Потом было вот что
Но Либусса, казалось, как обыкновенно бывает в этом свете, скоро забыла споспешествователя своего счастья, ибо когда уже поставлен обелиск, то откладывают прочь рычаги и подставки, которые приподняли его кверху. Между тем оба они обманывались в своём мнении. Прекрасная обладательница трона была ни нечувствительна, ни неблагодарна, но сердце её не принадлежало уже более ей, она не могла располагать оным. Могущество любви склонило уже её в пользу стрелка оленя. Первое впечатление, какое взор его сделал на её сердце, действовало ещё на неё так сильно, что никто другой не мог его изгладить. Через три года образ прекрасного юноши, во всём сиянии красоты своей, представлялся её воображению, следственно, любовь её к нему была во всей силе. Ибо страсть прекрасного пола есть такого качества, что ежели не переменится чрез три месяца, то может продлиться три года и более, этому есть доказательство и в наши времена. Когда храбрые сыны Германии, переплывая моря, посетили берега Англии и познакомились с прекрасными дочерьми оной, то когда должно было расстаться, осыпали они друг друга взаимными клятвами в любви, верности и постоянстве; но едва отплыли они на несколько вёрст от берега, как были забыты нежными своими Хлоями. Ветреные девушки скоро заменили пустоту сердца новыми любовниками. Но влюблённые, кои имели довольно твёрдости выдержать опыт, ненарушимо сохранили верность к победителям своего сердца до возвращения их в своё отечество, и ожидали от любви награды за постоянство.
Следовательно, менее было удивительно, что при таких обстоятельствах девица Либусса могла воспротивиться прекрасным рыцарям, старающимся получить её сердце, чем прекрасная королева Итаки заставила напрасно вздыхать по себе целую толпу женихов, когда сердце её занято было брадатым Улиссом. Знатность и происхождение такое, однако ж, положили великое расстояние между Либуссою и любимцем её сердца, что невозможно было ожидать ближайшего соединения, кроме любви платонической, которая, подобно китайским теням, не греет и не питает. Хотя в тогдашние времена и не слишком много уважали родословное дерево, однако ж знали, что к высокому вязу прививалась только виноградная ветвь. Либусса здраво рассудила обо всем этом и потому не внимала страсти, как ни громко говорила она в пользу юноши, благоприятствуемого Амуром. Как целомудренная Весталка дала она себе клятву быть вечно девушкою и не отвечать на предложения женихов своих ни глазами, ни знаками. Такой строгий образ мыслей весьма не понравился двум умирающим по ней любовникам. Ревность, подруга любви, внушила им мучительное подозрение. Один думал, что другой счастливый его соперник; но Либусса никому не давала из них преимущества и умеренную к ним благодарность свою так взвешивала, что никоторая чашка не перетягивала другую.
Соскучившись бесполезным ожиданием, оставили они двор своей королевы и с тайным неудовольствием отправились в свои поместья, данные им герцогом Крокусом. Оба приехали в такой досаде в отечественный свой город, что князь Владомир сделался в тягость всем своим вассалам и соседям. Рыцарь же Мицислав преобразился в охотника. Преследовал лисиц и диких коз по нивам и засекам своих подданных, и часто, дабы поймать зайца, топтал хлеб бедных крестьян. От этого произошло сетование в народе, но никто не смел на него жаловаться герцогине, по пословице: слабый с сильным не тягайся. Однако ж по дальновидности Либуссы никакое зло не укрывалось от неё в пространных границах её владения, и несмотря на то, что была весьма кроткого нрава, сердечно огорчилась дерзостью своих данников и властолюбием сильных. Она советовалась сама с собою, как прекратить такое зло, тут разум научил её подражать мудрым богам, которые при правосудии своём не тотчас наказывают преступление, хотя рано или поздно получит оно мщение. Молодая королева собрала рыцарство и дворянство на совет и велела публично провозгласить, чтобы тот, кто имеет жалобу или неудовольствие, принёс бы её перед судом. Тут выступили со всех сторон государства притеснённые и обиженные. Либусса сидела на троне, как богиня Фемида, с мечом и весами и судила, несмотря ни на лица, ни на происхождение, и все удивлялись её мудрости и правосудию.
После того, как народ, благодарный беспристрастным судом Либуссы, начинал уже расходиться и заседание должно было кончиться, то просили быть выслушанными сосед богатого Владомира и выбранный из подданных рыцаря Мицислава. Они были допущены, и сосед Владомира первый начал говорить: «Один трудолюбивый селянин огородил небольшой луг на берегу широкой реки, которой чистая вода с приятным шумом катилась в долину, ибо он думал, что река с этой стороны будет защищать посев его, а с другой - наводнять корни плодоносных деревьев, от чего скорее они вырастут и принесут богатый плод. Когда поспела жатва, то обманчивая река вдруг возмутила тихие свои воды, она возшумела, потопила берег, увлекла плодоносную ниву и изрыла яму посреди обработанной пашни, к величайшему прискорбию селянина, который собственность свою должен был предоставить на волю сильного своего соседа, и едва сам мог избежать увлекающих волн его. Могущественная дочерь мудрого Крокуса, бедный селянин умоляет тебя запретить дерзновенной реке потоплять волнами своими луга и поглощать плод жатвы его, который стоил ему кровавого пота».
В продолжение этой речи помрачилось светлое лицо прекрасной Либуссы, всё умолкло вокруг её, дабы услышать её приговор. «Жалоба твоя справедлива, - сказала Либусса, - никакая власть не должна притеснять права твои. Крепкая плотина положит пределы неукротимой реке, а рыбою её в тысячу раз заменю я то, что похитили у тебя её волны». Потом дала она знак выбранному от подданных рыцаря Мицислава, он склонил вниз взор свой и произнёс жалобу: «Скажи нам, мудрая дочь славного Крокуса, кому принадлежит посев: селянину, который вверил земле семена, чтоб они принесли плод, или вихрю, который его вырывает?» - «Селянину,» - отвечала она. «Повели же вихрю, - говорил выбранный, - дабы не избирал он нивы наши для своих прихотей и не подавлял наших семян и плодовитых дерев». - «Да будет так! - отвечала герцогиня, - я укрощу вихрь и изгоню его с полей ваших, он должен сражаться и рассекать облака, идущие с севера и угрожающие стране градом и ужасною бурею».
Князь Владомир и рыцарь Мицислав, услышав на себя жалобу и определение герцогини, побледнели и со скрытною досадою устремили вниз взоры свои, слыша такой приговор из уст женщины; ибо хотя челобитчики из пощады чести их и представили жалобу свою в аллегорическом виде, но настоящий смысл оной был так ясен, что всякий его понял. Не могши сделать возражения противу обвинителей, с великим негодованием выслушали они приговор свой. Владомир заплатил в тысячу раз более селянину за сделанный ему убыток, а рыцарь Мицислав должен был поклясться рыцарскою честью не топтать более полей подданных своих псовою охотою. Вместе с этим Либусса поручила им блестящие должности, для коих употребили бы они деятельность свою, и славе своей, которая, как разбитый сосуд, издавала только неприятный тон, возвратили бы они опять звук рыцарских добродетелей. Обоих сделала она начальниками своего войска и отправила оное против Цорнебока, князя Сорбонского, который был исполин и притом волшебник и хотел завоевать Богемию. Также наложила на них наказание не прежде возвратиться, покуда не принесёт один султан, а другой золотые шпоры чудовища в знак победы.
Неувядаемая роза оказала и в этот поход магическую свою силу. Князь Владомир был так же невредим от смертоносного оружия, как герой Ахиллес, и так же проворен, лёгок и увертлив, как Ахиллес быстроногий. Войска встретились на северных границах империи, дали знак к сражению. Герои Богемии, как буря и вихрь, бросились сквозь ряды войска и рубили неприятелей, как кони селянина на полях классы. Острые мечи их поразили чародея Цорнебока; с торжеством и знатною добычею возвратились они к Либуссе и омыли в крови неприятельской пятна, окропившие некогда рыцарскую их добродетель. Герцогиня Либусса наградила их всеми знаками чести, отпустила в их отечество, а на память в знак нового благоволения дала им из саду своего красное яблоко на дорогу с условием: не разрывая, дружески разделить его между собою. Они отправились в путь, положив яблоко на щит и велев нести его перед собою, между тем рассуждали, как разделить его, чтобы не сделать ошибки в намерении благосклонной дательницы.
Прежде чем приехали они к перекрёстку, на котором должно было расстаться, дабы ехать в свои жилища, старались они разделить по-дружески подарок. Теперь вопрос был: кому взять на сохранение яблоко, в котором равное имели они участие и от которого обещали они себе чудеса? От этого произошло между ними несогласие и дело доходило до мечей. В это время шёл пастух со стадом своим, они избрали его своим посредником (чаятельно потому, что три известные богини также прибегли к пастуху решить спор их о яблоке) и представили ему дело. «В подарке яблока, - сказал пастух, несколько подумав, - заключается таинственный смысл; кто может извлечь его оттуда, кроме девицы, которая сокрыла оный в яблоке? Я думал, что яблоко есть обманчивый плод, который созрел на древе зла, а красноватая кожа его означает кровавую вражду между вами, господа рыцари, которую будете вы иметь один с другим, не получив от неё ни малейшей пользы. Ибо скажите, можно ли разделить яблоко, не разрезав его надвое?»
Рыцари приняли слова пастуха и думали, что в них заключается великий ум. «Ты справедливо рассудил, - сказали они, - не возбудило ли уже опасное яблоко ссоры и гнева между нами? Не были ли мы готовы сразиться за коварный подарок надменной Либуссы, которая нас ненавидит? Не послала ли управлять она нас войском в надежде, что мы будем убиты? А как это не удалось ей, то вооружила нас кинжалом несогласия против самих себя. Мы отказываемся от вредного подарка, никто из нас не должен иметь яблока, отдаём его тебе в награду за добрый твой ответ, ибо судьбе принадлежит плод процесса».
Рыцари поехали потом своею дорогою, а пастух с хладнокровием судьи скушал яблоко. Подарок герцогини сделал им великую досаду, и как по возвращении своём увидели они, что не могут поступать так, как прежде с подданными своими и данниками, но должны повиноваться законам, которые издала Либусса для повсеместного спокойствия, негодование их ещё более увеличилось. Они согласились между собою отомстить Либуссе, собрали шайку удальцов и разослали их по всему государству опорочивать правление женщины. «О! стыд! - восклицали они, - что мы подданные женщины, которая лавры победы нашей собирает только для того, чтобы украсить ими своё веретено! Только мужчине прилично быть господином, а не женщине, ему одному принадлежит это право, итак делается везде и у всех народов. Что значит войско без герцога, как не туловище без головы? Выберем государя себе в повелители и будем ему повиноваться!»
Такие речи не скрылись от бдительной Либуссы: она знала, откуда дул ветер и что значит шум его, и потому собрала она вельмож и знатных чиновников города. С блеском и достоинством земной богини явилась она посреди» их, и речь её сладкая, как патока, истекла из девственных уст. «Носится слух, - сказала она собранию, - что вы желаете иметь герцога и почитаете за бесславие мне повиноваться. Однако ж по свободному и непринуждённому выбору своему избрали вы не мужчину, а женщину, которая бы управляла вами по образу и обычаю страны. Кто представит хотя одну погрешность мою в управлении государством, тот пусть выступит и докажет! Если ж я по примеру отца своего Крокуса сохраняла правосудие и законы, обезопасивала собственность вашу, обезоруживала власть сильного над слабым и защищала притеснённого, то не измените клятве своей быть мне верными и послушными. Если ж вы думаете, что постыдно повиноваться женщине; то надлежало бы прежде о том размыслить, чем выбрали меня в герцогини. Намерение ваше доказывает, что вы сами не знаете вашей пользы. Женщина кротка и милосердна, но мужчина жесток и мстителен. И разве не знаете, что где управляет женщина, там государство в руках мужчины ? Ибо она слушает и принимает мудрые советы; где ж исключается она от трона, там правление женское; ибо часто бывают такие слабые государи, которые, прельстясь женщинами, отдают себя во власть их. И потому подумайте о своём предприятии, чтобы после не раскаиваться !»
Либусса умолкла и глубокая тишина воцарилась в зале собрания; никто не смел сказать против неё ни одного слова. Но Владомир и союзники его не оставили своего намерения и шептали на ухо: хитрая серна старается остаться на тучной пастве, но рог ловца должен ещё раздаться громче и прогнать её с оной. Через день после этого возмутили они рыцарство, чтобы они усильно просили Либуссу через три дня избрать себе супруга и выбором сердца своего даровать народу государя, который бы разделил с нею правление. От такого скорого требования, которое, казалось, было голосом народа, румянец стыдливости покрыл щёки прекрасной Либуссы! Ясные взоры её видели все подводные камни, угрожающие ей опасностью при сём случае. Ежели она, по примеру большого1 совета, должна была подавить склонность свою, повинуясь политике, то всё-таки должна была избрать супруга, а тут, конечно, предвидела она, что искатели её примут за презрение сие пренебрежение и будут помышлять о мщении. Сверх того, тайная клятва сердца её была для неё ненарушима и священна. Для того старалась она с благоразумием отклонить неотступное желание народа и отвратить их от выбора герцога. «По смерти орла, - сказала она, - птицы избрали в короли себе дикого голубя, и все они повиновались кроткому его правлению. Но скоро переменили они своё определение и раскаялись в этом. Гордый павлин, думали они, может лучше управлять нами. Жадные копчики, привыкшие терзать маленьких птичек, почли за стыд быть подданными миролюбивого голубя; они сделали заговор и научили тупоумного филина, чтобы он сделал предложение о новом избирательстве короля. Драхва, глухой тетерев, ленивый аист, безмозглая цапля и все большие птицы были на это согласны, да и все маленькие птички по недоразумению своему изъявили одобрение. Тут взлетел на воздух способный защищать павлин, и все птицы закричали: «Какой величественный полет! Какой огонь в глазах и какое выражение превосходной силы в изогнутом носу и когтях! Отважный, мужественный павлин, да будешь королём нашим!» Едва хищная эта птица села на трон, то с величайшею жестокостью и своевольством показала пернатым подданным мужественную свою силу и деятельность; она выдергала перья из больших птиц, а маленьких терзала на части».
Как ни понятна была речь её, однако ж мало произвела впечатления в желающих перемены правления, и определение, чтобы Либусса через три дня избрала себе супруга, осталось во всей силе. Владомир был несказанно рад, ибо думал, что теперь получит прекрасную добычу, которую так долго старался он достать. Любовь и честолюбие воспламенили его желание и сделали красноречивыми уста его, произносившие до сих пор только тайные вздохи. Он пришёл во дворец и желал, чтобы выслушала его Либусса. «Милосердная правительница своего народа и моего сердца, - сказал он ей, - от тебя не скрыта никакая тайна; тебе известно пламя, пылающее в груди, чистое и священное, как на алтаре богов, и ты знаешь, какой небесный огонь возжёг оное. Теперь дело в том, чтобы ты по желанию народа избрала себе супруга. Можешь ли ты презреть сердце, которое для тебя живёт и тобою дышит? Чтобы быть тебя достойным, я пожертвовал кровью и жизнью, возводя тебя на трон родительский. Заплати ж и мне за услугу соединением нежной любви, дозволь мне разделить с тобою трон и твоё сердце, первый пусть будет твоим, а последнее моим, тогда счастье моё возвысится над жребием смертных!» - Либусса была в самом критическом положении, слушая сию речь, и наложила покрывало на лицо своё, дабы скрыть румянец стыдливости, который выступил на щеках её. Не сказав ни слова в ответ, дала она знак Владомиру, чтобы он удалился, как будто бы хочет подумать о его предложении.
Тотчас велел доложить о себе отважный рыцарь Мицислав и желал, чтобы его впустили. «Прелестнейшая княжеская дочь, - сказал он при входе в комнату Либуссы, - прекрасная голубка, царица пернатых, не должно, как тебе известно, долее быть в одиночестве, а избрать себе супруга. Гордый павлин прельщал её, как носится слух, разноцветными своими перьями, но она умна и рассудительна и не соединится со своевольным павлином. Жадный копчик, бывший прежде хищною птицей, совершенно переменил свою натуру, теперь он кроток и честен, ибо он любит прекрасную голубку и желает, чтобы она с ним соединилась. Хотя у него и кривой нос и острые когти, но об этом не беспокойся; он употребит их на защиту прекрасной голубки, своей любезной, дабы никакое пернатое творение не могло ей вредить. Ибо он ей верен и первый присягнул в день её возвышения. Теперь скажи мне, мудрая герцогиня, удостоит ли любовью прекрасная голубка верного своего копчика?»
Следовательно, менее было удивительно, что при таких обстоятельствах девица Либусса могла воспротивиться прекрасным рыцарям, старающимся получить её сердце, чем прекрасная королева Итаки заставила напрасно вздыхать по себе целую толпу женихов, когда сердце её занято было брадатым Улиссом. Знатность и происхождение такое, однако ж, положили великое расстояние между Либуссою и любимцем её сердца, что невозможно было ожидать ближайшего соединения, кроме любви платонической, которая, подобно китайским теням, не греет и не питает. Хотя в тогдашние времена и не слишком много уважали родословное дерево, однако ж знали, что к высокому вязу прививалась только виноградная ветвь. Либусса здраво рассудила обо всем этом и потому не внимала страсти, как ни громко говорила она в пользу юноши, благоприятствуемого Амуром. Как целомудренная Весталка дала она себе клятву быть вечно девушкою и не отвечать на предложения женихов своих ни глазами, ни знаками. Такой строгий образ мыслей весьма не понравился двум умирающим по ней любовникам. Ревность, подруга любви, внушила им мучительное подозрение. Один думал, что другой счастливый его соперник; но Либусса никому не давала из них преимущества и умеренную к ним благодарность свою так взвешивала, что никоторая чашка не перетягивала другую.
Соскучившись бесполезным ожиданием, оставили они двор своей королевы и с тайным неудовольствием отправились в свои поместья, данные им герцогом Крокусом. Оба приехали в такой досаде в отечественный свой город, что князь Владомир сделался в тягость всем своим вассалам и соседям. Рыцарь же Мицислав преобразился в охотника. Преследовал лисиц и диких коз по нивам и засекам своих подданных, и часто, дабы поймать зайца, топтал хлеб бедных крестьян. От этого произошло сетование в народе, но никто не смел на него жаловаться герцогине, по пословице: слабый с сильным не тягайся. Однако ж по дальновидности Либуссы никакое зло не укрывалось от неё в пространных границах её владения, и несмотря на то, что была весьма кроткого нрава, сердечно огорчилась дерзостью своих данников и властолюбием сильных. Она советовалась сама с собою, как прекратить такое зло, тут разум научил её подражать мудрым богам, которые при правосудии своём не тотчас наказывают преступление, хотя рано или поздно получит оно мщение. Молодая королева собрала рыцарство и дворянство на совет и велела публично провозгласить, чтобы тот, кто имеет жалобу или неудовольствие, принёс бы её перед судом. Тут выступили со всех сторон государства притеснённые и обиженные. Либусса сидела на троне, как богиня Фемида, с мечом и весами и судила, несмотря ни на лица, ни на происхождение, и все удивлялись её мудрости и правосудию.
После того, как народ, благодарный беспристрастным судом Либуссы, начинал уже расходиться и заседание должно было кончиться, то просили быть выслушанными сосед богатого Владомира и выбранный из подданных рыцаря Мицислава. Они были допущены, и сосед Владомира первый начал говорить: «Один трудолюбивый селянин огородил небольшой луг на берегу широкой реки, которой чистая вода с приятным шумом катилась в долину, ибо он думал, что река с этой стороны будет защищать посев его, а с другой - наводнять корни плодоносных деревьев, от чего скорее они вырастут и принесут богатый плод. Когда поспела жатва, то обманчивая река вдруг возмутила тихие свои воды, она возшумела, потопила берег, увлекла плодоносную ниву и изрыла яму посреди обработанной пашни, к величайшему прискорбию селянина, который собственность свою должен был предоставить на волю сильного своего соседа, и едва сам мог избежать увлекающих волн его. Могущественная дочерь мудрого Крокуса, бедный селянин умоляет тебя запретить дерзновенной реке потоплять волнами своими луга и поглощать плод жатвы его, который стоил ему кровавого пота».
В продолжение этой речи помрачилось светлое лицо прекрасной Либуссы, всё умолкло вокруг её, дабы услышать её приговор. «Жалоба твоя справедлива, - сказала Либусса, - никакая власть не должна притеснять права твои. Крепкая плотина положит пределы неукротимой реке, а рыбою её в тысячу раз заменю я то, что похитили у тебя её волны». Потом дала она знак выбранному от подданных рыцаря Мицислава, он склонил вниз взор свой и произнёс жалобу: «Скажи нам, мудрая дочь славного Крокуса, кому принадлежит посев: селянину, который вверил земле семена, чтоб они принесли плод, или вихрю, который его вырывает?» - «Селянину,» - отвечала она. «Повели же вихрю, - говорил выбранный, - дабы не избирал он нивы наши для своих прихотей и не подавлял наших семян и плодовитых дерев». - «Да будет так! - отвечала герцогиня, - я укрощу вихрь и изгоню его с полей ваших, он должен сражаться и рассекать облака, идущие с севера и угрожающие стране градом и ужасною бурею».
Князь Владомир и рыцарь Мицислав, услышав на себя жалобу и определение герцогини, побледнели и со скрытною досадою устремили вниз взоры свои, слыша такой приговор из уст женщины; ибо хотя челобитчики из пощады чести их и представили жалобу свою в аллегорическом виде, но настоящий смысл оной был так ясен, что всякий его понял. Не могши сделать возражения противу обвинителей, с великим негодованием выслушали они приговор свой. Владомир заплатил в тысячу раз более селянину за сделанный ему убыток, а рыцарь Мицислав должен был поклясться рыцарскою честью не топтать более полей подданных своих псовою охотою. Вместе с этим Либусса поручила им блестящие должности, для коих употребили бы они деятельность свою, и славе своей, которая, как разбитый сосуд, издавала только неприятный тон, возвратили бы они опять звук рыцарских добродетелей. Обоих сделала она начальниками своего войска и отправила оное против Цорнебока, князя Сорбонского, который был исполин и притом волшебник и хотел завоевать Богемию. Также наложила на них наказание не прежде возвратиться, покуда не принесёт один султан, а другой золотые шпоры чудовища в знак победы.
Неувядаемая роза оказала и в этот поход магическую свою силу. Князь Владомир был так же невредим от смертоносного оружия, как герой Ахиллес, и так же проворен, лёгок и увертлив, как Ахиллес быстроногий. Войска встретились на северных границах империи, дали знак к сражению. Герои Богемии, как буря и вихрь, бросились сквозь ряды войска и рубили неприятелей, как кони селянина на полях классы. Острые мечи их поразили чародея Цорнебока; с торжеством и знатною добычею возвратились они к Либуссе и омыли в крови неприятельской пятна, окропившие некогда рыцарскую их добродетель. Герцогиня Либусса наградила их всеми знаками чести, отпустила в их отечество, а на память в знак нового благоволения дала им из саду своего красное яблоко на дорогу с условием: не разрывая, дружески разделить его между собою. Они отправились в путь, положив яблоко на щит и велев нести его перед собою, между тем рассуждали, как разделить его, чтобы не сделать ошибки в намерении благосклонной дательницы.
Прежде чем приехали они к перекрёстку, на котором должно было расстаться, дабы ехать в свои жилища, старались они разделить по-дружески подарок. Теперь вопрос был: кому взять на сохранение яблоко, в котором равное имели они участие и от которого обещали они себе чудеса? От этого произошло между ними несогласие и дело доходило до мечей. В это время шёл пастух со стадом своим, они избрали его своим посредником (чаятельно потому, что три известные богини также прибегли к пастуху решить спор их о яблоке) и представили ему дело. «В подарке яблока, - сказал пастух, несколько подумав, - заключается таинственный смысл; кто может извлечь его оттуда, кроме девицы, которая сокрыла оный в яблоке? Я думал, что яблоко есть обманчивый плод, который созрел на древе зла, а красноватая кожа его означает кровавую вражду между вами, господа рыцари, которую будете вы иметь один с другим, не получив от неё ни малейшей пользы. Ибо скажите, можно ли разделить яблоко, не разрезав его надвое?»
Рыцари приняли слова пастуха и думали, что в них заключается великий ум. «Ты справедливо рассудил, - сказали они, - не возбудило ли уже опасное яблоко ссоры и гнева между нами? Не были ли мы готовы сразиться за коварный подарок надменной Либуссы, которая нас ненавидит? Не послала ли управлять она нас войском в надежде, что мы будем убиты? А как это не удалось ей, то вооружила нас кинжалом несогласия против самих себя. Мы отказываемся от вредного подарка, никто из нас не должен иметь яблока, отдаём его тебе в награду за добрый твой ответ, ибо судьбе принадлежит плод процесса».
Рыцари поехали потом своею дорогою, а пастух с хладнокровием судьи скушал яблоко. Подарок герцогини сделал им великую досаду, и как по возвращении своём увидели они, что не могут поступать так, как прежде с подданными своими и данниками, но должны повиноваться законам, которые издала Либусса для повсеместного спокойствия, негодование их ещё более увеличилось. Они согласились между собою отомстить Либуссе, собрали шайку удальцов и разослали их по всему государству опорочивать правление женщины. «О! стыд! - восклицали они, - что мы подданные женщины, которая лавры победы нашей собирает только для того, чтобы украсить ими своё веретено! Только мужчине прилично быть господином, а не женщине, ему одному принадлежит это право, итак делается везде и у всех народов. Что значит войско без герцога, как не туловище без головы? Выберем государя себе в повелители и будем ему повиноваться!»
Такие речи не скрылись от бдительной Либуссы: она знала, откуда дул ветер и что значит шум его, и потому собрала она вельмож и знатных чиновников города. С блеском и достоинством земной богини явилась она посреди» их, и речь её сладкая, как патока, истекла из девственных уст. «Носится слух, - сказала она собранию, - что вы желаете иметь герцога и почитаете за бесславие мне повиноваться. Однако ж по свободному и непринуждённому выбору своему избрали вы не мужчину, а женщину, которая бы управляла вами по образу и обычаю страны. Кто представит хотя одну погрешность мою в управлении государством, тот пусть выступит и докажет! Если ж я по примеру отца своего Крокуса сохраняла правосудие и законы, обезопасивала собственность вашу, обезоруживала власть сильного над слабым и защищала притеснённого, то не измените клятве своей быть мне верными и послушными. Если ж вы думаете, что постыдно повиноваться женщине; то надлежало бы прежде о том размыслить, чем выбрали меня в герцогини. Намерение ваше доказывает, что вы сами не знаете вашей пользы. Женщина кротка и милосердна, но мужчина жесток и мстителен. И разве не знаете, что где управляет женщина, там государство в руках мужчины ? Ибо она слушает и принимает мудрые советы; где ж исключается она от трона, там правление женское; ибо часто бывают такие слабые государи, которые, прельстясь женщинами, отдают себя во власть их. И потому подумайте о своём предприятии, чтобы после не раскаиваться !»
Либусса умолкла и глубокая тишина воцарилась в зале собрания; никто не смел сказать против неё ни одного слова. Но Владомир и союзники его не оставили своего намерения и шептали на ухо: хитрая серна старается остаться на тучной пастве, но рог ловца должен ещё раздаться громче и прогнать её с оной. Через день после этого возмутили они рыцарство, чтобы они усильно просили Либуссу через три дня избрать себе супруга и выбором сердца своего даровать народу государя, который бы разделил с нею правление. От такого скорого требования, которое, казалось, было голосом народа, румянец стыдливости покрыл щёки прекрасной Либуссы! Ясные взоры её видели все подводные камни, угрожающие ей опасностью при сём случае. Ежели она, по примеру большого1 совета, должна была подавить склонность свою, повинуясь политике, то всё-таки должна была избрать супруга, а тут, конечно, предвидела она, что искатели её примут за презрение сие пренебрежение и будут помышлять о мщении. Сверх того, тайная клятва сердца её была для неё ненарушима и священна. Для того старалась она с благоразумием отклонить неотступное желание народа и отвратить их от выбора герцога. «По смерти орла, - сказала она, - птицы избрали в короли себе дикого голубя, и все они повиновались кроткому его правлению. Но скоро переменили они своё определение и раскаялись в этом. Гордый павлин, думали они, может лучше управлять нами. Жадные копчики, привыкшие терзать маленьких птичек, почли за стыд быть подданными миролюбивого голубя; они сделали заговор и научили тупоумного филина, чтобы он сделал предложение о новом избирательстве короля. Драхва, глухой тетерев, ленивый аист, безмозглая цапля и все большие птицы были на это согласны, да и все маленькие птички по недоразумению своему изъявили одобрение. Тут взлетел на воздух способный защищать павлин, и все птицы закричали: «Какой величественный полет! Какой огонь в глазах и какое выражение превосходной силы в изогнутом носу и когтях! Отважный, мужественный павлин, да будешь королём нашим!» Едва хищная эта птица села на трон, то с величайшею жестокостью и своевольством показала пернатым подданным мужественную свою силу и деятельность; она выдергала перья из больших птиц, а маленьких терзала на части».
Как ни понятна была речь её, однако ж мало произвела впечатления в желающих перемены правления, и определение, чтобы Либусса через три дня избрала себе супруга, осталось во всей силе. Владомир был несказанно рад, ибо думал, что теперь получит прекрасную добычу, которую так долго старался он достать. Любовь и честолюбие воспламенили его желание и сделали красноречивыми уста его, произносившие до сих пор только тайные вздохи. Он пришёл во дворец и желал, чтобы выслушала его Либусса. «Милосердная правительница своего народа и моего сердца, - сказал он ей, - от тебя не скрыта никакая тайна; тебе известно пламя, пылающее в груди, чистое и священное, как на алтаре богов, и ты знаешь, какой небесный огонь возжёг оное. Теперь дело в том, чтобы ты по желанию народа избрала себе супруга. Можешь ли ты презреть сердце, которое для тебя живёт и тобою дышит? Чтобы быть тебя достойным, я пожертвовал кровью и жизнью, возводя тебя на трон родительский. Заплати ж и мне за услугу соединением нежной любви, дозволь мне разделить с тобою трон и твоё сердце, первый пусть будет твоим, а последнее моим, тогда счастье моё возвысится над жребием смертных!» - Либусса была в самом критическом положении, слушая сию речь, и наложила покрывало на лицо своё, дабы скрыть румянец стыдливости, который выступил на щеках её. Не сказав ни слова в ответ, дала она знак Владомиру, чтобы он удалился, как будто бы хочет подумать о его предложении.
Тотчас велел доложить о себе отважный рыцарь Мицислав и желал, чтобы его впустили. «Прелестнейшая княжеская дочь, - сказал он при входе в комнату Либуссы, - прекрасная голубка, царица пернатых, не должно, как тебе известно, долее быть в одиночестве, а избрать себе супруга. Гордый павлин прельщал её, как носится слух, разноцветными своими перьями, но она умна и рассудительна и не соединится со своевольным павлином. Жадный копчик, бывший прежде хищною птицей, совершенно переменил свою натуру, теперь он кроток и честен, ибо он любит прекрасную голубку и желает, чтобы она с ним соединилась. Хотя у него и кривой нос и острые когти, но об этом не беспокойся; он употребит их на защиту прекрасной голубки, своей любезной, дабы никакое пернатое творение не могло ей вредить. Ибо он ей верен и первый присягнул в день её возвышения. Теперь скажи мне, мудрая герцогиня, удостоит ли любовью прекрасная голубка верного своего копчика?»