(no subject)
Это черная осень, и черные перья летят, превращаются в листья,
эти листья садятся на лед в ожидании снега.
На восьмом этаже, прижимаясь к стеклу, мальчик видит лица:
где одно - свое, а второе - незнакомого человека.
Он глядит, глядит на мальчика, темноглазый, тоскливый,
и мальчик повторяет таблицу умножения грозно,
чтобы не бояться, потому что он сильный. Ливень
бьется о стекла и стены. Мама вернется поздно.
Ему нечего, впрочем, бояться. Он умрет в сорок восемь
от остановки сердца, быстро и милосердно,
просто в груди сгустится черная, черная осень,
и душа отлетевшая, одетая печалью посмертной,
ненадолго задержится между землей и дорогой,
глядя на маленькую кухню, где на конфорке железный чайник,
и где он - шестилетний - перед входом в земную тревогу
ожидает маму с работы, и светло ему, и печально.
эти листья садятся на лед в ожидании снега.
На восьмом этаже, прижимаясь к стеклу, мальчик видит лица:
где одно - свое, а второе - незнакомого человека.
Он глядит, глядит на мальчика, темноглазый, тоскливый,
и мальчик повторяет таблицу умножения грозно,
чтобы не бояться, потому что он сильный. Ливень
бьется о стекла и стены. Мама вернется поздно.
Ему нечего, впрочем, бояться. Он умрет в сорок восемь
от остановки сердца, быстро и милосердно,
просто в груди сгустится черная, черная осень,
и душа отлетевшая, одетая печалью посмертной,
ненадолго задержится между землей и дорогой,
глядя на маленькую кухню, где на конфорке железный чайник,
и где он - шестилетний - перед входом в земную тревогу
ожидает маму с работы, и светло ему, и печально.