Мраморные рыцари. Эдит Несбит
- 2 -
На следующий день я пригласил миссис Дорман на небольшой тет-а-тет.
- Миссис Дорман, - сказал я, заведя ее в свою мастерскую. - Слышал, что вы собираетесь от нас уходить?
- Я бы хотела уйти до конца месяца. - ответила она со своим обычным безмятежным достоинством.
- Вас что-то не устраивает у нас, миссис Дорман?
- Что вы, сэр, и вы, и леди так добры ко мне...
- Тогда в чем же дело? Может вы хотите больше денег?
- Нет, сэр, я получаю вполне достаточно.
- Тогда почему же вы уходите?
- Я бы не ушла... - с некоторым колебанием ответила она. - Но моя племянница заболела.
- Ваша племянница болеет с тех пор, как мы сюда приехали.
Ответа не последовало. Воцарилось долгое и неловкое молчание, прерванное мной:
- Не могли бы вы остаться еще на один месяц?
- Нет, сэр, я должна уйти до вторника.
И сегодня был уже понедельник!
- Как же так, вы должны были заранее известить нас об уходе. Теперь мы не успеем найти другую прислугу, а моя жена совсем не приспособлена к тяжелой домашней работы. Не могли бы вы задержаться до следующей недели?
- Через неделю я, может, и вернусь.
Из ее слов я заключил, что она всего лишь хотела взять небольшой отпуск, который мы бы и так охотно ей предоставили, найди она себе замену. Но я решил не сдаваться и уговорить ее остаться еше на пару дней.
- Но почему вам надо уходить так срочно, почему вы не можете задержаться немного?
Миссис Дорман поплотнее запахнула на груди маленькую шаль, которую она всегда носила, словно ей вдруг стало холодно, и нехотя ответила:
- Говорят, что в прежние времена, при католиках, здесь стоял большой дом, в котором много всякого творилось.
По тону миссис Дорман можно было догадаться о характере этого «всякого». От ее голоса кровь могла застыть в жилах и я только порадовался, что Лаура не присутствует при нашем разговоре. Лаура всегда была слишком возбудимой, какими бывают обычно впечатлительные натуры, и страшные рассказы о доме, в котором мы поселились, могли вывзвать у моей жены отвращение к нему. Эта деревенская женщина умела преподносить подобные истории с необыкновенной выразительностью и правдоподобием.
- Так поведайте же мне, миссис Дорман, о том, что здесь происходило. - попросил я. - Мне можно все рассказать. Я не из тех юнцов, кто привык осмеивать подобные истории.
Что было правдой лишь отчасти.
- Как хотите, сэр... - и она понизила голос. - Вы, должно быть, видели в церкви около алтаря две статуи?
- Вы имеете в виду фигуры рыцарей в доспехах? - с готовностью откликнулся я.
- Я говорю про два лежащих тела, про мраморные статуи в полный человеческий рост. - ответила она и, должен признать, ее описание было в тысячу раз более красочным, чем мое, не считая некой странной убедительности во фразе «мраморные статуи в полный человеческий рост».
- Говорят, что в День Всех Святых эти два тела поднимаются со своих плит и сходят с них, и затем идут по нефу, как есть в мраморе - (еще одна хорошая фраза, миссис Дорман) - и когда часы на башне бьют одиннадцать, они выходят из церкви и ступают между могилами, и идут по погосту. И если ночь сырая, то утром на земле можно разглядеть следы, что они оставляют.
- И куда же они направляются? - спросил я, зачарованный ее словами.
- Они идут в свой дом, сэр, и если кто-нибудь их встретит...
- Что тогда произойдет? - спросил я.
Но ответа я так и не получил. Миссис Дорман принялась за старую песню о больной племяннице, которую она должна навестить. А я, после всего услышанного даже слышать не хотел ее надуманных оправданий и требовал продолжения легенды. Однако, ничего другого, кроме предупреждений, я от нее не добился.
- Чем бы вы не были заняты вечером Дня Всех Святых, сэр, заприте дверь на замок и начертите кресты на ступеньках и окнах.
- И что, кто-нибудь видел как они ходят?
- Ничего не могу более сказать, сэр. Говорю лишь то, что знаю, сэр.
- Хорошо, тогда скажите, кто здесь жил в прошлом году?
- Никто, сэр. Леди, владелица дома, останавливается здесь только на лето и всегда уезжает за месяц до этой ночи. Прошу простить меня за неудобства, которые мой уход причиняет вам и вашей супруге, но моя племянница больна и во вторник меня здесь не будет.
Мне хотелось схватить ее за шиворот и потрясти как следует. Как она смеет продолжать ссылаться на больную племянницу, когда только что сама раскрыла мне истинную причину ухода! Но миссис Дорман была так решительно настроена, что никакие наши мольбы не поколебали ее ни на йоту.
Я не стал рассказывать Лауре легенду о ходящих статуях «как есть в мраморе», отчасти потому, что такая история о нашем доме могла напугать мою жену, а отчасти потому, что на меня самого этот рассказ произвел более сильное впечатление, чем можно было ожидать. Тем не менее, уже днем сказка про гуляющие статуи вылетела у меня из головы. Я полностью погрузился в работу над портретом Лауры, позирующей на фоне решетчатого окна. На заднем плане картины я изобразил роскошное серо-желтое закатное небо и с теперь воодушевлением выписывал кружева на ее платье. В четверг миссис Дорман уехала. Перед уходом она сжалилась над нами и даже сказала Лауре: - Не перетруждайтесь сильно, мэм, если что останется не сделанным до следующей недели, я этим сама займусь.
Судя по всему, она собиралась вернуться после Хэллоувина. Удивительно, с каким трогательным упорством она продолжала придерживаться версии о больной племяннице.
Четверг прошел вполне сносно. Лаура проявила недюжинные способности по части стейка с картофелем, а мне пришлось признать, что ножи и посуда, которые я настоял вымыть, оказались чище, чем ожидалось.
Наступила пятница. Именно в этот день произошло то, о чем я собирался вам поведать. Я часто задумываюсь, что изменилось бы, если бы я поверил в эту историю. Далее, я просто опишу факты, ничего не приукрашивая. Тот день намертво врезался в мою память. Я не смогу ничего забыть, ни одной малейшей детали.
Понмю, что встал в то утро рано, чтобы разжечь огонь на кухне. И только я напустил полную комнату дыма, как моя милая женушка сбежала вниз, такая светлая и радостная, словно ясное октябрьское утро. Мы вместе приготовили завтрак и нашли это занятие очень забавным. С домашними делами было быстро покончено и, когда щетки, метлы и ведра мирно затихли на своих местах, весь дом погрузился в тишину. Просто удивительно, как сильно может быть заметно отсутствие одного единсвтенного человека. Нам не хватало нашей миссис Дорман и не только горшки и кострюли были тому причиной. Целый день мы вытирали пыль с книг, расставляя их по местам, а потом весело поужинали холодным стейком и кофе.
В тот день Лаура была как никогда весела и жизнерадостна, и я даже стал задумываться не ввести ли нам в обычай выполнение неутомительных домашних обязанностей. С тех пор, как мы поженились, нам еще не доводилось так веселиться, и я могу по праву назвать последующую вечернюю прогулку счастливейшим временем в моей жизни. Я помню, как мы долго любовались на тускнеющие облака, алеющие на фоне бледно-зеленого неба, как следили за белой мглой, медленно наползающей на поля с отдаленных болот. Когда день окончательно угас, мы в полном молчании вернулись домой рука об руку.
Мы устроились рядышком в нашей маленькой гостиной.
- Ты так печальна, дорогая, - полушутливо поддел я Лауру, ожидая от нее протеста, поскольку мое собственное молчание было вызвано ощущением полного блаженства. Но к моему удивлению, она ответила:
- Да, мне грустно, вернее тревожно. Кажется, я не очень хорошо себя чувствую. Меня немножко знобит после прогулки, но ведь в комнате не холодно?
- Нет, - ответил я, испугавшись, что предательский туман, поднимающийся вечером с болот, мог простудить мою девочку. Но она сказала, что по ее мнению туман тут не при чем. И немного помолчав, она добавила:
- У тебя бывают дурные предчувствия?
- Нет, - улыбнулся я. - И если бы были, я бы не стал им верить.
- А я верю. - продолжала она. - В ночь, когда мой отец умер, я знала об этом, хотя он был далеко на севере Шотландии.
Я ничего ей не ответил.
Она некоторое время молчала, глядя на огонь и нежно поглаживая мою руку. Вдруг она вскочила, зашла мне за спину и, повернув мою голову, поцеловала меня.
- Все прошло. Какой же я ребенок! Давай зажжем свечи и сыграем эти новые дуеты Рубинштейна.
И мы провели счастливо пару часов за пианино.
Примерно в полодиннадцатого я собрался раскурить трубку, но бледность Лауры привела меня к мысли, что полная комната табачного дыма не пойдет ей на пользу. Поэтому я решил покурить снаружи.
- Я тоже пойду с тобой. - сказала Лаура.
- Нет, любовь моя, не сегодня, ты слишком устала. Я недолго. Ложись спать или завтра кроме чистки ботинков мне также придется ухаживать за больной.
Я поцеловал ее и повернулся уходить, но она обняла меня, словно не желая отпускать. Я погладил ее по волосам.
- Ну же, котенок, ты переутомилась. Домашняя работа слишком тяжела для тебя.
Она немного ослабила объятия и глубоко вдохнула.
- Нет. Мы были так счастливы сегодня, правда, Джек? Не задерживайся слишком долго.
- Не буду, дорогая.
На следующий день я пригласил миссис Дорман на небольшой тет-а-тет.
- Миссис Дорман, - сказал я, заведя ее в свою мастерскую. - Слышал, что вы собираетесь от нас уходить?
- Я бы хотела уйти до конца месяца. - ответила она со своим обычным безмятежным достоинством.
- Вас что-то не устраивает у нас, миссис Дорман?
- Что вы, сэр, и вы, и леди так добры ко мне...
- Тогда в чем же дело? Может вы хотите больше денег?
- Нет, сэр, я получаю вполне достаточно.
- Тогда почему же вы уходите?
- Я бы не ушла... - с некоторым колебанием ответила она. - Но моя племянница заболела.
- Ваша племянница болеет с тех пор, как мы сюда приехали.
Ответа не последовало. Воцарилось долгое и неловкое молчание, прерванное мной:
- Не могли бы вы остаться еще на один месяц?
- Нет, сэр, я должна уйти до вторника.
И сегодня был уже понедельник!
- Как же так, вы должны были заранее известить нас об уходе. Теперь мы не успеем найти другую прислугу, а моя жена совсем не приспособлена к тяжелой домашней работы. Не могли бы вы задержаться до следующей недели?
- Через неделю я, может, и вернусь.
Из ее слов я заключил, что она всего лишь хотела взять небольшой отпуск, который мы бы и так охотно ей предоставили, найди она себе замену. Но я решил не сдаваться и уговорить ее остаться еше на пару дней.
- Но почему вам надо уходить так срочно, почему вы не можете задержаться немного?
Миссис Дорман поплотнее запахнула на груди маленькую шаль, которую она всегда носила, словно ей вдруг стало холодно, и нехотя ответила:
- Говорят, что в прежние времена, при католиках, здесь стоял большой дом, в котором много всякого творилось.
По тону миссис Дорман можно было догадаться о характере этого «всякого». От ее голоса кровь могла застыть в жилах и я только порадовался, что Лаура не присутствует при нашем разговоре. Лаура всегда была слишком возбудимой, какими бывают обычно впечатлительные натуры, и страшные рассказы о доме, в котором мы поселились, могли вывзвать у моей жены отвращение к нему. Эта деревенская женщина умела преподносить подобные истории с необыкновенной выразительностью и правдоподобием.
- Так поведайте же мне, миссис Дорман, о том, что здесь происходило. - попросил я. - Мне можно все рассказать. Я не из тех юнцов, кто привык осмеивать подобные истории.
Что было правдой лишь отчасти.
- Как хотите, сэр... - и она понизила голос. - Вы, должно быть, видели в церкви около алтаря две статуи?
- Вы имеете в виду фигуры рыцарей в доспехах? - с готовностью откликнулся я.
- Я говорю про два лежащих тела, про мраморные статуи в полный человеческий рост. - ответила она и, должен признать, ее описание было в тысячу раз более красочным, чем мое, не считая некой странной убедительности во фразе «мраморные статуи в полный человеческий рост».
- Говорят, что в День Всех Святых эти два тела поднимаются со своих плит и сходят с них, и затем идут по нефу, как есть в мраморе - (еще одна хорошая фраза, миссис Дорман) - и когда часы на башне бьют одиннадцать, они выходят из церкви и ступают между могилами, и идут по погосту. И если ночь сырая, то утром на земле можно разглядеть следы, что они оставляют.
- И куда же они направляются? - спросил я, зачарованный ее словами.
- Они идут в свой дом, сэр, и если кто-нибудь их встретит...
- Что тогда произойдет? - спросил я.
Но ответа я так и не получил. Миссис Дорман принялась за старую песню о больной племяннице, которую она должна навестить. А я, после всего услышанного даже слышать не хотел ее надуманных оправданий и требовал продолжения легенды. Однако, ничего другого, кроме предупреждений, я от нее не добился.
- Чем бы вы не были заняты вечером Дня Всех Святых, сэр, заприте дверь на замок и начертите кресты на ступеньках и окнах.
- И что, кто-нибудь видел как они ходят?
- Ничего не могу более сказать, сэр. Говорю лишь то, что знаю, сэр.
- Хорошо, тогда скажите, кто здесь жил в прошлом году?
- Никто, сэр. Леди, владелица дома, останавливается здесь только на лето и всегда уезжает за месяц до этой ночи. Прошу простить меня за неудобства, которые мой уход причиняет вам и вашей супруге, но моя племянница больна и во вторник меня здесь не будет.
Мне хотелось схватить ее за шиворот и потрясти как следует. Как она смеет продолжать ссылаться на больную племянницу, когда только что сама раскрыла мне истинную причину ухода! Но миссис Дорман была так решительно настроена, что никакие наши мольбы не поколебали ее ни на йоту.
Я не стал рассказывать Лауре легенду о ходящих статуях «как есть в мраморе», отчасти потому, что такая история о нашем доме могла напугать мою жену, а отчасти потому, что на меня самого этот рассказ произвел более сильное впечатление, чем можно было ожидать. Тем не менее, уже днем сказка про гуляющие статуи вылетела у меня из головы. Я полностью погрузился в работу над портретом Лауры, позирующей на фоне решетчатого окна. На заднем плане картины я изобразил роскошное серо-желтое закатное небо и с теперь воодушевлением выписывал кружева на ее платье. В четверг миссис Дорман уехала. Перед уходом она сжалилась над нами и даже сказала Лауре: - Не перетруждайтесь сильно, мэм, если что останется не сделанным до следующей недели, я этим сама займусь.
Судя по всему, она собиралась вернуться после Хэллоувина. Удивительно, с каким трогательным упорством она продолжала придерживаться версии о больной племяннице.
Четверг прошел вполне сносно. Лаура проявила недюжинные способности по части стейка с картофелем, а мне пришлось признать, что ножи и посуда, которые я настоял вымыть, оказались чище, чем ожидалось.
Наступила пятница. Именно в этот день произошло то, о чем я собирался вам поведать. Я часто задумываюсь, что изменилось бы, если бы я поверил в эту историю. Далее, я просто опишу факты, ничего не приукрашивая. Тот день намертво врезался в мою память. Я не смогу ничего забыть, ни одной малейшей детали.
Понмю, что встал в то утро рано, чтобы разжечь огонь на кухне. И только я напустил полную комнату дыма, как моя милая женушка сбежала вниз, такая светлая и радостная, словно ясное октябрьское утро. Мы вместе приготовили завтрак и нашли это занятие очень забавным. С домашними делами было быстро покончено и, когда щетки, метлы и ведра мирно затихли на своих местах, весь дом погрузился в тишину. Просто удивительно, как сильно может быть заметно отсутствие одного единсвтенного человека. Нам не хватало нашей миссис Дорман и не только горшки и кострюли были тому причиной. Целый день мы вытирали пыль с книг, расставляя их по местам, а потом весело поужинали холодным стейком и кофе.
В тот день Лаура была как никогда весела и жизнерадостна, и я даже стал задумываться не ввести ли нам в обычай выполнение неутомительных домашних обязанностей. С тех пор, как мы поженились, нам еще не доводилось так веселиться, и я могу по праву назвать последующую вечернюю прогулку счастливейшим временем в моей жизни. Я помню, как мы долго любовались на тускнеющие облака, алеющие на фоне бледно-зеленого неба, как следили за белой мглой, медленно наползающей на поля с отдаленных болот. Когда день окончательно угас, мы в полном молчании вернулись домой рука об руку.
Мы устроились рядышком в нашей маленькой гостиной.
- Ты так печальна, дорогая, - полушутливо поддел я Лауру, ожидая от нее протеста, поскольку мое собственное молчание было вызвано ощущением полного блаженства. Но к моему удивлению, она ответила:
- Да, мне грустно, вернее тревожно. Кажется, я не очень хорошо себя чувствую. Меня немножко знобит после прогулки, но ведь в комнате не холодно?
- Нет, - ответил я, испугавшись, что предательский туман, поднимающийся вечером с болот, мог простудить мою девочку. Но она сказала, что по ее мнению туман тут не при чем. И немного помолчав, она добавила:
- У тебя бывают дурные предчувствия?
- Нет, - улыбнулся я. - И если бы были, я бы не стал им верить.
- А я верю. - продолжала она. - В ночь, когда мой отец умер, я знала об этом, хотя он был далеко на севере Шотландии.
Я ничего ей не ответил.
Она некоторое время молчала, глядя на огонь и нежно поглаживая мою руку. Вдруг она вскочила, зашла мне за спину и, повернув мою голову, поцеловала меня.
- Все прошло. Какой же я ребенок! Давай зажжем свечи и сыграем эти новые дуеты Рубинштейна.
И мы провели счастливо пару часов за пианино.
Примерно в полодиннадцатого я собрался раскурить трубку, но бледность Лауры привела меня к мысли, что полная комната табачного дыма не пойдет ей на пользу. Поэтому я решил покурить снаружи.
- Я тоже пойду с тобой. - сказала Лаура.
- Нет, любовь моя, не сегодня, ты слишком устала. Я недолго. Ложись спать или завтра кроме чистки ботинков мне также придется ухаживать за больной.
Я поцеловал ее и повернулся уходить, но она обняла меня, словно не желая отпускать. Я погладил ее по волосам.
- Ну же, котенок, ты переутомилась. Домашняя работа слишком тяжела для тебя.
Она немного ослабила объятия и глубоко вдохнула.
- Нет. Мы были так счастливы сегодня, правда, Джек? Не задерживайся слишком долго.
- Не буду, дорогая.