Мраморные рыцари. Эдит Несбит
Man-size in marble
by E. Nesbit
originally from Grim tales (1893)
- 1 -
История, которую я собираюсь вам поведать, настолько же правдива, насколько печальна. Не сомневаюсь, что рассказ мой будет принят скептически, ибо в наши дни «разумное объяснение» более востребовано, чем вера в сверхъестественное. Поэтому большинство людей, ознакомившихся с моей трагедией, прибегают к помощи рационального подхода. Они уверены, что в ту ночь, 31 октября, мы с Лаурой видели галлюцинации и конечно же, это объяснение придает всему случившемуся должную правдоподобность. Но пусть читатели сами рассудят, насколько это предположение все объясняет и насколько оно разумно. Только три человека были свидетелями этого происшествия: я, Лаура и еще один участник, который жив до сих пор и может подтвердить наиболее невероятную часть моего рассказа.
Я привык жить скромно, ограничивая себя во всех запросах, например, в покупке хороших красок и книг. Даже кэб был мне не карману, поэтому после свадьбы, мы с Лаурой договорились вести строгий контроль за всеми расходами. В те дни я немного рисовал, а Лаура немного писала, и мы оба надеялись, что худо-бедно сумеем свести концы с концами. О том, чтобы жить в городе, не могло быть и речи, и мы решили подыскать себе в сельской местности жилище, отвечающее высоким эстетическим и санитарным требованиям. Поиски наши, однако, затянулись, поскольку сельские дома крайне редко сочетают в себе оба эти качества. Мы ходили по объявлениям, но большинство осмотренных домов не удовлетворяло одновременно обоим требованиям. Если в доме была канализация, то снаружи его украшала нелепая лепнина и он походил на пряничный домик. Если же снаружи дом являл отраду для глаз, то засада неизбежно ждала нас внутри. Приходилось выбирать, чем поступиться, гигеническими соображениями или нашими эстетическими чувствами. Все это, а также красноречие жилищных агентов настолько заморочили нам головы, что ко дню свадьбы мы с трудом отличали коттедж от стога сена. Однако, уединение медового месяца охладило разгоряченные головы и, когда нам на глаза попался прелестный коттедж в Бренцетте, мы сумели оценить его по достоинству. Медовый месяц мы проводили в приморском городке неподалеку от Бренцетта, небольшого поселка, расположенного на холмах напротив южных болот и специально поехали туда, чтобы полюбоваться на его знаменитую церковь. Коттедж стоял обособленно в двух милях от поселка. Это было приземистое, длинное здание, центром которого была старая постройка, сложенная из грубо обтесанного камня и густо заросшая плющем и мхом. Древняя постройка, все оставшееся от большого дома, когда-то стоящего на этом месте, была разделена на две комнаты. Сам по себе дом был довольно уродливым, но вьющиеся розы и кусты жасмина придавали ему такое очарование, что после быстрого осмотра мы решили его снять. Плата за аренду была до абсурда мала.
Остаток медового месяца мы провели в лавках старьевщиков, разыскивая старинную дубовую мебель и чиппендейловские кресла для обстановки. С раннего утра до позднего вечера мы объезжали близлежащие городки и вскоре поселились в этом невысоком, отделанном дубом доме с решетчатыми окнами.
При коттедже был разбит прелестный сад в старинном стиле, где зеленые травяные дорожки вились между бесконечными мальвами, подсолнухами и лилиями. Из окна можно было видеть болота и за ними синюю, тонкую линию моря. Наша жизнь была счастлива, лето стояло чудесное и мы приступили к занятиям раньше, чем сами ожидали. Я без устали рисовал изумительный вид из окна, стараясь передать отражение облаков в раскрытых решетчатых окнах, а Лаура сидела рядом и сочиняла стихи, в которых я был главным действующим лицом.
В помощь по хозяйству мы наняли пожилую высокую крестьянку довольно приятной наружности. Стряпня ее не отличалась особым разнообразием, но она прекрасно разбиралась в садово-огородных делах. Миссис Дорман помнила старинные названия всех рощ и полей в округе. А еще она знала множество историй о контрабандистах и разбойниках, и, что еще лучше, о «ходящих тварях» и «видениях», поджидающих путников ясной ночью в укромных долинах. С ее появлением жизнь наша стала еще приятней, потому что Лаура ненавидела домашнюю работу, а я просто обожал всякие старинные предания. Вскоре все наше домашнее хозяйство легло на плечи миссис Дорман, а мы стали записывать ее легенды и рассказы и посылать их в журналы, превращая в звонкие монеты.
Три месяца нашего брака прошли в безмятежном счастье, без единой ссоры. В один октябрьский вечер я вышел покурить трубку с нашим единственным соседом, доктором, приятным молодым ирландцем. Лаура осталась дома, чтобы закончить скетч о сельской жизни, который ей заказал журнал «Марплотский Ежемесячник». Когда я уходил, она весело смеялась над своими собственными шутками, но по возвращении, я нашел ее горько рыдающей на банкетке у окна.
- Боже Милостивый, дорогая, что случилось? - воскликнул я, нежно обнимая любимую. Она склонила темноволосую головку на мое плечо и заплакала еще пуще. Никогда ранее мне не доводилось видеть ее слезы, такой счастливой и безмятежной была наша совместная жизнь.
- Ответь мне, прошу тебя! - с тревогой сказал я, ожидая, что произошло какое-то несчастье.
- Это все миссис Дорман. - всхлипнула она.
- Что же такого она сделала? - спросил я с огромным облегчением.
- Она заявила, что уйдет от нас до конца месяца, потому что ее племянница заболела и она должна навестить ее. Но я не верю в эту причину, потому что ее племянница постоянно болеет. Я думаю, что кто-то настроил ее против нас. Она так странно себя вела...
- Пустяки, котенок, - ответил я. - Прошу тебя, не плачь или я тоже расплачусь за компанию и тогда ты никогда более не сможешь уважать своего мужа!
Она послушно вытерла глаза моим носовым платком и слабо улыбнулась.
- Но это настоящая беда, потому что деревенские обычно смотрят друг на друга, если один откажется что-то делать, то и другие не станут. И мне придется готовить ужины и мыть противные грязные тарелки, а тебе придется носить воду и чистить ботинки и ножи... И у нас не останется времени, чтобы зарабатывать деньги. Мы будем трудиться с утра до поздней ночи и отдыхать, ожидая пока чайник закипит!
Я разъяснил ей, что даже если нам придется выполнять все эти обязанности, у нас все равно останется кое-какое время на досуг и наши основные занятия. Но она отказывалась видеть будущее в другом, более жизнерадостном свете. Он была столь неблагоразумна, моя Лаура, но я бы не стал любить ее больше, даже если бы она была благоразумна, как сам Уотли*. Мне пришлось пообещать ей решить эту проблему:
- Я поговорю с миссис Дорман, когда она вернется и попытаюсь остановить ее. Возможно, она просто хочет повышения платы. Все будет в порядке, дорогая. А теперь пойдем, прогуляемся к церкви.
*английский философ, теолог и экономист
Церковь была большая и в обычные дни недели она пустовала. Прогулки до церкви и осмотр ее внутреннего убранства стали нашим любимым одыхом, особенно в светлые лунные ночи. Дорога к церкви огибала лес, углубляясь в него на небольшом участке, затем шла по гребню холма и петляла между двумя лугами. Далее дорога тянулась вдоль стены, опоясывающей погост, за которой темной массой маячили старые тисы. Погост сильно зарос деревьями, а огромные вязы, растущие снаружи, простирали свои величественные ветви над могилами, благословляя успоших.
Пройдя по просторной низкой паперти, можно было попасть внутрь через норманский проем с тяжелыми дубовыми дверями, обитыми кованным железом. Внутри церкви в непроглядную темную высь уходили стройные арки, между которыми светились высокие узорчатые окна. Лунный свет лился сквозь алтарные окна, подчеркивая благородный цвет витражей, а скамьи хора из черного дуба казались вырезанными из теней. По обе стороны от алтаря размещались надгробные плиты, на которых возлежали серые мраморные фигуры, изображающие рыцарей в полных доспехах с руками, сложенными в вечной молитве. Как ни странно, статуи эти были были заметны даже при малейшем проблеске света.
Имена людей, погребенных у алтаря, были забыты, но в народе жили воспоминания о них. Это были жестокие грабители, мародеры, свирепствующие и на суше, и на море, и ставшие настоящим бедствием своего времени. Злодеяния их были настолько отратительны, что принадлежащий им большой дом, стоящий в стороне от деревни, сгорел от удара молнией, словно сами Небеса свершили возмездие. Но несмотря на все их прегрешения, золото, оставленное ими наследникам, позволило купить место для захоронения рядом с алтарем. История эта казалась вполне правдоподобной, при виде их искаженных злобой лиц.
В эту ночь церковь выглядела особенно прекрасно и таинственно. Тисы отбрасывали сквозь окна изломанные тени на неф и колонны. Мы молча сидели рядом и любовались торжественной красотой старинной церкви с благоговением подобным тому, что вдохновляло некогда ее строителей. Затем мы прошли к алтарю, чтобы кинуть взгляд на спящих рыцарей, и вышли наружу, посидеть на каменной скамье паперти. Лунный свет заливал расстилающиеся перед нами луга, наполняя душу покоем и счастьем. Наконец, мы отправились домой, с полным чувством того, что даже чистка обуви и мытье посуды не могут омрачить наше безоблачное существование.
by E. Nesbit
originally from Grim tales (1893)
- 1 -
История, которую я собираюсь вам поведать, настолько же правдива, насколько печальна. Не сомневаюсь, что рассказ мой будет принят скептически, ибо в наши дни «разумное объяснение» более востребовано, чем вера в сверхъестественное. Поэтому большинство людей, ознакомившихся с моей трагедией, прибегают к помощи рационального подхода. Они уверены, что в ту ночь, 31 октября, мы с Лаурой видели галлюцинации и конечно же, это объяснение придает всему случившемуся должную правдоподобность. Но пусть читатели сами рассудят, насколько это предположение все объясняет и насколько оно разумно. Только три человека были свидетелями этого происшествия: я, Лаура и еще один участник, который жив до сих пор и может подтвердить наиболее невероятную часть моего рассказа.
Я привык жить скромно, ограничивая себя во всех запросах, например, в покупке хороших красок и книг. Даже кэб был мне не карману, поэтому после свадьбы, мы с Лаурой договорились вести строгий контроль за всеми расходами. В те дни я немного рисовал, а Лаура немного писала, и мы оба надеялись, что худо-бедно сумеем свести концы с концами. О том, чтобы жить в городе, не могло быть и речи, и мы решили подыскать себе в сельской местности жилище, отвечающее высоким эстетическим и санитарным требованиям. Поиски наши, однако, затянулись, поскольку сельские дома крайне редко сочетают в себе оба эти качества. Мы ходили по объявлениям, но большинство осмотренных домов не удовлетворяло одновременно обоим требованиям. Если в доме была канализация, то снаружи его украшала нелепая лепнина и он походил на пряничный домик. Если же снаружи дом являл отраду для глаз, то засада неизбежно ждала нас внутри. Приходилось выбирать, чем поступиться, гигеническими соображениями или нашими эстетическими чувствами. Все это, а также красноречие жилищных агентов настолько заморочили нам головы, что ко дню свадьбы мы с трудом отличали коттедж от стога сена. Однако, уединение медового месяца охладило разгоряченные головы и, когда нам на глаза попался прелестный коттедж в Бренцетте, мы сумели оценить его по достоинству. Медовый месяц мы проводили в приморском городке неподалеку от Бренцетта, небольшого поселка, расположенного на холмах напротив южных болот и специально поехали туда, чтобы полюбоваться на его знаменитую церковь. Коттедж стоял обособленно в двух милях от поселка. Это было приземистое, длинное здание, центром которого была старая постройка, сложенная из грубо обтесанного камня и густо заросшая плющем и мхом. Древняя постройка, все оставшееся от большого дома, когда-то стоящего на этом месте, была разделена на две комнаты. Сам по себе дом был довольно уродливым, но вьющиеся розы и кусты жасмина придавали ему такое очарование, что после быстрого осмотра мы решили его снять. Плата за аренду была до абсурда мала.
Остаток медового месяца мы провели в лавках старьевщиков, разыскивая старинную дубовую мебель и чиппендейловские кресла для обстановки. С раннего утра до позднего вечера мы объезжали близлежащие городки и вскоре поселились в этом невысоком, отделанном дубом доме с решетчатыми окнами.
При коттедже был разбит прелестный сад в старинном стиле, где зеленые травяные дорожки вились между бесконечными мальвами, подсолнухами и лилиями. Из окна можно было видеть болота и за ними синюю, тонкую линию моря. Наша жизнь была счастлива, лето стояло чудесное и мы приступили к занятиям раньше, чем сами ожидали. Я без устали рисовал изумительный вид из окна, стараясь передать отражение облаков в раскрытых решетчатых окнах, а Лаура сидела рядом и сочиняла стихи, в которых я был главным действующим лицом.
В помощь по хозяйству мы наняли пожилую высокую крестьянку довольно приятной наружности. Стряпня ее не отличалась особым разнообразием, но она прекрасно разбиралась в садово-огородных делах. Миссис Дорман помнила старинные названия всех рощ и полей в округе. А еще она знала множество историй о контрабандистах и разбойниках, и, что еще лучше, о «ходящих тварях» и «видениях», поджидающих путников ясной ночью в укромных долинах. С ее появлением жизнь наша стала еще приятней, потому что Лаура ненавидела домашнюю работу, а я просто обожал всякие старинные предания. Вскоре все наше домашнее хозяйство легло на плечи миссис Дорман, а мы стали записывать ее легенды и рассказы и посылать их в журналы, превращая в звонкие монеты.
Три месяца нашего брака прошли в безмятежном счастье, без единой ссоры. В один октябрьский вечер я вышел покурить трубку с нашим единственным соседом, доктором, приятным молодым ирландцем. Лаура осталась дома, чтобы закончить скетч о сельской жизни, который ей заказал журнал «Марплотский Ежемесячник». Когда я уходил, она весело смеялась над своими собственными шутками, но по возвращении, я нашел ее горько рыдающей на банкетке у окна.
- Боже Милостивый, дорогая, что случилось? - воскликнул я, нежно обнимая любимую. Она склонила темноволосую головку на мое плечо и заплакала еще пуще. Никогда ранее мне не доводилось видеть ее слезы, такой счастливой и безмятежной была наша совместная жизнь.
- Ответь мне, прошу тебя! - с тревогой сказал я, ожидая, что произошло какое-то несчастье.
- Это все миссис Дорман. - всхлипнула она.
- Что же такого она сделала? - спросил я с огромным облегчением.
- Она заявила, что уйдет от нас до конца месяца, потому что ее племянница заболела и она должна навестить ее. Но я не верю в эту причину, потому что ее племянница постоянно болеет. Я думаю, что кто-то настроил ее против нас. Она так странно себя вела...
- Пустяки, котенок, - ответил я. - Прошу тебя, не плачь или я тоже расплачусь за компанию и тогда ты никогда более не сможешь уважать своего мужа!
Она послушно вытерла глаза моим носовым платком и слабо улыбнулась.
- Но это настоящая беда, потому что деревенские обычно смотрят друг на друга, если один откажется что-то делать, то и другие не станут. И мне придется готовить ужины и мыть противные грязные тарелки, а тебе придется носить воду и чистить ботинки и ножи... И у нас не останется времени, чтобы зарабатывать деньги. Мы будем трудиться с утра до поздней ночи и отдыхать, ожидая пока чайник закипит!
Я разъяснил ей, что даже если нам придется выполнять все эти обязанности, у нас все равно останется кое-какое время на досуг и наши основные занятия. Но она отказывалась видеть будущее в другом, более жизнерадостном свете. Он была столь неблагоразумна, моя Лаура, но я бы не стал любить ее больше, даже если бы она была благоразумна, как сам Уотли*. Мне пришлось пообещать ей решить эту проблему:
- Я поговорю с миссис Дорман, когда она вернется и попытаюсь остановить ее. Возможно, она просто хочет повышения платы. Все будет в порядке, дорогая. А теперь пойдем, прогуляемся к церкви.
*английский философ, теолог и экономист
Церковь была большая и в обычные дни недели она пустовала. Прогулки до церкви и осмотр ее внутреннего убранства стали нашим любимым одыхом, особенно в светлые лунные ночи. Дорога к церкви огибала лес, углубляясь в него на небольшом участке, затем шла по гребню холма и петляла между двумя лугами. Далее дорога тянулась вдоль стены, опоясывающей погост, за которой темной массой маячили старые тисы. Погост сильно зарос деревьями, а огромные вязы, растущие снаружи, простирали свои величественные ветви над могилами, благословляя успоших.
Пройдя по просторной низкой паперти, можно было попасть внутрь через норманский проем с тяжелыми дубовыми дверями, обитыми кованным железом. Внутри церкви в непроглядную темную высь уходили стройные арки, между которыми светились высокие узорчатые окна. Лунный свет лился сквозь алтарные окна, подчеркивая благородный цвет витражей, а скамьи хора из черного дуба казались вырезанными из теней. По обе стороны от алтаря размещались надгробные плиты, на которых возлежали серые мраморные фигуры, изображающие рыцарей в полных доспехах с руками, сложенными в вечной молитве. Как ни странно, статуи эти были были заметны даже при малейшем проблеске света.
Имена людей, погребенных у алтаря, были забыты, но в народе жили воспоминания о них. Это были жестокие грабители, мародеры, свирепствующие и на суше, и на море, и ставшие настоящим бедствием своего времени. Злодеяния их были настолько отратительны, что принадлежащий им большой дом, стоящий в стороне от деревни, сгорел от удара молнией, словно сами Небеса свершили возмездие. Но несмотря на все их прегрешения, золото, оставленное ими наследникам, позволило купить место для захоронения рядом с алтарем. История эта казалась вполне правдоподобной, при виде их искаженных злобой лиц.
В эту ночь церковь выглядела особенно прекрасно и таинственно. Тисы отбрасывали сквозь окна изломанные тени на неф и колонны. Мы молча сидели рядом и любовались торжественной красотой старинной церкви с благоговением подобным тому, что вдохновляло некогда ее строителей. Затем мы прошли к алтарю, чтобы кинуть взгляд на спящих рыцарей, и вышли наружу, посидеть на каменной скамье паперти. Лунный свет заливал расстилающиеся перед нами луга, наполняя душу покоем и счастьем. Наконец, мы отправились домой, с полным чувством того, что даже чистка обуви и мытье посуды не могут омрачить наше безоблачное существование.