Цитата
На всякий случай напомню: это писал антибольшевик, человек, не приемлющий идею Интернационала, заявивший, что "не способен к восприятию идеологии Карла Маркса и не может стать адептом ленинской государственности". Это маленькая главка из последней части книги.
Причины неудачи белого движения. - Что было бы, если бы победили белые.
Достоевский в "Дневнике писателя"(1877 год) говорит, что ошибки ума излечиваются неотразимой логикой событий живой действительности и исчезают без следа. Не то с ошибками сердца. Это зараженный дух, несущий с собой такую слепоту, которая не излечивается никакими фактами, сколько бы они не указывали на прямую дорогу.
Этой именно слепотою страдало всё, что участвовало в белом движении.
Главнокомандующий генерал Деникин был и остался уверенным, что он ведет "освободительную войну" и спасает русский народ. От кого спасает? От него самого, ибо "большевики" было лишь удачно найденное слово, которым белые прикрывали, в сущности, всю народную массу.
Антибольшевизм с момента своего возникновения был и до конца остался движением классовым, реакционным и реставрационным. Все его участники отрицали революцию начисто и не желали видеть в ней того исторического барьера, за которым начиналась новая эпоха жизни русского народа. И потому белые знамена несли в себе одно голое отрицание. Но ради ненависти и мести люди не отдают своей жизни. Кто умирает, тому нужен положительный пароль, новое слово, ставящее себе национально-государственную задачу, тому нужен такой лозунг, который способен зажигать сердца. Но этот прекрасный цветок вырастает только на долго и тщательно удобренной почве. Ее в белом стане не было. Там не было ни идейности, ни любви к родине, ни забот о будущем. Веками жившая в атмосфере, где всякая идейность являлась лишь объектом для насмешек, наша общественность превратилась в болото, удушливые испарения которого ее же и отравляли. Ей надо было жить, делать карьеру, устраивать свои дела, а там кому служить - это было безразлично. Отсутствие идейности и было первой причиной неудачи белых.
Вторая причина лежала в характере власти и недостатках системы.
"Понятие тыла, - пишет Главнокомандующий генерал Деникин, - обнимало все невоюющее население и всю общественность. Приписывать развал тыла недостаткам системы - значит не понимать, что явление это вытекало из исконных черт нации и являлось такой преградой, одолнть которую не могла бы ни одна "система"... Это была давняя традиция".
В этом объяснении, конечно, много справедливого, и видеть в системе единственную причину неудачи было бы ошибочно, но одной из них она несомненно являлась.
Безмолвие и его неизменный спутник - страх перед правдой - создали то стремление принимать желаемое за сущее, которым характеризуется вся деятельность руководителей белого движения.
Профессор князь Трубецкой докладывал правому центру, что стоящие во главе Добровольческой армии лица считают весь большевизм выдумкой немцев и находят, что "немец был враг, и притом нечестный враг, придумавший удушливые газы, а потом и самих большевиков". И эта оценка большевизма командным составом не есть просто недоброжелательная насмешка со стороны князя Трубецкого. Она вполне соответствует утверждению помощника Главнокомандующего генерала Лукомского в его "Воспоминаниях", что "немцы не в честном бою, а подлыми предательскими приемами погубили нашу армию и продали Россию в руки большевиков".
Чем, кроме "зараженного духа", кроме пагубной склонности к самоублажению можно было бы объяснить, что стоявшее на высших ступенях военной иерархии и призванное руководить сложнейшими событиями лицо дает этим событиям оценку, по наивной простоте своей присущую разве что ученику подготовительного класса.
Эта боязнь называть вещи своими именами исключала всякую возможность трезвой оценки событий и людей, то есть то качество власти, без которого она утрачивала свое значение.
Требовалась ни перед чем не останавливающаяся решимость и ни перед чем не преклоняющаяся железная воля, надо было повесить нескольких губернаторов и командующих войсками, а между тем этим и всякого рода другим хищникам, рвавшим все, что только им не попадалось, напоминали евангельские истины, и виновниками всех переживаемых огорчений считали не их, а немцев и большевиков.
Мудрый совет Лассаля честно смотреть в глаза "тому, что есть", из жизненной программы белого движения был исключен.
Третья причина неудачи лежала в нашей общественности. Главнокомандующего генерала Деникина резко осуждали за неумение уберечь армию от развала и еще более за ужасающую разруху тыла. Говорили, что он слаб, что его надо сменить. Но что мог бы сделать один человек, даже с железной волей и самой непреклонной решимостью, с беспринципным и безыдейным человеческим стадом, равнодушным ко всему, кроме собственного благополучия. Даже ветхозаветный пророк не сумел бы зажечь благородным и высоким порывом сердца людей, плативших по шесть тысяч рублей за бутылку шампанского и распивавших ее в обществе накрашенных девиц в те самые минуты, когда в предсмертной агонии умирало то святое дело, которое они же называли "освобождением опозоренной родины".
Вся белая Россия являла картину сплошного разврата, взяточничества и пьянства. "Глядя на эти сонмища негодяев, на этих разодетых барынь с бриллиантами, на этих вылощенных молодчиков, - пишет И. Наживин, - я чувствовал только одно: я молился: "Господи, пошли сюда большевиков, хоть на неделю, чтобы хотя среди ужасов чрезвычайки эти животные поняли, что они делают".
Мольба эта была услышана. В своем донесении о занятии красными Киева французский генерал Франше д'Эспере сообщал: "Город стал неузнаваем. Царившая там безумная вакханалия прекращена большевиками в 24 часа".
В 5-м томе очерков генерала Деникина помещен снимок: двор большого каменного здания. На земле вдва длинных ряда сложены обнаженные трупы. Под снимком подпись: "Жертвы киевской чрезвычайки".
Неужели прав Ницше, утверждавший, что изучение ужасных явлений неизменно приводит к вопросу, не представляют ли собой нечто ужасное те люди, которым эти являния приходитсфя переживать?
Чего хотели красные, когда они шли воевать?
Они хотели победить белых и, окрепнув на этой победе, создать из нее фундамент для арочного строительства своей коммунистической государственности.
Чего хотели белые?
Они хотели победить красных. А потом? Потом - ничего, ибо только государственные младенцы могли не понимать, что силы, поддерживавшие здание старой государственности, уничтожены до основания, и что возможностей восстановить эти сиды не имелось никаких.
Победа для красных была средством, для белых - целью, и притом - единственной, а потому и можно совершенно безошибочно ответить на вопрос, что было бы, если бы они эту победу одержали.
В стране появились бы бесчисленные организации, борющиеся между собой за кандидатов на престол, за Советы без большевиков, за Учредительное собрание и демократический режим и еще за многое другое. Хозяйничали бы всякие разные батьки Махно, атаманы Семеновы, Петлюры и просто разбойничьи банды. Все это, прикрываясь высокими лозунгами, грабило бы население, разрушало бы города, сметало бы артиллерийским огнем целые деревни, насиловало бы женщин, распространяло бы сыпной тиф и внесло бы невероятную разруху.
И страна представляла бы небывалую по эффекту и ужасу картину смерти нации.
Отдельные моменты, которые хотелось бы отметить:
1. Под "белым движением" автор подразумевает уже деникинский и постденикинский этапы. Ко многим белым генералам "первой волны", например, Дроздовскому, фон Раупах относится с безоговорочной симпанией.
2. Автор вообще никак не предполагает возможности построения государства на принципах феврализма, о чем сейчас так модно говорить. Возможно, потому, что на эту кухню он насмотрелся изнутри во время работы в ЧСК.
3. Фактический вывод - полная безальтернативность развития событий. По Раупаху, царская Россия рухнула, не сумев приспособиться к меняющимся реалиям, под тяжестью изоляции правящей верхушки от народных масс и военных усилий. Феврализм, созданный на ее месте, оказался пустышкой. В результате власть взяли и удержали большевики.
Причины неудачи белого движения. - Что было бы, если бы победили белые.
Достоевский в "Дневнике писателя"(1877 год) говорит, что ошибки ума излечиваются неотразимой логикой событий живой действительности и исчезают без следа. Не то с ошибками сердца. Это зараженный дух, несущий с собой такую слепоту, которая не излечивается никакими фактами, сколько бы они не указывали на прямую дорогу.
Этой именно слепотою страдало всё, что участвовало в белом движении.
Главнокомандующий генерал Деникин был и остался уверенным, что он ведет "освободительную войну" и спасает русский народ. От кого спасает? От него самого, ибо "большевики" было лишь удачно найденное слово, которым белые прикрывали, в сущности, всю народную массу.
Антибольшевизм с момента своего возникновения был и до конца остался движением классовым, реакционным и реставрационным. Все его участники отрицали революцию начисто и не желали видеть в ней того исторического барьера, за которым начиналась новая эпоха жизни русского народа. И потому белые знамена несли в себе одно голое отрицание. Но ради ненависти и мести люди не отдают своей жизни. Кто умирает, тому нужен положительный пароль, новое слово, ставящее себе национально-государственную задачу, тому нужен такой лозунг, который способен зажигать сердца. Но этот прекрасный цветок вырастает только на долго и тщательно удобренной почве. Ее в белом стане не было. Там не было ни идейности, ни любви к родине, ни забот о будущем. Веками жившая в атмосфере, где всякая идейность являлась лишь объектом для насмешек, наша общественность превратилась в болото, удушливые испарения которого ее же и отравляли. Ей надо было жить, делать карьеру, устраивать свои дела, а там кому служить - это было безразлично. Отсутствие идейности и было первой причиной неудачи белых.
Вторая причина лежала в характере власти и недостатках системы.
"Понятие тыла, - пишет Главнокомандующий генерал Деникин, - обнимало все невоюющее население и всю общественность. Приписывать развал тыла недостаткам системы - значит не понимать, что явление это вытекало из исконных черт нации и являлось такой преградой, одолнть которую не могла бы ни одна "система"... Это была давняя традиция".
В этом объяснении, конечно, много справедливого, и видеть в системе единственную причину неудачи было бы ошибочно, но одной из них она несомненно являлась.
Безмолвие и его неизменный спутник - страх перед правдой - создали то стремление принимать желаемое за сущее, которым характеризуется вся деятельность руководителей белого движения.
Профессор князь Трубецкой докладывал правому центру, что стоящие во главе Добровольческой армии лица считают весь большевизм выдумкой немцев и находят, что "немец был враг, и притом нечестный враг, придумавший удушливые газы, а потом и самих большевиков". И эта оценка большевизма командным составом не есть просто недоброжелательная насмешка со стороны князя Трубецкого. Она вполне соответствует утверждению помощника Главнокомандующего генерала Лукомского в его "Воспоминаниях", что "немцы не в честном бою, а подлыми предательскими приемами погубили нашу армию и продали Россию в руки большевиков".
Чем, кроме "зараженного духа", кроме пагубной склонности к самоублажению можно было бы объяснить, что стоявшее на высших ступенях военной иерархии и призванное руководить сложнейшими событиями лицо дает этим событиям оценку, по наивной простоте своей присущую разве что ученику подготовительного класса.
Эта боязнь называть вещи своими именами исключала всякую возможность трезвой оценки событий и людей, то есть то качество власти, без которого она утрачивала свое значение.
Требовалась ни перед чем не останавливающаяся решимость и ни перед чем не преклоняющаяся железная воля, надо было повесить нескольких губернаторов и командующих войсками, а между тем этим и всякого рода другим хищникам, рвавшим все, что только им не попадалось, напоминали евангельские истины, и виновниками всех переживаемых огорчений считали не их, а немцев и большевиков.
Мудрый совет Лассаля честно смотреть в глаза "тому, что есть", из жизненной программы белого движения был исключен.
Третья причина неудачи лежала в нашей общественности. Главнокомандующего генерала Деникина резко осуждали за неумение уберечь армию от развала и еще более за ужасающую разруху тыла. Говорили, что он слаб, что его надо сменить. Но что мог бы сделать один человек, даже с железной волей и самой непреклонной решимостью, с беспринципным и безыдейным человеческим стадом, равнодушным ко всему, кроме собственного благополучия. Даже ветхозаветный пророк не сумел бы зажечь благородным и высоким порывом сердца людей, плативших по шесть тысяч рублей за бутылку шампанского и распивавших ее в обществе накрашенных девиц в те самые минуты, когда в предсмертной агонии умирало то святое дело, которое они же называли "освобождением опозоренной родины".
Вся белая Россия являла картину сплошного разврата, взяточничества и пьянства. "Глядя на эти сонмища негодяев, на этих разодетых барынь с бриллиантами, на этих вылощенных молодчиков, - пишет И. Наживин, - я чувствовал только одно: я молился: "Господи, пошли сюда большевиков, хоть на неделю, чтобы хотя среди ужасов чрезвычайки эти животные поняли, что они делают".
Мольба эта была услышана. В своем донесении о занятии красными Киева французский генерал Франше д'Эспере сообщал: "Город стал неузнаваем. Царившая там безумная вакханалия прекращена большевиками в 24 часа".
В 5-м томе очерков генерала Деникина помещен снимок: двор большого каменного здания. На земле вдва длинных ряда сложены обнаженные трупы. Под снимком подпись: "Жертвы киевской чрезвычайки".
Неужели прав Ницше, утверждавший, что изучение ужасных явлений неизменно приводит к вопросу, не представляют ли собой нечто ужасное те люди, которым эти являния приходитсфя переживать?
Чего хотели красные, когда они шли воевать?
Они хотели победить белых и, окрепнув на этой победе, создать из нее фундамент для арочного строительства своей коммунистической государственности.
Чего хотели белые?
Они хотели победить красных. А потом? Потом - ничего, ибо только государственные младенцы могли не понимать, что силы, поддерживавшие здание старой государственности, уничтожены до основания, и что возможностей восстановить эти сиды не имелось никаких.
Победа для красных была средством, для белых - целью, и притом - единственной, а потому и можно совершенно безошибочно ответить на вопрос, что было бы, если бы они эту победу одержали.
В стране появились бы бесчисленные организации, борющиеся между собой за кандидатов на престол, за Советы без большевиков, за Учредительное собрание и демократический режим и еще за многое другое. Хозяйничали бы всякие разные батьки Махно, атаманы Семеновы, Петлюры и просто разбойничьи банды. Все это, прикрываясь высокими лозунгами, грабило бы население, разрушало бы города, сметало бы артиллерийским огнем целые деревни, насиловало бы женщин, распространяло бы сыпной тиф и внесло бы невероятную разруху.
И страна представляла бы небывалую по эффекту и ужасу картину смерти нации.
Отдельные моменты, которые хотелось бы отметить:
1. Под "белым движением" автор подразумевает уже деникинский и постденикинский этапы. Ко многим белым генералам "первой волны", например, Дроздовскому, фон Раупах относится с безоговорочной симпанией.
2. Автор вообще никак не предполагает возможности построения государства на принципах феврализма, о чем сейчас так модно говорить. Возможно, потому, что на эту кухню он насмотрелся изнутри во время работы в ЧСК.
3. Фактический вывод - полная безальтернативность развития событий. По Раупаху, царская Россия рухнула, не сумев приспособиться к меняющимся реалиям, под тяжестью изоляции правящей верхушки от народных масс и военных усилий. Феврализм, созданный на ее месте, оказался пустышкой. В результате власть взяли и удержали большевики.