Эрнест Беккер "Отрицание смерти". Предисловие. Часть 3
Выкладываю последнюю часть перевода предисловия, так мы наконец подбираемся к первой главе.
Я также надеюсь, что моя конфронтация с Ранком направит читателя непосредственно к прочтению его книг. Ибо ничто не может заменить прочтение его книг. Мои личные экземпляры его книг покрыты необычайным количество пометок на полях, подчеркиваниями, двойными восклицательными знаками; чтение его книг - это годы озарений и размышлений. Мое понимание Ранка - это всего лишь очертания его мыслей: это основы, во многом лишь основные выводы и поверхностное обобщение. Это лишь бледная копия Ранка, а не нечто ошеломляющее, подобное его книгам. Между тем, психиатр Айра Прогофф предлагает наиболее четкое и сбалансированное суждение о трудах Ранка, которое трудно дополнить. [4]Ранк крайне пространен, его трудно читать, и он настолько роскошен, что становится практически недосягаемым для рядового читателя. Ранк болезненно опасался именно этого и какое-то время надеялся на то, что писательница Анаис Нин перепишет его книги, для того, чтобы они имели шанс произвести ожидаемый эффект. То, что я даю на этих страницах - это моя собственная версия Ранка, наполненная моим способом, своего рода краткий "перевод" его системы, в надежде сделать его доступным в целом. В данной книге я рассказываю только о его индивидуальной психологии, в другой я постараюсь создать эскиз психологии истории.
Есть несколько подходов к трудам Ранка. Некоторые видят его блестящим коллегой Фрейда, членом раннего круга психоаналитиков, которые помогли придать больший вес его обширной эрудиции, которые показали, как психоанализ может осветить историю культуры, миф и легенду, как например его ранние работы "Миф о рождении героя" и "Мотив инцеста". Они могут сказать, что поскольку Ранк никогда не был исследован, его подавление сослужило ему добрую службу, и что он отвернулся от стабильной творческой жизни которая была у него когда он был близок к Фрейду; в его поздние годы его личная нестабильность поглотила его и он умер преждевременно в страхе и отчаянии. Другие видят его чрезмерным последователем Фрейда, который преждевременно пытался быть оригинальным и преувеличивал психоаналитический редукционизм. Это суждение основывается исключительно на его книге "Травма рождения", написанной в 1924 году и как правило на этом и останавливается. Другие видят Ранка блестящим членом ближнего круга Фрейда, его любимчиком, тем чье университетское образование было предложено и оплачено Фрейдом, и тем кто пополнил психоанализ своим озарениям в разных областях: истории культуры, развитии понимания детства, психологии искусства, литературной критики, примитивного мышления и так далее. В общем, этакий многогранный, но не очень хорошо организованный чудо-мальчик, скажем интеллектуально превосходящий ученика Фрейда Теодора Рейка.
Но все эти подытоживания Ранка не верны, и мы знаем, что происходят они из мифологии круга самих психоаналитиков. Они не смогли простить Ранку то, что он отвернулся от Фрейда и таким образом преуменьшил их собственный символ бессмертия (используя метод Ранка в понимании их озлобленности и мелочности). Также следует признать, что книга "Травма рождения" дала его недоброжелателям повод для расправы; обоснованную причину преуменьшать его значение; это была преувеличенная и злополучная книга, которая отравила его имидж, несмотря на то, что он пересмотрел ее и ушел далеко за ее пределы. Ранк не был всего лишь последователем Фрейда, как широкомасштабный служитель психоанализа Ранк обладал собственной, уникальной и прекрасно продуманной системой идей. Он знал с чего начать, какой объем данных следует проработать и к чему эти данные направлены. Он знал какие именно вещи в психоанализе следует преодолеть и преодолел; он знал их приближенно, как философский подтекст собственной системы мышления, но у него не было времени проработать их, поскольку жизнь его оборвалась рано. Он безусловно был создателем целой системы, подобно Адлеру и Юнгу; его система мышления была не менее блестящей чем их системы, если, в определенном смысле, не более великолепной. Мы уважаем Адлера за цельность его суждений, прямолинейность его понимания, его бескомпромиссный гуманизм; мы восхищаемся Юнгом за его смелость и открытость, с которой он объял науку и религию; но даже более чем у этих двух гениев, система Ранка имеет значение для глубочайшего и широчайшего развития социальных наук, значение, которое еще только начинает реализовываться.
Пол Розен, описывая "Легенду о Фрейде" [5], метко заметил, что "любой писатель, исправление ошибок которого заняло столь много времени... является заметной фигурой интеллектуальной истории". Все это безусловно очень любопытно, поскольку Адлер, Юнг и Ранк очень рано исправили большинство основных ошибок Фрейда. Для историка вопрос скорее в том, что именно было в природе психоаналитического движения, самих идей, общественного и научного разума, заставляющее либо игнорировать эти исправления, либо отделять их от главного движения научной мысли в целом.
Даже книга с широким размахом должна быть крайне избирательна в отношении истин, извлекаемых из целой горы давящих на нас "правд". Многие значительные мыслители упоминаются здесь лишь вскользь и читатель может задаться вопросом, почему я столь сильно склоняюсь к Ранку, едва упоминая Юнга, в книге, главной целью которой является прекращение прений психоанализа религии. Одна из причин в том, что Юнг столь выдающийся и имеет немало интерпретаторов, в то время как Ранк практически неизвестен, и за него некому замолвить слово. Другая причина, заключается в том, что несмотря на всю сложность, мысль Ранка концентрируется на основной проблеме, в отличии от Юнга, большАя часть идей которого забредает в излишнюю эзотерику; в результате чего он часто скрывает одну сторону, открывая другую. Я не вижу того, чтобы всего его "алхимические фолианты" повышали хотя бы на каплю значение его психоаналитического понимания.
Многими отличными формулировками в понимании человеческой природы я обязан взаимодействием с Марией Беккер, чья утонченность и реализм по данным вопросам столь редка в наше время. Я хочу поблагодарить (с обычными оговорками) Пола Розена за его доброту в пропускании шестой главы сквозь сеть его великолепных знаний о Фрейде. Роберт Н. Белла прочел всю рукопись, и я очень благодарен за его критические замечания и конкретные предложения; те из них, что я использовал определенно улучшили книгу; другие же ставят более долговременные и далекоидущие задачи по изменению меня самого.