сравнение с «Лэ о Лэйтиан».
The GEST of BEREN and LUTHIEN.
I
A king there was in days of old:
ere Men yet walked upon the mould
his power was reared in cavern's shade,
his hand was over glen and glade.
His shields were shining as the moon,
his lances keen of steel were hewn,
of silver grey his crown was wrought,
the starlight in his banners caught;
and silver thrilled his trumpets long
beneath the stars in challenge strong;
enchantment did his realm enfold,
where might and glory, wealth untold,
he wielded from his ivory throne
in many-pillared halls of stone.
5
10
ЖЕСТА О БЭРЭНЕ И ЛУТИЭН
I
Жил в былые дни король:
Прежде чем люди стали ходить по земле,
Его власть установилась в тени пещер,
Его длань простерлась над долинами и полянами.
Его щиты сияли, как луна,
Его острые пики были выделаны из стали,
Из серого серебра была создана его корона,
Звездный свет струился в его знаменах;
И, серебряные, трепетали его длинные трубы
Под звездами в мощном вызове;
Чары окутывали его королевство,
Где мощью и славой, баснословным богатством
Он владел, восседая на троне слоновой кости
В многоколонных каменных чертогах.
[III.155]
There beryl, pearl, and opal pale,
and metal wrought like fishes' mail,
buckler and corslet, axe and sword,
and gleaming spears were laid in hoard -
all these he had and loved them less
than a maiden once in Elfinesse;
for fairer than are born to Men
a daughter had he, Luthien.
Such lissom limbs no more shall run
on the green earth beneath the sun;
so fair a maid no more shall be
from dawn to dusk, from sun to sea.
Her robe was blue as summer skies,
but grey as evening were her eyes;
'twas sewn with golden lilies fair,
but dark as shadow was her hair.
Her feet were light as bird on wing,
her laughter lighter than the spring;
the slender willow, the bowing reed,
the fragrance of a flowering mead,
the light upon the leaves of trees,
the voice of water, more than these
her beauty was and blissfulness,
her glory and her loveliness;
and her the king more dear did prize
than hand or heart or light of eyes.
They dwelt amid Beleriand,
while Elfin power yet held the land,
in the woven woods of Doriath:
few ever thither found the path;
few ever dared the forest-eaves
to pass, or stir the listening leaves
with tongue of hounds a-hunting fleet,
with horse, or horn, or mortal feet.
To North there lay the Land of Dread,
whence only evil pathways led
o'er hills of shadow bleak and cold
or Taur-na-Fuin's haunted hold,
where Deadly Nightshade lurked and lay
and never came or moon or day;
to South the wide earth unexplored;
15
20
25
30
35
40
45
50
55
Там берилл, жемчуг, и бледный опал,
И металл, сработанный, как рыбья чешуя,
Круглый щит и латы, секира и меч,
И сверкающие копья хранились в сокровищнице -
Всем этим владел король и все это он любил меньше,
Чем деву, единственную в Эльфинессе;
Ибо прекраснее, чем рожденные людьми,
Была его дочь Лутиэн.
Не бежать столь проворным членам
По зеленой земле под солнцем;
Не будет девы столь прекрасной
От зари до сумерек, от солнца до моря.
Ее одеяние было голубым, как летние небеса, -
Но глаза были серыми, как вечер;
расшитое дивными золотыми лилиями,
Но темными, как тень, были ее волосы.
Ее стопы были легкими, как летящая птица,
Ее смех светлее весны;
Стройная ива, клонящийся тростник,
Благоухание цветущего луга,
Свет на листве деревьев,
Голос воды - более, чем все это,
Была ее красота и блаженство,
Ее сияние и прелесть;
И ее король ставил выше,
Чем руку, или сердце, или свет очей.
Они жили в Бэлэрианде,
Пока власть эльфов была над той землей,
В сплетении лесов Дориата:
Мало кто находил туда путь;
Еще меньше было тех, кто отваживался опушку
Миновать или потревожить сторожкую листву
шумом гончих, охотящихся сворой,
Коня, или рога, или смертных стоп.
К северу оттуда лежала Земля Ужаса,
Откуда вели только злые тропы
Через холмы тени унылой и холодной
Или Таур-ну-Фуин, твердыню привидений,
Где Смертная Ночная тень таилась и скрывалась
И не являлась ни днем, ни под луной;
К югу - просторы неисследованных земель;
[III.156]
to West the ancient Ocean roared,
unsailed and shoreless, wide and wild;
to East in peaks of blue were piled
in silence folded, mist-enfurled,
the mountains of the Outer World,
beyond the tangled woodland shade,
thorn and thicket, grove and glade,
whose brooding boughs with magic hung
were ancient when the world was young.
There Thingol in the Thousand Caves,
whose portals pale that river laves
Esgalduin that fairies call,
in many a tall and torchlit hall
a dark and hidden king did dwell,
lord of the forest and the fell;
and sharp his sword and high his helm,
the king of beech and oak and elm.
There Luthien the lissom 'maid
would dance in dell and grassy glade,
and music merrily, thin and clear,
went down the ways, more fair than ear
of mortal Men at feast hath heard,
and fairer than the song of bird.
When leaves were long and grass was green
then Dairon with his fingers lean,
as daylight melted into shade,
a wandering music sweetly made,
enchanted fluting, warbling wild,
for love of Thingol's elfin child.
There bow was bent and shaft was sped,
the fallow deer as phantoms fled,
and horses proud with braided mane,
with shining bit and silver rein,
went fleeting by on moonlit night,
as swallows arrow-swift in flight;
a blowing and a sound of bells,
a hidden hunt in hollow dells.
There songs were made and things of gold,
and silver cups and jewels untold,
and the endless years of Faery land
60
65
70
75
80
85
90
95
К западу ревел древний океан,
По которому не плавают, безбрежный, огромный и дикий;
К востоку громоздились синими пиками
Окутанные тишиной, повитые туманом
Горы Внешнего мира,
За спутанной тенью лесов,
За терном и рощей, перелеском и поляной,
Чьи угрюмые ветви тяготила магия,
что были древними, когда мир был юн.
Там Тингол в Тысяче Пещер,
Чьи бледные врата омывает река,
Которую фэери называют Эсгалдуин,
Во множестве высоких чертогов, освещенных факелами,
Жил, темный и потаенный король,
Владыка лесов и пустошей;
Острым был меч и высоким - шлем
Короля бука, дуба и вяза.
Там Лутиэн, проворная дева,
Танцевала в лощине и на поросшей травой поляне,
Радостно музыка, тонкая и звонкая,
Лилась по тропам, прекраснее той, что слух
Смертных ласкает на пирах,
И прекраснее, чем птичья песнь.
Когда долгими были листья и зеленой - трава,
Даэрон своими тонкими пальцами,
Когда дневной свет перетекал в тень,
Сладкозвучно творил блуждающую музыку,
волшебную игру на флейте, издавая неистовые трели,
из любви к эльфийскому чаду Тингола.
Там гнулся лук и летела стрела,
Лани неслись, словно призраки,
А кони гордые, с заплетенными гривами,
Со сверкающими удилами и серебряными поводьями,
Мчались в лунной ночи,
Словно ласточки, стремительные, как пущенная стрела;
Голос рога и звон колокольчиков,
Невидимая охота в пустынных лощинах.
Там создавались песни и творения из золота,
Серебряные чащи и несказанные самоцветы,
И бесконечные годы земли фэери
[III.157]
rolled over far Beleriand,
until a day beneath the sun,
when many marvels were begun.
Текли над далеким Бэлэриандом
До того дня под солнцем,
Когда началось множество чудес.