Святые мертвецы
В комментариях к прошлой статье внезапно обнаружился сторонник популярной среди атеистов и эзотериков концепции «Христианство - отвратительная религия поклонения смерти и трупам».
В числе прочего он провозгласил вот такое исповедание веры:
"Поклонение мощам - поклонение мертвечине. Кромсание трупов - кощунство. Лобызание трупов - мерзость."
Общий смысл инвективы понятен. Мертвая плоть, «мертвечина» - самое мерзкое и нечистое, что только есть на свете. Прикосновение к ней оскверняет. Делать из мертвой плоти предмет поклонения способна только самая черная магия, которая не имеет права называться религией.
Но вот посередине внезапно обнаруживается слово, которое переворачивает все вверх тормашками. «Кромсание трупов - кощунство».
Кощунство (или, по-научному, профанация) - это осквернение святыни. Никакого другого смысла у этого слова нет.
Так что же, значит, мертвое тело свято? И потому его разделение на «частицы» - варварский акт черной магии? В чем же виновны православные: то ли в том, что они почитают мертвые тела, то ли в том, что недостаточно - или неправильно - почитают их?
Вообще христианам не привыкать к диаметрально противоположным обвинениям. Для кого-то православие - дремучая посконная вера, которая толкает своих приверженцев в пещерный русский национализм, а для кого-то - «жидовская» вера, из-за которой русские превращаются в безродных космополитов и забывают о своих русских национальных корнях.
То, что противоположные обвинения звучат от одного человека - и в одном разговоре - тоже ничего нового. Недостатки христианства и неприглядные поступки христиан чаще служат оправданием ненависти, чем ее настоящей причиной, а потому сгодится все, лишь бы показать, что христиане плохие.
Но это не тот случай. Тут вообще дело не в христианстве. Дело в сакральности мертвого.
Смерть - величайшая тайна, единственная, которую мы никогда не сможем разгадать. Те, кто постиг эту тайну, никому о ней не расскажут.
Момент смерти - соприкосновение миров. В это мгновение, в этой точке мир людей и Та Сторона становятся единым целым, а умирающий человек делается богом, приобщается к невидимому миру силы и магии.
Тайна смерти недоступна опыту. Но для живых остается ее вещественное воплощение - мертвое тело.
Есть сведения, что особое отношение к телам мертвых собратьев проявляют и некоторые высшие животные. Вороны делают круг почета над мертвой вороной. Слоны поочередно касаются хоботами мертвого слона. Волки и собаки воют над своими мертвыми. Свой обряд прощания наблюдали даже у коров.
Для атеиста это довод, что наше религиозное отношение к трупам - не более чем наследие животных предков. Для меня - что всякая тварь, достигнув определенного уровня развития, начинает ощущать непостижимую тайну смерти.
Если осознание смерти - первая религия, то мертвое тело - первая святыня.
Сакральное всегда двойственно. Оно опасно, разрушительно, вселяет ужас, от него лучше держаться подальше. Но в то же время оно полезно, необходимо, вызывает восхищение, притягивает к себе, от него лучше не уходить далеко.
В некоторых древних языках нет разницы между освященным и оскверненным, проклятым и благословенным, отвратительным и завораживающим. Все это в равной степени тайна, окно на Ту Сторону и источник опасной силы. В английском и по сей день от одного корня awe (ужас, потрясение) происходят два прилагательных - awful (отвратительный) и awesome (потрясающий).
Поэтому сакральное окружено заповедями и табу. Это естественная техника безопасности. Будешь обращаться с сакральным не по правилам - оно уничтожит тебя так же верно, как высоковольтный провод.
Из всего, что связано со смертью, мертвое тело наиболее сакрально. В нем, если можно так выразиться, самая сильная концентрация потустороннего, а значит - ужаса и восхищения. И табу, которые его касаются, тоже самые строгие.
Четкие правила, касающиеся мертвых тел - неотъемлемая часть любой религии. С покойниками можно обращаться только так и никак иначе. Любое другое действие - кощунство, преступление, грех и черная магия.
Прагматическое, равнодушное отношение к мертвецам проявляется только в критических ситуациях - голод, война, эпидемия, массовая катастрофа. Эмоции притупляются, начиная с самых высоких. Когда живешь в постоянном ужасе и не знаешь, как выжить, и к живым-то начнешь относиться цинично, не то что к безответным покойникам.
Конкретный человек может понятия не иметь обо всех этих высоких материях. Он может не принадлежать ни к какой определенной традиции, которая внушила бы ему свой набор табу. Но тогда он непременно создаст их сам.
Что именно дозволено, а что запретно - тут нет ни малейшего единства.
Есть только одна закономерность. Отношение к телу зависит от того, сохраняет ли оно в глазах живых людей связь с духом, пристанищем которого было при жизни.
В синто, например, не сохраняет. Дух предка становится ками - почитаемой божественной силой, а вот его останки испускают кегарэ - опасную прилипчивую скверну. От тела нужно избавиться как можно скорее, пройти обряд очищения и целый год соблюдать «епитимью». Семья, понесшая утрату, в течение года не имеет права посещать синтоистские святилища, и даже вместо поздравлений с праздниками рассылает друзьям и знакомым особые извинения.
В древности простые японцы и вовсе выкидывали мертвецов куда подальше. С приходом буддизма монахи и священники новой веры взяли на себя организацию похорон, но императорам все равно еще долго приходилось особыми указами напоминать, что нельзя бросать покойников где попало.
Самих же императоров в ту эпоху хоронили с почестями, после чего вся столица переезжала на другое место, подальше от нового кургана.
У некоторых народов тропического пояса, напротив, считается, что череп предка - своего рода средство связи с потусторонним миром. Черепа держат в доме на специальной полке, оказывают им знаки почтения и время от времени советуются. Идя же войной на соседей, всегда стараются уничтожить или осквернить их «мощи», чтобы лишить потустороннего заступничества.
Отношение к телу распространяется и на все, чего оно касалось. В одних культурах человек с гордостью говорит: «На этой кровати были зачаты, родились и отошли в мир иной поколения моих предков!». В других рекомендуется выбросить из дома если не кровать, на которой кто-то умер, то по крайней мере постельное белье с этой кровати - и страх заражения тут совершенно ни при чем.
Столкновение традиций с разными табу всегда приводит к ненависти и осуждению. Тот, у кого иные табу относительно секса, кажется развратником или ханжой. Иные табу относительно убийства - злодеем или сумасшедшим.
Но если у кого-то иные табу о мертвых телах - это всегда кощунство, богохульство и черная магия.
Для христиан, конечно, выглядели дьяволопоклонниками туземцы Тихого океана, у которых было в обычае убивать и съедать пленников. Пожирание мертвой плоти человека казалось им сразу и надругательством над трупами, и сатанинским извращением святого причастия.
Современные энергуи, наоборот, считают черными магами самих христиан. В большинстве своем они боятся смерти. Кладбища для них - источники мрачной, холодной и разрушительной «некроэнергии», приходящей из «некромира». В сети в свое время было много некромантов и некромагов - пафосных энергуев, утверждавших, что только они, с помощью тайных знаний и могущественных посвящений, смогли приручить и поставить себе на службу эту темную силу. Христиане же охотно ставят храмы на кладбищах и устраивают кладбища рядом с храмами.
А чего стоит противостояние католиков и атеистов о вскрытии трупов?
Одни считают, что разделить мощи святого на сотни частей и заложить их в престолы сотни храмов - нормальное действие и выражение почитания, но препарировать тела ради удовлетворения любопытства недопустимо.
Другие служат Науке и Разуму. Вскрывая тело, чтобы познать его тайны, анатом совершает священнодействие. А вот расчленять мертвого, чтобы превратить его в объекты поклонения - варварство, суеверие и магизм.
И только японцы в такой ситуации проявили разумный взвешенный подход. Если буддийские монахи не боятся кегарэ, готовы касаться мертвых тел, хоронить их на своей земле и присматривать за кладбищами - пусть они этим и занимаются.
И все остались довольны.
В числе прочего он провозгласил вот такое исповедание веры:
"Поклонение мощам - поклонение мертвечине. Кромсание трупов - кощунство. Лобызание трупов - мерзость."
Общий смысл инвективы понятен. Мертвая плоть, «мертвечина» - самое мерзкое и нечистое, что только есть на свете. Прикосновение к ней оскверняет. Делать из мертвой плоти предмет поклонения способна только самая черная магия, которая не имеет права называться религией.
Но вот посередине внезапно обнаруживается слово, которое переворачивает все вверх тормашками. «Кромсание трупов - кощунство».
Кощунство (или, по-научному, профанация) - это осквернение святыни. Никакого другого смысла у этого слова нет.
Так что же, значит, мертвое тело свято? И потому его разделение на «частицы» - варварский акт черной магии? В чем же виновны православные: то ли в том, что они почитают мертвые тела, то ли в том, что недостаточно - или неправильно - почитают их?
Вообще христианам не привыкать к диаметрально противоположным обвинениям. Для кого-то православие - дремучая посконная вера, которая толкает своих приверженцев в пещерный русский национализм, а для кого-то - «жидовская» вера, из-за которой русские превращаются в безродных космополитов и забывают о своих русских национальных корнях.
То, что противоположные обвинения звучат от одного человека - и в одном разговоре - тоже ничего нового. Недостатки христианства и неприглядные поступки христиан чаще служат оправданием ненависти, чем ее настоящей причиной, а потому сгодится все, лишь бы показать, что христиане плохие.
Но это не тот случай. Тут вообще дело не в христианстве. Дело в сакральности мертвого.
Смерть - величайшая тайна, единственная, которую мы никогда не сможем разгадать. Те, кто постиг эту тайну, никому о ней не расскажут.
Момент смерти - соприкосновение миров. В это мгновение, в этой точке мир людей и Та Сторона становятся единым целым, а умирающий человек делается богом, приобщается к невидимому миру силы и магии.
Тайна смерти недоступна опыту. Но для живых остается ее вещественное воплощение - мертвое тело.
Есть сведения, что особое отношение к телам мертвых собратьев проявляют и некоторые высшие животные. Вороны делают круг почета над мертвой вороной. Слоны поочередно касаются хоботами мертвого слона. Волки и собаки воют над своими мертвыми. Свой обряд прощания наблюдали даже у коров.
Для атеиста это довод, что наше религиозное отношение к трупам - не более чем наследие животных предков. Для меня - что всякая тварь, достигнув определенного уровня развития, начинает ощущать непостижимую тайну смерти.
Если осознание смерти - первая религия, то мертвое тело - первая святыня.
Сакральное всегда двойственно. Оно опасно, разрушительно, вселяет ужас, от него лучше держаться подальше. Но в то же время оно полезно, необходимо, вызывает восхищение, притягивает к себе, от него лучше не уходить далеко.
В некоторых древних языках нет разницы между освященным и оскверненным, проклятым и благословенным, отвратительным и завораживающим. Все это в равной степени тайна, окно на Ту Сторону и источник опасной силы. В английском и по сей день от одного корня awe (ужас, потрясение) происходят два прилагательных - awful (отвратительный) и awesome (потрясающий).
Поэтому сакральное окружено заповедями и табу. Это естественная техника безопасности. Будешь обращаться с сакральным не по правилам - оно уничтожит тебя так же верно, как высоковольтный провод.
Из всего, что связано со смертью, мертвое тело наиболее сакрально. В нем, если можно так выразиться, самая сильная концентрация потустороннего, а значит - ужаса и восхищения. И табу, которые его касаются, тоже самые строгие.
Четкие правила, касающиеся мертвых тел - неотъемлемая часть любой религии. С покойниками можно обращаться только так и никак иначе. Любое другое действие - кощунство, преступление, грех и черная магия.
Прагматическое, равнодушное отношение к мертвецам проявляется только в критических ситуациях - голод, война, эпидемия, массовая катастрофа. Эмоции притупляются, начиная с самых высоких. Когда живешь в постоянном ужасе и не знаешь, как выжить, и к живым-то начнешь относиться цинично, не то что к безответным покойникам.
Конкретный человек может понятия не иметь обо всех этих высоких материях. Он может не принадлежать ни к какой определенной традиции, которая внушила бы ему свой набор табу. Но тогда он непременно создаст их сам.
Что именно дозволено, а что запретно - тут нет ни малейшего единства.
Есть только одна закономерность. Отношение к телу зависит от того, сохраняет ли оно в глазах живых людей связь с духом, пристанищем которого было при жизни.
В синто, например, не сохраняет. Дух предка становится ками - почитаемой божественной силой, а вот его останки испускают кегарэ - опасную прилипчивую скверну. От тела нужно избавиться как можно скорее, пройти обряд очищения и целый год соблюдать «епитимью». Семья, понесшая утрату, в течение года не имеет права посещать синтоистские святилища, и даже вместо поздравлений с праздниками рассылает друзьям и знакомым особые извинения.
В древности простые японцы и вовсе выкидывали мертвецов куда подальше. С приходом буддизма монахи и священники новой веры взяли на себя организацию похорон, но императорам все равно еще долго приходилось особыми указами напоминать, что нельзя бросать покойников где попало.
Самих же императоров в ту эпоху хоронили с почестями, после чего вся столица переезжала на другое место, подальше от нового кургана.
У некоторых народов тропического пояса, напротив, считается, что череп предка - своего рода средство связи с потусторонним миром. Черепа держат в доме на специальной полке, оказывают им знаки почтения и время от времени советуются. Идя же войной на соседей, всегда стараются уничтожить или осквернить их «мощи», чтобы лишить потустороннего заступничества.
Отношение к телу распространяется и на все, чего оно касалось. В одних культурах человек с гордостью говорит: «На этой кровати были зачаты, родились и отошли в мир иной поколения моих предков!». В других рекомендуется выбросить из дома если не кровать, на которой кто-то умер, то по крайней мере постельное белье с этой кровати - и страх заражения тут совершенно ни при чем.
Столкновение традиций с разными табу всегда приводит к ненависти и осуждению. Тот, у кого иные табу относительно секса, кажется развратником или ханжой. Иные табу относительно убийства - злодеем или сумасшедшим.
Но если у кого-то иные табу о мертвых телах - это всегда кощунство, богохульство и черная магия.
Для христиан, конечно, выглядели дьяволопоклонниками туземцы Тихого океана, у которых было в обычае убивать и съедать пленников. Пожирание мертвой плоти человека казалось им сразу и надругательством над трупами, и сатанинским извращением святого причастия.
Современные энергуи, наоборот, считают черными магами самих христиан. В большинстве своем они боятся смерти. Кладбища для них - источники мрачной, холодной и разрушительной «некроэнергии», приходящей из «некромира». В сети в свое время было много некромантов и некромагов - пафосных энергуев, утверждавших, что только они, с помощью тайных знаний и могущественных посвящений, смогли приручить и поставить себе на службу эту темную силу. Христиане же охотно ставят храмы на кладбищах и устраивают кладбища рядом с храмами.
А чего стоит противостояние католиков и атеистов о вскрытии трупов?
Одни считают, что разделить мощи святого на сотни частей и заложить их в престолы сотни храмов - нормальное действие и выражение почитания, но препарировать тела ради удовлетворения любопытства недопустимо.
Другие служат Науке и Разуму. Вскрывая тело, чтобы познать его тайны, анатом совершает священнодействие. А вот расчленять мертвого, чтобы превратить его в объекты поклонения - варварство, суеверие и магизм.
И только японцы в такой ситуации проявили разумный взвешенный подход. Если буддийские монахи не боятся кегарэ, готовы касаться мертвых тел, хоронить их на своей земле и присматривать за кладбищами - пусть они этим и занимаются.
И все остались довольны.