Моя твоя понимай зачем?
Довелось мне тут поучаствовать в паре лингвистических обсуждений, и это навело меня на мысли.
Почему международные языки - английский, русский, китайский, испанский? Почему не эсперанто, волапюк, словио или любой другой из десятков языков, специально придуманных для этого самого международного общения?
Вы можете сказать - потому что это языки империй. Во всех землях под властью империи её язык становился всеобщим. И это даже будет правдой.
Но под конец Рима разговорными в империи были латино-германские суржики, из которых потом выросли современные романские языки. А в средневековой Европе всеобщим языком стал не франкский - язык империи Карла Великого - а книжная латынь, которая уже долгие века ни для кого не была родной.
Дело вот в чём. Создатели «универсальных языков» неправильно понимали задачу. Они понятия не имели - и до сих пор не имеют - зачем люди вообще учат чужие наречия.
Общение - не только не единственная, но далеко не главная задача языка.
Чтобы передавать информацию и выражать эмоции, даже близко не нужен настолько богатый язык, как у нас. Сигнальные системы животных справляются с этой работой ничуть не хуже - и чем дальше мы их изучаем, тем больше удивляемся, какие сложные и разнообразные сообщения они могут высказывать.
Там, где людям разных народов приходится регулярно объясняться между собой, они создают такие же сигнальные системы - пиджины. Корявые, примитивные, но для этой задачи больше и не надо.
«Моя твоя понимай нету» - не насмешка над китайским акцентом. Это фраза из кяхтинского пиджина, он же чжунъэ хуньхэюй. Почти сто лет он был ходовым на Дальнем Востоке. В приграничных районах Китая его преподавали в школах (называя при этом «русским языком»), а чиновники, которым предстояло иметь дело с русскими, сдавали по нему экзамены.
Однако слова и грамматика - это только ключик. Им открывается дверь в настоящее царство языка - огромный массив всего того, что было на нём рассказано, спето, записано и сыграно.
Вместе они совершают чудо - погружают тебя в мир, в котором живёт носитель другой культуры. Дают возможность усвоить строй его мысли; способы, какими он выражает свои чувства; узнать, что он говорит и думает о себе, людях и мире - и примерить всё это на себя. Стать, как пела одна рыжая непоседа, part of that world.
Только ради этого и стоит постигать чужие языки. Ты не для того учишь французский, чтобы покупать каштаны на Монмартре, а чтобы понимать Гюго и Жюля Верна, Шарля Азнавура и Мирей Матье, наслаждаться мюзиклом «Нотр-Дам», любоваться актёрской игрой Алена Делона и Луи де Фюнеса, вникать в философию Жиля Делёза и критиковать экзистенциализм Сартра.
Да, есть переводы - но они передают далеко не всё. И для того, чтобы они передавали хоть что-то - сам переводчик должен быть человеком двух миров, одинаково глубоко погрузившимся в оба.
Потому и говорят «сколько языков ты знаешь - столько раз ты человек». Это буквальная правда: каждый усвоенный язык - это ещё одно понимание, что значит быть человеком.
Искусственные же языки дают тебе ключик, который выглядит как настоящий - но за дверью пустота. Там нет ни героического эпоса, ни любовных романов, ни философских трактатов - нет мира, частью которого ты мог бы стать. Даже мёртвый аккадский язык, на котором перестали говорить и писать тысячи лет назад, подарит тебе в разы больше сокровищ, чем эсперанто.
Единственное, что всё же открывается тебе за этой дверью - закрытый клуб эсперантистов.
Этот язык, собственно, затем и учат. Не для того, чтобы общаться с иностранцами - положа руку на сердце, в любой стране мира на улице куда больше шансов найти кого-то, говорящего на твоём родном языке, чем на эсперанто. Учат его для того, чтобы войти в сообщество и проникнуться чувством собственной избранности.
Наречие, которым они владеют, позволяет им сразу же отличать своих от «внешних». Язык, придуманный, чтобы преодолевать отчуждение между разными группами, создал вокруг себя группу, отчуждённую от всех прочих.
Что иронично, но неизбежно.
Почему международные языки - английский, русский, китайский, испанский? Почему не эсперанто, волапюк, словио или любой другой из десятков языков, специально придуманных для этого самого международного общения?
Вы можете сказать - потому что это языки империй. Во всех землях под властью империи её язык становился всеобщим. И это даже будет правдой.
Но под конец Рима разговорными в империи были латино-германские суржики, из которых потом выросли современные романские языки. А в средневековой Европе всеобщим языком стал не франкский - язык империи Карла Великого - а книжная латынь, которая уже долгие века ни для кого не была родной.
Дело вот в чём. Создатели «универсальных языков» неправильно понимали задачу. Они понятия не имели - и до сих пор не имеют - зачем люди вообще учат чужие наречия.
Общение - не только не единственная, но далеко не главная задача языка.
Чтобы передавать информацию и выражать эмоции, даже близко не нужен настолько богатый язык, как у нас. Сигнальные системы животных справляются с этой работой ничуть не хуже - и чем дальше мы их изучаем, тем больше удивляемся, какие сложные и разнообразные сообщения они могут высказывать.
Там, где людям разных народов приходится регулярно объясняться между собой, они создают такие же сигнальные системы - пиджины. Корявые, примитивные, но для этой задачи больше и не надо.
«Моя твоя понимай нету» - не насмешка над китайским акцентом. Это фраза из кяхтинского пиджина, он же чжунъэ хуньхэюй. Почти сто лет он был ходовым на Дальнем Востоке. В приграничных районах Китая его преподавали в школах (называя при этом «русским языком»), а чиновники, которым предстояло иметь дело с русскими, сдавали по нему экзамены.
Однако слова и грамматика - это только ключик. Им открывается дверь в настоящее царство языка - огромный массив всего того, что было на нём рассказано, спето, записано и сыграно.
Вместе они совершают чудо - погружают тебя в мир, в котором живёт носитель другой культуры. Дают возможность усвоить строй его мысли; способы, какими он выражает свои чувства; узнать, что он говорит и думает о себе, людях и мире - и примерить всё это на себя. Стать, как пела одна рыжая непоседа, part of that world.
Только ради этого и стоит постигать чужие языки. Ты не для того учишь французский, чтобы покупать каштаны на Монмартре, а чтобы понимать Гюго и Жюля Верна, Шарля Азнавура и Мирей Матье, наслаждаться мюзиклом «Нотр-Дам», любоваться актёрской игрой Алена Делона и Луи де Фюнеса, вникать в философию Жиля Делёза и критиковать экзистенциализм Сартра.
Да, есть переводы - но они передают далеко не всё. И для того, чтобы они передавали хоть что-то - сам переводчик должен быть человеком двух миров, одинаково глубоко погрузившимся в оба.
Потому и говорят «сколько языков ты знаешь - столько раз ты человек». Это буквальная правда: каждый усвоенный язык - это ещё одно понимание, что значит быть человеком.
Искусственные же языки дают тебе ключик, который выглядит как настоящий - но за дверью пустота. Там нет ни героического эпоса, ни любовных романов, ни философских трактатов - нет мира, частью которого ты мог бы стать. Даже мёртвый аккадский язык, на котором перестали говорить и писать тысячи лет назад, подарит тебе в разы больше сокровищ, чем эсперанто.
Единственное, что всё же открывается тебе за этой дверью - закрытый клуб эсперантистов.
Этот язык, собственно, затем и учат. Не для того, чтобы общаться с иностранцами - положа руку на сердце, в любой стране мира на улице куда больше шансов найти кого-то, говорящего на твоём родном языке, чем на эсперанто. Учат его для того, чтобы войти в сообщество и проникнуться чувством собственной избранности.
Наречие, которым они владеют, позволяет им сразу же отличать своих от «внешних». Язык, придуманный, чтобы преодолевать отчуждение между разными группами, создал вокруг себя группу, отчуждённую от всех прочих.
Что иронично, но неизбежно.