Неосознаваемая психическая боль
" Порой боль сопровождает человека всю его жизнь, находясь вне зоны его осознавания. Зачастую люди предпочитают испытывать жизненные сложности или страдать психосоматическими заболеваниями, на которые можно пожаловаться, чем столкнуться с неизбежностью переживания боли. В этом случае необходимостью является снижение чувствительности к границе своего контакта со средой вплоть до полной ее потери. Причем, сила и глубина психической боли прямо пропорциональны выраженности этой тенденции. Творческое приспособление в контакте со средой при этом заменяется хронифицированными паттернами его организации, психическое функционирование фиксируется до уровня его осознавания.
М., женщина 35 лет, участница терапевтической группы. Привлекательная, хорошо образованная, контактная, креативная. В отношениях с участниками группы, в основном мужчинами, вела себя часто со значительной долей агрессии, которая имела по большей части косвенный характер - в виде иронии, сарказма или непрямого сообщения о недостатках другого, носящих в существующих контекстах унижающий характер. Ввиду описанных паттернов контакта отношения ее с участниками группы строились непросто - выраженное первоначальное стремление приблизиться к ней вскоре заменялось таким же по силе желанием отвергнуть ее и уйти от контакта. В этой виньетке я опишу лишь одну индивидуальную сессию с М., которая, думаю, продемонстрирует место и роль психической боли травматического генеза в организации контакта по принципу ее избегания. В начале сессии М. заявила о том, что каждый год накануне Рождества становится очень раздражительной в отношении окружающих. На мой вопрос, чего бы она хотела получить от них и не получает, ответила, что желает, чтобы о ней кто-либо позаботился. Хотя тут же сообщила о том, что умеет организовывать контакт, чтобы получать эту заботу. В этот же момент начинает говорить о своей зависти к другой участнице, которая может получать заботу прямо в группе, а также о раздражении к мужчине, который с нежностью заботится о последней. В какой-то момент М. представляется мне маленькой девочкой или девочкой-подростком, которой очень хочется любви, но которая всячески избегает ее. Я делюсь с ней своими фантазиями, после чего М. рассказывает мне историю о том, как ее мать оставила ее в возрасте 3 месяцев от роду у бабушки, отвезя за 2 тысячи километров и навещая 2 раза в год. Так продолжалось 7 лет. Следует отметить, что все время сессии М. говорит совершенно ровным, спокойным и даже слегка убаюкивающим тоном. Я оказываюсь в растерянности от чудовищного рассогласования - слова М. говорят о сильных чувствах злости и обиды, а также стыда и зависти, а в контакте не присутствует даже намека на их реальное существование. Я сообщаю об этом М., предполагая, что ее чувства значительно сильнее, чем она позволяет себе переживать. Глаза М. в этот момент становятся очень печальными, она снова похожа на маленькую девочку, столкнувшуюся «очень рано с необходимостью повзрослеть» (со слов самой М.) и потерявшую свое детство в пучине боли. Или на человека, переживающего горе от утраты детства. В этот момент в сессии (которая имело место накануне Нового Года) в нашем контакте появляется метафора «о преждевременной утрате веры в существование Деда Мороза». Глаза М. наполняются слезами, у меня также появляются слезы с сопутствующей им смесью из боли и нежности к М. В ответ на мой вопрос, что бы сейчас хотелось М. в нашем контакте, она опускает глаза, говорит, что чувствует сильный стыд и выказывает желание остановить сессию ввиду невыносимости чувств. Мне удается все же удержать М. в контакте еще некоторое время. Она плачет и, пожалуй, впервые за долгое время знакомства с ней я совершенно отчетливо чувствую, что плачет она лично мне. Это было всего несколько секунд, после чего она попросила обнять ее. М. отчетливо ощутила, что, по-прежнему нуждается в защите и заботе от кого-то, более сильного, чем она. Нуждается, несмотря на сильные боль и стыд, которые она вынуждена переживать в контакте. Так, в жизнь М. вернулось ее детство и Дед Мороз. Тем не менее, пока за границами этой сессии остались ее боль от ощущения ненужности, злость и гнев за ощущение брошенности, стыд от ощущения своей ничтожности и страх отвержения. Они все еще нуждаются в переживании, хотя игнорировать их для М. уже невозможно.
Невыносимая психическая боль часто до предела анестезирует self. Именно поэтому травматики часто нечувствительны к своим границам, не замечая факта их нарушения со стороны других людей. Чужие оскорбления, неправомерные требования, реакции отвержения, откровенные попытки эксплуатации (профессиональной, сексуальной и др.) и т.д. остаются незамеченными ими. Восстановление же чувствительности в контакте к такого рода реакциям и другим полевым феноменам чревато затоплением болью, которая «приграничная анестезия» удерживает вне осознавания. Развитию этого механизма «боль - утрата чувствительности» может оказаться подвержена даже группа людей в целом.!
Игорь Погодин " Психотерапия психической травмы"
М., женщина 35 лет, участница терапевтической группы. Привлекательная, хорошо образованная, контактная, креативная. В отношениях с участниками группы, в основном мужчинами, вела себя часто со значительной долей агрессии, которая имела по большей части косвенный характер - в виде иронии, сарказма или непрямого сообщения о недостатках другого, носящих в существующих контекстах унижающий характер. Ввиду описанных паттернов контакта отношения ее с участниками группы строились непросто - выраженное первоначальное стремление приблизиться к ней вскоре заменялось таким же по силе желанием отвергнуть ее и уйти от контакта. В этой виньетке я опишу лишь одну индивидуальную сессию с М., которая, думаю, продемонстрирует место и роль психической боли травматического генеза в организации контакта по принципу ее избегания. В начале сессии М. заявила о том, что каждый год накануне Рождества становится очень раздражительной в отношении окружающих. На мой вопрос, чего бы она хотела получить от них и не получает, ответила, что желает, чтобы о ней кто-либо позаботился. Хотя тут же сообщила о том, что умеет организовывать контакт, чтобы получать эту заботу. В этот же момент начинает говорить о своей зависти к другой участнице, которая может получать заботу прямо в группе, а также о раздражении к мужчине, который с нежностью заботится о последней. В какой-то момент М. представляется мне маленькой девочкой или девочкой-подростком, которой очень хочется любви, но которая всячески избегает ее. Я делюсь с ней своими фантазиями, после чего М. рассказывает мне историю о том, как ее мать оставила ее в возрасте 3 месяцев от роду у бабушки, отвезя за 2 тысячи километров и навещая 2 раза в год. Так продолжалось 7 лет. Следует отметить, что все время сессии М. говорит совершенно ровным, спокойным и даже слегка убаюкивающим тоном. Я оказываюсь в растерянности от чудовищного рассогласования - слова М. говорят о сильных чувствах злости и обиды, а также стыда и зависти, а в контакте не присутствует даже намека на их реальное существование. Я сообщаю об этом М., предполагая, что ее чувства значительно сильнее, чем она позволяет себе переживать. Глаза М. в этот момент становятся очень печальными, она снова похожа на маленькую девочку, столкнувшуюся «очень рано с необходимостью повзрослеть» (со слов самой М.) и потерявшую свое детство в пучине боли. Или на человека, переживающего горе от утраты детства. В этот момент в сессии (которая имело место накануне Нового Года) в нашем контакте появляется метафора «о преждевременной утрате веры в существование Деда Мороза». Глаза М. наполняются слезами, у меня также появляются слезы с сопутствующей им смесью из боли и нежности к М. В ответ на мой вопрос, что бы сейчас хотелось М. в нашем контакте, она опускает глаза, говорит, что чувствует сильный стыд и выказывает желание остановить сессию ввиду невыносимости чувств. Мне удается все же удержать М. в контакте еще некоторое время. Она плачет и, пожалуй, впервые за долгое время знакомства с ней я совершенно отчетливо чувствую, что плачет она лично мне. Это было всего несколько секунд, после чего она попросила обнять ее. М. отчетливо ощутила, что, по-прежнему нуждается в защите и заботе от кого-то, более сильного, чем она. Нуждается, несмотря на сильные боль и стыд, которые она вынуждена переживать в контакте. Так, в жизнь М. вернулось ее детство и Дед Мороз. Тем не менее, пока за границами этой сессии остались ее боль от ощущения ненужности, злость и гнев за ощущение брошенности, стыд от ощущения своей ничтожности и страх отвержения. Они все еще нуждаются в переживании, хотя игнорировать их для М. уже невозможно.
Невыносимая психическая боль часто до предела анестезирует self. Именно поэтому травматики часто нечувствительны к своим границам, не замечая факта их нарушения со стороны других людей. Чужие оскорбления, неправомерные требования, реакции отвержения, откровенные попытки эксплуатации (профессиональной, сексуальной и др.) и т.д. остаются незамеченными ими. Восстановление же чувствительности в контакте к такого рода реакциям и другим полевым феноменам чревато затоплением болью, которая «приграничная анестезия» удерживает вне осознавания. Развитию этого механизма «боль - утрата чувствительности» может оказаться подвержена даже группа людей в целом.!
Игорь Погодин " Психотерапия психической травмы"