Постотпускной синдром
Рядом со мной стоит барышня с волосами, завязанным в конский хвост и жирными стрелками на глазах. Еще до того, как она открыла рот, было понятно, что она наша.
Наши стали заполонять аэропорт.
Сползлись со всех сторон.
Высокая блондинка с зализанными в пучок волосами. У нее в руках ярко-розовый чемодан и дочка, одетая полностью в розовое.
- Ангелина, не балуйся. Я кому сказала, сядь нормально.
Толстые мужики с пузом, нависающим над ремнем. Зализанные прически барышень.
Много макияжа и яркие шмотки.
И леопардовый принт - это же святое.
- Ангелина, стой нормально, как ты ведешь себя при людях?!
Я обнимаю свой рюкзак и читаю книгу.
Позвонить мне не откуда, посмотреть время мне негде, поковыряться в интернете не через что. Мой мобильник сдох, окончательно и бесповоротно.
Осталась только электронная книга, где Таггерты строят железную дорогу, а Риарден выплавляет свой супер-металл.
Я с тоской смотрю на высокие каблуки барышень в очереди на чек-ин. Мои ноги за эти две недели успели уже опухнуть, спухнуть, обмозолиться и превратиться в бесчувственные копытца.
Чтобы пройти проверку, мне нужно запихнуть все свои вещи в рюкзак. Включая новые штиблеты, купленные в Мадриде. Копытца в какой-то момент предали меня и я слегла с опухшими ножками .
Еще в рюкзак надо запихнуть сумку подарков, камеру с дополнительным объективом, пустую бутылку из-под воды, два красочных блокнота (потому что блокноты - это святое) и несъеденный бутерброд.
Ну ладно, я еще готова пожертвовать бутербродом, но остальное должно влезть, даже несмотря на то, что места для этого нет.
Мой рюкзак выглядит, как кокон Чужого, из которого в любую секунду готов вырваться монстр.
На голове у меня гнездо, потому что расческа покоится где-то в глубинах рюкзака, где-то между серым платьем и каблуками новых штиблетов. Если меня попросят вместить мой багаж в размерную клетку ВиззЭйр, я никуда не полечу. Денег на моей карточке нет, налички нет.
Погуляла так погуляла.
Я потому и бутерброд берегу - до украинской границы пожрать купить мне уже не за что.
Я улыбаюсь проверяющей.
У той на лице написано, что она сука. И что она не любит всех этих ваших украинок. Но она улыбается.
С меня льется пот. На улице +16, я стою в зимнем пальто. На мне шарф, потому что он не влез в рюкзак. На мне две кофты, по той же причине. У меня самые невинные в мире глаза. Ненакрашенные.
Ах, да, и еще ж гнездо на голове.
Меня пропускают, и я плетусь на кресло у гейта.
Наши уже сидят, обнимают чемоданы и возмущаются.
И тут я понимаю, что гнездо на голове - не так уж и плохо. Когда ты выглядишь, как вылезший из подземелья Голлум, когда с тебя спадают джинсы, на тебе зимнее пальто и твои брови с ресницами одного цвета с лицом, тебе прощают даже монструозный рюкзак.
Когда твой чемодан розового цвета - ты первый в очереди на оплату штрафа за перевес.
Когда на тебе короткая юбка - ты вываливаешь все свои документы по 30 раз.
Когда у тебя нависает пузо над ремнем - ты запихиваешь свой чемодан в размерную клетку.
Я сижу с круглыми глазками и молчу, чтобы не выдавать свое происхождение. Как будто мой нос картошкой недостаточно показателен.
Я достаю из своего рюкзака свою книжку, узнать что там случилось с атлантами.
Моя книжка разбита нахрен.
Три минуты в монструозном рюкзаке - и Амбер осталась без чтива.
Постотпускной синдром уже вовсю включился.
- 400 гривен.
- Вы охренели, - говорю я таксисту.
Я бы могла вызвать такси из аэропорта, если бы у меня был мобильник.
Я могла бы может быть дойти до станции метро, если бы у меня был мобильник.
Я бы может даже смогла бы как-нибудь и пешком дойти до самого адреса, если бы у меня был мобильник.
Но без девайсов ты в жопе.
- Ну 380 - говорит второй таксист.
- Да вы тут все охренели, - говорю я и гордо ухожу в ночь.
В 23 ночи на окраине Киева общественный транспорт уже не ходит. Какой там трансфер - в Жулянах не знают таких слов. Я нашла мужика на тарахтящей таврии, который согласился подвезти меня 10 минут до адреса за 200 гривен.
- Да всего ж 8 евро, это же не деньги, вы же из Германии, - говорит мне таксист. - Сейчас так дорого машину чинить, а какие дорогие электричество и отопление, кстати, а не подскажите мне, как проехать к этому вашему адресу?
Сотня одинаковых дворов.
Опознавательных знаков нет.
Один двор как две капли воды похож на второй. И на сотый, и на пятидесятый тоже.
Дом, в котором 121 подъезд, но каждый из них находится с разных сторон здания и иногда не по порядку - это отличная находка дизайнера.
Я стою у подъезда и звоню в квартиру 79. Мне никто не отвечает. На улице полночь. За домом пустырь.
Я звоню и звоню.
Мысленно готовлюсь ночевать на лавочке.
Внезапно заходит мужик.
- Пустите, говорю. - Я приличный человек, просто мне не отвечают.
Мужик запускает. Вместе едем на лифте вверх. Я еду на 18й этаж. Там квартира 72.
Я нажимаю на 19й этаж - но кнопка не нажимается.
Я нажимаю на 20й - лифт открывается в ад. Вокруг всё сгорело, света нет, пахнет гарью.
Я нажимаю на 21й - там квартира 86.
Западло.
Я спускаюсь вниз и трезвоню в домофон. Мне никто не отвечает.
Я сажусь на диван и жалею себя.
Я снова еду на 18й. Там я ищу лестницу. За дверью темно и страшно.
Я еду на 20й. Там всё сгорело и еще страшнее.
Я вдавливаю кнопку на 19й, но кнопке пофиг.
Я еду вниз. И снова жалею себя.
Я снова звоню в домофон. Придерживаю дверь и смотрю, есть ли кто на улице.
Кто-то есть. Надо чем-то придержать дверь и попросить людей позвонить по номеру телефона. Я достаю из рюкзака свой испанский ботинок, снова выглядываю на улицу, но люди уже уехали.
И я их понимаю. Тут темно и страшно. Я бы тоже уехала.
- Что вы тут делаете? - спрашивает заспанная консъержка.
- Приехала к подруге в гости, она приглашала, но не могу попасть к ней на этаж.
- А где она живет?
- В 79й, на 19м этаже.
- Лифт там не останавливается.
- Ну я заметила, - обиженно говорю я. - Я не могу выйти на лестницу, потому что не знаю где она и мне там страшно. Вы можете показать мне, где лестница или как мне добраться на 19й этаж?
Консъержка развернулась и закрыла за собой дверь.
Да тут все поголовно охренели, думаю я и начинаю плакать.
Полпервого ночи. Я сижу на диване на первом этаже, жалею себя.
До сих пор держу в руках испанский ботинок.
Заходят два парня, уставшие, как я.
Я размазываю слезы по лицу ботинком, прошу их позвонить по номеру. У обоих телефоны сели. Они с дороги, им бы выспаться.
Но парни мужественно едут со мной на 18й - там тихо, как в гробике.
На 19й кнопка не нажимается.
на 20м все сгорело. Мы походили туда-сюда, там очень страшно.
Они нашли лестницу, светить нечем, у всех мертвые мобильники. Идем наощупь к 19му этажу.
Та-дам! А дверь-то с замком!
Я записываю мальчикам номер подруги и возвращаюсь рыдать на первый этаж.
- Но есть же второй, грузовой лифт, - говорит один из них на прощанье.
Я спускаюсь вниз, нахожу грузовой лифт, поднимаюсь на 19й - на этот неуловимый 19й - и наконец-то оказываюсь на нужном мне этаже.
За моей спиной грузовой лифт закрывается и сам уезжает вниз. Кнопки вызова у него нет.
Пассажирский лифт не работает.
Выхода на лестницу нет.
Вообще ничего нет, только 2х2 метра коридор, неработающие лифты и закрытая дверь.
Я наяриваю в 79-ю. Мне никто не отвечает.
Когда у тебя нет мобильника - ты как без ручек.
И бутерброд я съела уже.
И дивана тут нет.
Вообще ничего нет.
И час ночи.
Когда прекрасный отпуск, в котором были акведуки, пальмы, попугаи и паэлья, закончился - начинается постотпускной синдром. Родина встречает тебя мелкими неприятностями и долбает ими, чтобы ты посильней ощутил, что здесь вам не тут.
Непреходящее чувство, будто все кругом охренели. Включая лифты, закрытые двери, консъержек и таксистов.
А не охренеть ли мне тоже - думаю я и звоню во все квартиры. Час ночи, хуле.
Когда моя подруга наконец-то открыла дверь, я была готова одновременно зацеловать ее и немножечко убить топором.
Нервы уже не те, старость, наверное.
К этому моменту я уже смирилась с тем, что проведу остаток своей жизни в коридоре 2х2 метра и начну вскоре жевать свои испанские штиблеты. Кожаные, не зря ж покупала.
- Тебе еще повезло, - говорит подруга. - Обычно там в коридоре нет света. И грузовой лифт застревает между этажами.
Здравствуй, родина. Я за две недели почти забыла, какая ты.
