Когда страдание становится образом жизни.
" Метро погружает меня в созерцание. Поражаясь Ингиной истории, я всё равно как будто не могу до конца ощутить этот ужас, он как-то не вмещается в меня, не влезает. Мне трудно понять, как можно столько лет жить в страхе, на что-то надеяться, чего-то ждать. Как можно считать близким того, кто поднимает на тебя руку! Как можно считать домом место, где всё это происходит!
Я смотрю на людей, едущих со мной в вагоне, и думаю, кто из них смог бы так жить? Вот эта девушка с плейером и оранжевой сумкой? Эта вряд ли. Слишком расслабленное лицо, шарф, подобранный в тон сумке, сидит с полным комфортом и полным правом сидеть.Выглядит довольной жизнью. А вот эта да... возможно. Тусклые волосы из под вязанной шапки с катышками, измученный вид, сидит скособоченно, неудобно, видавшая виды сумка из уже потрескавшегося кожзама, пакеты, с виду тяжелые, глаза в пол и тоже морщинка на лбу. Дело, конечно, не во внешнем виде, а в общем впечатлении - человека, которому почему то всё равно, что с ним. Вот тогда, наверное, кажется, что можно сделать с ним всё, что угодно: заставить, унизить, подавить, "поработитить". Всё, что придёт в чей-то больной мозг.
Когда на кольцевой заходит толпа, " несчастная" торопливо встаёт, уступая кому-то место, теперь у неё в одной руке увесистая сумка, в другой - тяжеленные пакеты. Сколько ей лет? Не понять. Можно дать от тридцати до шестидесяти. Теперь ей нечем держаться, сумки в обеих руках, и её швыряет по вагону, когда поезд тормозит или разгоняется. Девушка с оранжевой сумкой сидит по- прежнему. Ей хорошо, она слушает музыку. Впрочем, когда на следующей остановке заходит женщина с маленьким мальчишкой, она встаёт, уступая им место, и также с полным правом и комфортом устраивается возле двери.
Несчастную всё швыряет, и она задевает своими пакетами какого-то дядьку, тот огрызается, как именно, не слышу. Она извиняется, а затем суетливо и скованно пытается взять все сумки в одну руку, чтобы другой держаться, при этом задевает какого-то парня. Мне становится и жалко её, и как - то досадно. " Уж лучше сидела бы, вот что теперь мается?" Всё же решаю привстать, уступить ей место, даже не из жалости, а просто раздражает, сил нет смотреть на её мучения.
- Нет, нет, сидите, спасибо, я постою,- торопливо отвергает она моё предложение.
" Ну стой, мучайся,- уже зло думаю про себя,- кто ж запретит тебе мучаться- то". Сама сижу и думаю, как, должно быть, тяжело всё время видеть перед глазами такую несчастную. Может, конечно у неё есть веские основания быть такой. Но сколько же злости рождает собственное бессилие от невозможности прекратить чужие страдания. " Хорошо, что тебе выходить пора, а то бы сидела и мучилась, глядя на её бесплодные попытки никому не помешать".- " Да, щщас, мучилась бы! Я бы перестала смотреть на неё и всё."- " Ну да...это смотря, во что бы вылились её страдания. Если бы она тут в обморок стала падать от истощения или усталости, ты не смогла бы оставаться безучастной".
автор Ирина Млодик " Девочка на шаре.Когда страдание становится образом жизни"
Я смотрю на людей, едущих со мной в вагоне, и думаю, кто из них смог бы так жить? Вот эта девушка с плейером и оранжевой сумкой? Эта вряд ли. Слишком расслабленное лицо, шарф, подобранный в тон сумке, сидит с полным комфортом и полным правом сидеть.Выглядит довольной жизнью. А вот эта да... возможно. Тусклые волосы из под вязанной шапки с катышками, измученный вид, сидит скособоченно, неудобно, видавшая виды сумка из уже потрескавшегося кожзама, пакеты, с виду тяжелые, глаза в пол и тоже морщинка на лбу. Дело, конечно, не во внешнем виде, а в общем впечатлении - человека, которому почему то всё равно, что с ним. Вот тогда, наверное, кажется, что можно сделать с ним всё, что угодно: заставить, унизить, подавить, "поработитить". Всё, что придёт в чей-то больной мозг.
Когда на кольцевой заходит толпа, " несчастная" торопливо встаёт, уступая кому-то место, теперь у неё в одной руке увесистая сумка, в другой - тяжеленные пакеты. Сколько ей лет? Не понять. Можно дать от тридцати до шестидесяти. Теперь ей нечем держаться, сумки в обеих руках, и её швыряет по вагону, когда поезд тормозит или разгоняется. Девушка с оранжевой сумкой сидит по- прежнему. Ей хорошо, она слушает музыку. Впрочем, когда на следующей остановке заходит женщина с маленьким мальчишкой, она встаёт, уступая им место, и также с полным правом и комфортом устраивается возле двери.
Несчастную всё швыряет, и она задевает своими пакетами какого-то дядьку, тот огрызается, как именно, не слышу. Она извиняется, а затем суетливо и скованно пытается взять все сумки в одну руку, чтобы другой держаться, при этом задевает какого-то парня. Мне становится и жалко её, и как - то досадно. " Уж лучше сидела бы, вот что теперь мается?" Всё же решаю привстать, уступить ей место, даже не из жалости, а просто раздражает, сил нет смотреть на её мучения.
- Нет, нет, сидите, спасибо, я постою,- торопливо отвергает она моё предложение.
" Ну стой, мучайся,- уже зло думаю про себя,- кто ж запретит тебе мучаться- то". Сама сижу и думаю, как, должно быть, тяжело всё время видеть перед глазами такую несчастную. Может, конечно у неё есть веские основания быть такой. Но сколько же злости рождает собственное бессилие от невозможности прекратить чужие страдания. " Хорошо, что тебе выходить пора, а то бы сидела и мучилась, глядя на её бесплодные попытки никому не помешать".- " Да, щщас, мучилась бы! Я бы перестала смотреть на неё и всё."- " Ну да...это смотря, во что бы вылились её страдания. Если бы она тут в обморок стала падать от истощения или усталости, ты не смогла бы оставаться безучастной".
автор Ирина Млодик " Девочка на шаре.Когда страдание становится образом жизни"