вместо N-ской оперы имени Дзержинского
взорам горожан предстала
огромная куча строительного мусора...
Кирилл Веселаго. Призрак оперы N-ска
В субботу, 1 июня, обошла вокруг нового здания Мариинского театра. Здание прекрасно подошло бы для очередного торгово-развлекательного центра у нас в Купчине. Хотя нет. У нас строят лучше. Больше ничего хорошего о внешнем виде нового здания сказать не могу. Главные дирижеры приходят и уходят, а здание останется тут навсегда. Надеюсь, Маэстро Г. никогда не станет во главе нашей Филармонии.
Лет десят-двенадцать тому назад мне дали по-знакомству прочитать ксерокопию одного сатирического романа - «Призрак оперы N-ска» Кирилла Веселаго. Не знаю, каким образом автору удалось опубликовать своё произведение. Мне рассказывали, что глава издательства находился в отпуске, якобы ничего не знал. Рукопись была предложена как театральный роман. У каждого персонажа книги есть прототип. Тот, кто помнит начало и середину 1990-х сразу поймет о ком именно идет речь.
Аннотация к роману:
«Книга `Призрак оперы N-ска`, написанная с великолепным чувством юмора, изящным слогом, динамично и легко, погружает читателя в мир N-ского Государственного театра оперы и Балета имени Дзержинского. Театральные интриги, ряд таинственных и не очень таинственных событий - сама жизнь, в конце концов, - приводят главного дирижера Абдуллу Урюковича Бесноватого к краху, а возглавляемый им N-ский Государственный театр имени Дзержинского - к полному разрушению».
Понятно, что прототип сразу узнал себя в образе главного героя - Абдуллы Урюковича Бесноватого. Понятно, что никому не нравится, когда над ним смеются. И были приняты соответствующие меры. Крепко сложенные молодые люди обходили книжные магазины, скупая весь тираж. Таким образом, можно сказать, что книга не поступала в продажу. Издатель боялся выходить на улицу, но к счастью всё обошлось. Но рукописи не горят! Около десятка книг всё-таки попали в руки читателей. Люди делали ксерокопии, копии копий.
Позже я искала книгу в интернете. Она то появляется, то исчезает. Те варианты, что я прочитала в интернете немного отличаются от бумажного оригинала. В настоящее время прочитать книгу можно на сайте автора
http://veselago.narod.ru/prephantom.html .
Ниже привожу несколько цитат из романа.
В просторном кабинете непривычно много народу: Бесноватый проводит пресс-конференцию, посвященную началу широко известного и за пределами N-ска фестиваля “Ох ты, ноченька”, председателем которого он является вот уже без малого три года. Поэтому неудивительно, что помещение стало тесным от наплыва журналистов и музыкальных критиков. Самого маэстро еще, конечно же, нет: сознание собственных значимости и величия не позволяет ему являться куда бы то ни было, будь то начало спектакля или рейс авиакомпании “Кавказиан Эйрлайнз” - менее, чем с пятнадцатиминутным опозданием.
- Ну, вы все, вощем-то, знаете, почему мы здесь собрались, - (и Бесноватый, собрав в складки небритые прыщавые щеки, обратил в сторону журналистов одну из специально припасаемых к такому случаю улыбок: обаяние с примесью скромности). - Я много говорить не буду: огромность вклада нашей N-ской оперы в мировую музыкальную культуру с тех пор, как я возглавил труппу, неоспорима и признана на всех континентах. Вы знаете, что тысячи музыкантов, и не только оперных звезд, но и мировой известности исполнителей - таких, как Ицхак Перельман, Маурицио Поллини, Глен Гульд, и так далее (Бесноватого в его речах часто заносило), - буквально обрывают телефон у моего секретаря, добиваясь чести выступить в рамках наших “шашлык-концертов”...
На столе Абдуллы Урюковича вдруг громко затрезвонил телефон. Извинившись, он снял трубку: “Ес, ес, итс ми”... - и собравшаяся в кабинете публика застыла в благоговейном молчании, опасаясь шелохнуться. Дирижер же продолжал разговор.
- Ноу, ноу! Ю промизд пэй фор тикет фор май систер ас велл! Вай нот?.. Ху?.. Бат шиз май ассистант... Окэй, тэйк ит фром май гонорар... Вот?.. Вай!?... Бат артдиректор толд ми эбаут биггер фи, вай ю оффер лесс нау? ...Вот? Вэлл, ай эгрид ту плэй ван мор концерт... Окэй, сри мор - итс аб ту ю, бат айм нот гоинг ту луз ивен э цент, ю ноу... Гуд!... Велл... Окэй! - и Бесноватый положил трубку.
- Вот видите! Звонил импресарио Кабалье - она тоже очень хочет спеть “Огненный ангел” в нашем театре... Просто отбою от них нет! - и дирижер вновь утерся платком.
- И последний вопрос от газеты “У речки”, - вновь подала голос Пергаментная. - Ведь знаменитый Прочида Фламинго тоже, как выяснилось, проигнорировал ваш фестиваль? (“Уймись же, сука!” - простонал мысленно Бесноватый). Но вслух, стараясь казаться невозмутимым, продолжил, криво улыбнувшись:
- Это была, так сказать, наша тайна... Но, уж коли вы спросили, я вам, так и быть, расскажу... Дело в том, что Фламинго сейчас безобразно постарел... и поет он очень плохо, да... Голос у него маленький совсем уже, наш оркестр покрыть он не может... И мы, вот тут посовещались все (Бесноватый бросил взгляд на выстроившихся вдоль стенки “шестерок” и те дружно, как по команде, торопливо и согласно закивали головами).
- И, в общем, мы кандидатуру его отвергли... Надо уже дать отдохнуть товарищу, одним словом. (“Шестерки” захихикали).
Наконец, мудрая его политика дала всходы: возглавлявший в то время N-ский театр дирижер Чингисханов (которого Бесноватый тайно презирал за любовь к выпивке и употребление свинины) приветил земляка и зачислил того в труппу стажером. До цели оставалось совсем немного, и долго ждать Абдулле не пришлось: Чингисханов получил назначение в знаменитый симфонический оркестр “Былое величие”, которого долго добивался; в N-ской опере, таким образом, открывалась вакансия художественного руководителя.
Вот тут-то молодой дирижер и проявил все свое старание, чтобы занять желанный пост. Он помогал носить портфель председателю профкома; он бегал за водкой для заведующего оркестром; он ставил коньяк секретарю партийной организации... Бесноватый, воспылав вдруг бесконечной любовью к певцам, был готов заниматься с ними денно и нощно. Оставшись же с кем-нибудь в классе наедине, молодой дирижер рассказывал солисту, каким дивным голосом и незаурядным талантом наградил того Бог - и сколько прекрасных опер он, Бесноватый, поставил бы специально для певца, если бы судьбе было угодно видеть его на посту руководителя N-ской оперы...
Конечно, недостатка в кандидатурах на должность главного дирижера N-ского театра оперы и балета имени Дзержинского не наблюдалось; но против одного восстал весь оркестр; другой не так давно предал родину и вот уже год успешно работал на Западе; назначение третьего грозило тем, что тот приволок бы из N-ского Малого театра главного режиссера Галуазинского (являвшегося мужем солистки Дзержинки Бедняковой ), которого кто-то называл бездарностью, другие величали самодуром - но оба лагеря дружно сходились на том, что помимо всего остального, тот был еще вдобавок и полным идиотом...
Вот так; незначительные, казалось бы, на первый взгляд обстоятельства и привели к тому, что стало ярчайшим событием в жизни Абдуллы Бесноватого и одной из самых печальных глав в истории известного и прославленного российского театра.
Решив все же как-то дело поправить, Бесноватый для начала строго-настрого наказал критикам создавать в писаниях своих образ “театра одного дирижера” (что было абсолютно справедливо!); главным героем мог быть отныне только он сам. Несшие какой-то бред о “сценической культуре” и отсутствии якобы “самого духа театра” во вверенном Абдулле помещении, профессиональные режиссеры постепенно оставили Дзержинскую оперу. Трагедии в этом, конечно же, особой и не было, что бы там не писали всякие “независимые” критики (Бесноватый досадливо поморщился) и театроведишки; хочешь театра - дуй в драму! Власть же должна быть одна.
Абдулла быстро понял, что для делового человека Дзержинская опера - место далеко не самое пропащее; надо только уметь развернуться.
Слава Аллаху, даже в таком гнилом месте, как музыкальный театр, он не остался без единомышленников: до поры до времени вяло изображавший игру на тромбоне Позор Залупилов оказался дельным помощником, бдительно следившим за тем, чтобы никто из музыкантов оркестра не почувствовал ядовитого дыхания больших денег. И в один прекрасный день Бесноватый заключил контракт со звукозаписывающей фирмой “Примус”, получившей эксклюзивное право на все записи театра. Труппа работала в неурочное время, записывая “Жизнь за царя”, “Демон”, “Вражью силу”, другие русские оперы и симфонические программы, приумножая тем самым славу Дзержинской оперы и ее художественного руководителя.
И пускай злые языки постоянно муссировали сплетни о его, Бесноватого, “черном бизнесе” (денежки текли прямиком на счет Абдуллы Урюковича в уругвайском банке “Негрокопилка”) - чего бы они все стоили без его сметки и разворотливости?! Абдулла Урюкович даже порой сожалел - и небезосновательно! - что в опере без певцов вообще обойтись все-таки никак нельзя.
Дело в том, что вокруг N-ской оперы на протяжении долгого времени крутились некие молодые люди, вершившие свой нехитрый промысел: скупая билеты через “своих людей” среди служащих и администрации театра, они затем продавали их иностранным туристам - естественно, за валюту, на чем и имели свою, как говорится, корысть.
Но в последнее время бизнес их начал стремительно и резко терять рентабельность: в результате деятельности Абдуллы на посту главного идеолога театра, публика постепенно стала терять всякий интерес к происходящему в N-ской опере; а непомерный подъем цен на билеты, проведенный Бесноватым и Огурцовым (место в партере Дзержинки стало стоить в 10-15 раз дороже, чем в любой другой театр N-ска), привел к тому, что даже те немногие билеты, которые артельщикам удавалось продать, прибыль ныне приносили совершенно ничтожную.
И вот однажды, попечалившись и поразмыслив, артельщики пришли в кабинет Бесноватого. Не постучавшись предварительно и бесцеремонно выставив из помещения всех остальных, молодые люди завидного телосложения сообщили Абдулле Урюковичу безо всяких обиняков примерно следующее: мол, если театр в ближайшее время не снизит цены на билеты и не примет на работу в билетный стол “нужного человека”, то в этом случае ему, Бесноватому, придется часть своих зарубежных гонораров выплачивать непосредственно им - а все остальное он, по всей вероятности, будет оставлять в аптеке.
И правда: вскоре в кабинет к Абдулле пожаловало несколько человек, облаченных, как в униформу, в длинные кашемировые пальто. Они сообщили, что с беспокоившей Бесноватого “артелью” уже разобрались; билетному товариществу было позволено остаться при театре - при этом в обязанность им вменялось еще и следить за тишиной, чистотой и порядком на прилегающей к N-ской опере территории. Визитеры в длинных пальто уведомили также дирижера, что они будут делать множество полезных и нужных дел - и даже охрану покоя его и здоровья они отныне берут на себя.
Единственным, что не понравилось Абдулле Урюковичу, была фраза, брошенная в конце разговора: “Форму оплаты мы обсудим позже...”
Абдулла тут же бросился звонить Бустосу, но тот объяснил, что это лишь дань святой и незыблемой традиции, поскольку в данной сфере услуг труд всегда должен быть оплачен, и ничего страшного здесь нет: ведь те суммы, которые будут израсходованы на сервис из бюджета театра, меценат и любитель изящных искусств Дон Жозеф компенсирует с лихвой - но деньги будут перечислены уже на личный счет Бесноватого в уругвайский банк “Негрокопилка”. Абдулла Урюкович тут же успокоился; а вскоре - узнав, что в порядке спонсорской помощи Жозеф оплатил изготовление специальных кофров для перевозки на гастролях контрабасов и ударных - и вовсе воспрял.