Про Украину, личное
Здесь мнение об отношениях украинцев и россиян, которое печально своей правдивостью. Я ни в коем случае не призываю переносить горечь за то, что происходит в российско-украинском кризисе на случайных жителей России, на своих российских друзей или коллег. Наоборот, избегать этого нужно всеми силами. Но я очень хорошо понимаю, о чем этот человек пишет. Дабы пояснить, я напишу просто о себе, чтобы не обобщать. Надо сказать, что рассказывать о себе мне не слишком хочется, особенно учитывая шабаш, который сейчас происходит в моем обычно тихом журнале в связи с постами про Украину. Однако возможно кому-то это поможет понять то, что чувствуют многие люди, связанные так или иначе с Украиной.
Я родилась в Прибалтике, выросла на Украине, эмигрировала в США. Я жила в глубинке на севере Украины и жила в Киеве, каждый год проводила по месяцу на самом западе Украины и в Крыму. Везде остались друзья, коллеги, родственники, с которыми я поддерживаю отношения. Я легко говорю и пишу на русском и украинском, в моей школе украинская литература, русская литература и всемирная литература были обязательными предметами не меньше семи лет, тоже самое было с языками и историей, и это была хорошая школа. За время моей жизни и путешествий по Украине и России я успела понять, что русская культура и украинская - это культуры двух разных стран, приблизительно как Италии и Испании, и двух разных народов, однако политика и непростая история до сих пор мешают многим украинцам оценить по достоинству все русское, а русским - все украинское. Вместе с тем, родной мой язык - русский, половина моей семьи - этнически русские, многие родились, учились и жили в Питере, и в семье возникали и возникают время от времени истории про детство на Васильевском острове, про преподавание для русских кадетов или про жизнь на Невском проспекте. Но сейчас почти все они - на Украине, и хотят именно там остаться.
Поэтому я, вместе со многими украинцами, буднично проверяла списки погибших на Майдане. Как и многие, я буднично звонила узнать, вернулись ли близкие, коллеги, знакомые домой после снайперских обстрелов и случайных арестов. Я, как и многие - тоже достаточно буднично - получала письма о том, что, к примеру, коллеге, кандидату наук, сломали руку, приятеля по студенческому общежитию арестовали и избили, а бывшие одноклассники организовывают полевой госпиталь в центре города, и нужны такие-то медикаменты. Я также вместе со многими наизусть с декабря знала имена людей, которые давали приказы убивать и избивать, тратила часы на то, чтобы изучить их подноготную, насколько это возможно, и все они оказывались связанными с Кремлем и российскими деньгами. Сейчас многое из этого - уже общественное достояние: часть документов обнародована, главного преступника, не скрываясь, прячет у себя российская власть, идет какое-то расследование. Но тогда это казалось почти немыслимым, и многие не хотели верить.
Потом я вместе со многими украинцами тоже жила три месяца (и все еще живу) в ожидании войны. Несмотря на географическую удаленность, я тоже считала российские войска, обсуждала с друзьями, кто и где видел российские Тигры и танки, и как быстро они доедут до места, где я выросла. У меня были знакомые, которые - тоже очень буднично - пошли в военкомат, и были те, кто не хотел, но их вызвали на сборы. Мои родственники в разговорах поминали войну тоже очень буднично: если не будет войны, через месяц покрасим дом, посадим хризантемы. Также буднично - но оттого не менее печально - они ходили на похороны (говорили: "мы положили за тебя цветы"), обменивались новостями о тех, кого отпустили и амнистировали за протесты, а кого все еще - нет, или о беженцах из оккупированного Крыма. Некоторые друзья внешне совершенно спокойно говорили о том, что им или их близким нужна помощь психолога, или о том, что они уже записались на курсы первой помощи на случай войны. Другие в разговорах при одном случайном упоминании России с трудом сдерживали слезы, но не говорили ничего. У меня было ощущение, что кроме выматывающего ожидания войны, страна живет еще и постравматическим синдромом, не успев оклемайться от того, что творила у них на глазах бывшая власть.
Продолжать можно долго, но я пишу совсем не о себе. Одновременно со всем этим я и тут, и в реальной жизни получала комментарии о том, например, что русские люди считают, что надо писать "на Украине", а не "в"; что непонятно, хватит ли всем в России колбасы после санкций, но лучше бы хватило; что я - русофоб и только поэтому пишу про Украину; что украинцы почему-то не любят русский язык (хотя для меня, украинки, он родной); или что Украина - это такая южная Россия. Я не буду говорить, правильно ли все это, и почему - это неважно. Важно то, какая пропасть в этот момент лежала между теми украинцами, кто проверял списки погибших, и теми россиянами, кто все еще обсуждал "на" или "в". По-моему, единственное, чем люди, не причастные к Украине, могли бы заполнить эту пропасть - это человечностью, сочувствием и желанием хотя бы попытаться понять, в чем заключается эта разница и пропасть. Но я встречала и встречаю это, к сожалению, очень редко.
Я родилась в Прибалтике, выросла на Украине, эмигрировала в США. Я жила в глубинке на севере Украины и жила в Киеве, каждый год проводила по месяцу на самом западе Украины и в Крыму. Везде остались друзья, коллеги, родственники, с которыми я поддерживаю отношения. Я легко говорю и пишу на русском и украинском, в моей школе украинская литература, русская литература и всемирная литература были обязательными предметами не меньше семи лет, тоже самое было с языками и историей, и это была хорошая школа. За время моей жизни и путешествий по Украине и России я успела понять, что русская культура и украинская - это культуры двух разных стран, приблизительно как Италии и Испании, и двух разных народов, однако политика и непростая история до сих пор мешают многим украинцам оценить по достоинству все русское, а русским - все украинское. Вместе с тем, родной мой язык - русский, половина моей семьи - этнически русские, многие родились, учились и жили в Питере, и в семье возникали и возникают время от времени истории про детство на Васильевском острове, про преподавание для русских кадетов или про жизнь на Невском проспекте. Но сейчас почти все они - на Украине, и хотят именно там остаться.
Поэтому я, вместе со многими украинцами, буднично проверяла списки погибших на Майдане. Как и многие, я буднично звонила узнать, вернулись ли близкие, коллеги, знакомые домой после снайперских обстрелов и случайных арестов. Я, как и многие - тоже достаточно буднично - получала письма о том, что, к примеру, коллеге, кандидату наук, сломали руку, приятеля по студенческому общежитию арестовали и избили, а бывшие одноклассники организовывают полевой госпиталь в центре города, и нужны такие-то медикаменты. Я также вместе со многими наизусть с декабря знала имена людей, которые давали приказы убивать и избивать, тратила часы на то, чтобы изучить их подноготную, насколько это возможно, и все они оказывались связанными с Кремлем и российскими деньгами. Сейчас многое из этого - уже общественное достояние: часть документов обнародована, главного преступника, не скрываясь, прячет у себя российская власть, идет какое-то расследование. Но тогда это казалось почти немыслимым, и многие не хотели верить.
Потом я вместе со многими украинцами тоже жила три месяца (и все еще живу) в ожидании войны. Несмотря на географическую удаленность, я тоже считала российские войска, обсуждала с друзьями, кто и где видел российские Тигры и танки, и как быстро они доедут до места, где я выросла. У меня были знакомые, которые - тоже очень буднично - пошли в военкомат, и были те, кто не хотел, но их вызвали на сборы. Мои родственники в разговорах поминали войну тоже очень буднично: если не будет войны, через месяц покрасим дом, посадим хризантемы. Также буднично - но оттого не менее печально - они ходили на похороны (говорили: "мы положили за тебя цветы"), обменивались новостями о тех, кого отпустили и амнистировали за протесты, а кого все еще - нет, или о беженцах из оккупированного Крыма. Некоторые друзья внешне совершенно спокойно говорили о том, что им или их близким нужна помощь психолога, или о том, что они уже записались на курсы первой помощи на случай войны. Другие в разговорах при одном случайном упоминании России с трудом сдерживали слезы, но не говорили ничего. У меня было ощущение, что кроме выматывающего ожидания войны, страна живет еще и постравматическим синдромом, не успев оклемайться от того, что творила у них на глазах бывшая власть.
Продолжать можно долго, но я пишу совсем не о себе. Одновременно со всем этим я и тут, и в реальной жизни получала комментарии о том, например, что русские люди считают, что надо писать "на Украине", а не "в"; что непонятно, хватит ли всем в России колбасы после санкций, но лучше бы хватило; что я - русофоб и только поэтому пишу про Украину; что украинцы почему-то не любят русский язык (хотя для меня, украинки, он родной); или что Украина - это такая южная Россия. Я не буду говорить, правильно ли все это, и почему - это неважно. Важно то, какая пропасть в этот момент лежала между теми украинцами, кто проверял списки погибших, и теми россиянами, кто все еще обсуждал "на" или "в". По-моему, единственное, чем люди, не причастные к Украине, могли бы заполнить эту пропасть - это человечностью, сочувствием и желанием хотя бы попытаться понять, в чем заключается эта разница и пропасть. Но я встречала и встречаю это, к сожалению, очень редко.