Важная штука своё место в жизни, кто-то не находит его никогда, кто-то находит, но реальность вдруг осыпается под жопой вместе с местом, а кто-то, хорошо зная своё, зачем-то плотно сидит на чужом.
Я вот когда-то давно была знакома с гениальным пластическим хирургом, который филиграннейшим образом поправил мне асимметрию лица.
Оперировал хирург на цокольном этаже между цветочным ларьком, ремонтом телефонов и проходной издательства, простигосподи, Комсомольская правда, вывеска над ним была "Фото на документы", а размер и внутренности его богадельни неплохо описаны господином О.Генри в рассказе "Психея и небоскрёб". Я просунула в дверь голову, сказала "мне на загран старого образца", он снял с табуретки рюкзак и кружку с кофе, пригласил на это место присесть и включил белый зонтик. Нажал на кнопку. Оценил результат. Повторил. Вздохнул. Так, говорит. Короче. Плечи разверните. И вы можете сделать, ну, другое лицо? Я в этот момент пыталась вспомнить, как разворачивать плечи, это заняло примерно весь мой когнитивный ресурс, поэтому вопрос как-то застал врасплох. А у меня, говорю, другого нет, извините. И улыбаться же вроде на документах не положено? Он говорит, слушайте, женщина, какое там улыбаться, я ж вас, извините, не на памятник снимаю!
Я говорю, щас я, извините. Не выспались? Ну да, было дело. Последние года полтора.
На самом деле полтора года - это уже полпути от личинки до козявки, которая может внятно сказать, где и как болит. Треть пути - до того, с кем реально договориться. Одна пятая - до личности, с которой можно хлопнуть моккачино-декаф и затереть за игру слов и режиссёрскую идею. То есть ещё вроде самое начало, но для хилых духом уже прям дофига. Я кое-как стряпаю лицо не на памятник, этот хрен нажимает на кнопку и говорит - ну ладно, уже можно работать. А дальше всё происходит молниеносно, потому что профессионализм не пропьёшь. В несколько штрихов он превращает мой причесон обезьяньей мамаши из того самого советского мультика в эдакую советскую бабетту. Уверенной рукой делает прямой продольный разрез по центру и сдвигает мне одну половину лица вверх на полсантиметра, чтобы глаза и уши оказались аккуратненько на одном уровне. Слегка поправляет овал и сбившийся куафюр и отправляет полученного киборга на печать. Я говорю, падажжите, а может, не надо? Может, как есть? Он говорит, женщина. Это же Фото! На Документ! И я не нахожусь, что ответить, потому что в ту пору мне вообще можно было втереть что угодно, лишь бы уверенным тоном, а ужас положения доходил каждый раз постфактум.
Но свой маленький, меленький реванш я всё же взяла. Пришла через полгода, сунула голову в дверь, сказала "мне на французский шенген" и выразительно посмотрела на табуретку с кофе. Он говорит, погодите, вы у меня вроде были. Если скажете примерно дату, я под размер подгоню и сразу распечатаю. А я ж только этого и ждала. Нет, говорю, милый, давайте-ка заново и в этот раз ничего не трогая, а то в вашем прошлом этюде меня родная мама не признала. Набычился сразу такой - чё, говорит, реально? Легко всё-таки обидеть художника, а некоторых ещё и приятно. Реально, говорю. И ржу, потому что мама тогда реально открыла паспорт и закрыла себе ладонью рот.
Ну, вздохнул, щёлкнул, вывел на экран, обрезал по меркам, занёс палец над печатью и уточняет такой - вот точно вот прям так как есть?? Я говорю, да, будьте добры, печаль ваша на вороту не виснет, но от оскорблений действием очень прошу воздержаться, мне эта виза позарез нужна. Было в те дни совсем иное понимание позарез, и по отпускам мы катались по два раза в год, и я всё ныла, что сижу дома как крестьянка крепостная, и горизонт всё был мне скучен и мал. И такой казалось проблемой, что на границе меня каждый раз по три долгих минуты сличают с фоткой, шевеля бровями...
А потом старый загран закончился, дитя из младенчика выросло в юную особу с чёткими чертами, стало можно всем табором синхронно подаваться на биометрию, и тут я уже вообще сделала всё по уму. Записалась на подачу на первый утренний слот и пошла именно так, как обычно выкатываюсь из дома на рейс лоукостера в ungodly hour - умывшись росой и уложимшись в лифте частым гребнем, с тремя часами неспокойного сна в глазах и с природным цветом лица, морщин, сосудов и пигментных пятен. И в объектив посмотрела, по своему обыкновению, как политэмигрант на фары. Результат получился идеальный, паспортный контроль я с ним прохожу теперь со свистом, как будто в кармане козырь, полтора ещё в рукаве.
И разумеется, фоточку эту я никому, кроме погранцов, не показываю.
Это наш с ними маленький секрет.