Несказка на ночь.
Наши реки бедны водой, в наши окна не видно дня,
Наше утро похоже на ночь, ну, а ночь - для меня…
Глядя в жидкое зеркало луж, на часы, что полвека стоят,
На до дыр зацелованный флаг, я полцарства отдам за коня.
Играй, невеселая песня моя...
В.Цой
А я вот слезу со своего конька и, сидя у перепутного камня, расскажу вам печальную историю на сон грядущий.
Стоит в некогда большой деревне, когда-то казачей, потом разнородной, совхозной, большой кондовый дом. С нелепой антенной над порыжевшим шифером. С тёмными, подпалёнными временем боками.
Тихо вокруг, машут хвостами столпившиеся в тени лошади, отгоняют назойливых слепней...
Думаю я о тех, кто его строил. Кто-то отёсывает неподъемные смолянистые лиственничные кряжи. Монотонно стучит тесло, разлетается тёмная кора крупными кусками. Тут же рядом пилят мужики здоровыми двуручными пилами пихтовые брёвна на доски. Летят крупные душистые опилки на свежий снег. Бегают пацаны, вылетают из растоптанных пимов, хохочут. Мужики сверху, не отрываясь от работы и пряча улыбку в густой прокуренной бороде, прикрикнут на них: нечего, мол, давайте, утаскивайте обрезки и ошкурки в сторону...
Церковь строят. Всем миром.
Не только ради веры, но и вот этих оболтусов ради: оговорено, что будут тут-же и классы, где розгами будут вбивать от азъ до ижа...
Зима, можно и добрыми делами заняться, ради веры, ради будущего...
Когда положили первые венцы, когда освятили церковь - не помнит никто, давно это было, почти при Царе Горохе. Говорят, ещё 18 век был.
Пришло время, и с церкви сдёрнули колокол. Радовались ли? Не ведаю, да и не скажет уже никто.
Не обошлось колоколом - развенчали не только Веру, но храм. Буквально - сняли верхние венцы сруба. Приземлённее стала изба, приземлённее дух её - теперь это был Дом культуры (удивляло всегда, почему дом - с заглавной, а культура - с прописной). Пришло и другое время: на месте алтаря повесили экран, а в четверике устроили покатый пол под зрительный зал. Доски были уже с лесопилки, стелили их уже внуки, а то и правнуки тех, кто строил церковь, но занозили им руки старые доски, которые они отдирали. Надеюсь, что занозили. Матерились мужики, но беззлобно, походя. Пацаны тут же крутились, вытаскивали мягкие кованые гвозди, правили их тут же на булыжнике...
А вот когда пришло время полного забвения - никто уж точно не помнит. Вроде недавно это было, в бытность ещё зравомыслящих - ан нет, не помнят. Смутное время - ни окон, ни замков. Изнутри вынесли всё. Кто вынес? Да кто его знает, поди бог простит. Потекла крыша, зимой снег набивался внутрь. Запустение, ожидание конца истории...
Что дальше будет? Приезжают мужички из ещё живых поселений, смотрят на сруб - стоит ли заморачиваться на разбор? Уезжают думать.
Вдруг кто решится?
Когда положили первые венцы, когда освятили церковь - нет точных данных. Боюсь, что будет дата, когда сняли последний венец. Но вряд-ли кто будет помнить и её...
"Наши реки бедны водой, в наши окна не видно дня..."
Почему так?
Вы также можете читать эту запись в стиле Вашего блога.