Море шумно ополчилось
Поэту Лермонтову, как известно, приписывается много прекрасных текстов, в том числе стишог на Наводнение, первые четыре строчки которого в свое время сообщил Лонгинов как будто бы находившиеся в бумагах Арнольди, действительно владевшего некоторым собранием лермонтовских автографов.
Условно полный текст был напечатан Щеголевым по списку в сборнике Н. И. Второва, -- ну и с тех пор так споры об авторстве и не кончаются: от Лермонтова окончательно не отписали, хотя предлагали и А. И. Одоевского Лернер), и В. А. Соллогуба (Эльзон)...
Очень дело, конечно, темное. На Лермонтова, по-моему, совсем не похоже. Список Второва поздний (1852 г.), и наличие там подписи "Лермонтов" совсем не аргумент.
Но вот что интересно и что, кажется, не отмечалось -- что этот очень характерный петербургский текст написан натурально онегинской строфой (получается две полных строфы + 4 строки):
И день настал, и сокрушилось
Долготерпение судьбы,
И море шумно ополчилось
На миг решительной борьбы,
И быстро поднялися волны,
Сначала мрачны и безмолвны.
И царь смотрел: и, окружен
Толпой льстецов, смеялся он;
И царедворцы говорили:
«Не бойся, царь... мы здесь... Вели,
Чтоб берега твоей земли
Стихию злую отразили.
Ты знаешь, царь, к борьбе такой
Привык гранитный город твой».
И гордо царь махнул рукою,
И раздался его приказ.
Вот ждет, довольный сам собою,
Что море спрячется как раз.
Дружины вольные не внемлют,
Встают, ревут, дворец объемлют. . .
Он понял, что прошла пора,
Когда мгновенный визг ядра
Лишь над толпою прокатился
И рой мятежных разогнал;
И тут-то царь затрепетал
И к царедворцам обратился. . .
Но пуст и мрачен был дворец,
И ждет один он свой конец.
И гордо он на крышу входит
Столетних царственных палат
И сокрушенный взор наводит
На свой великий пышный град...
Что, собственно, из этого следует -- не очень понятно, но сам факт, кажется, довольно забавный.
Условно полный текст был напечатан Щеголевым по списку в сборнике Н. И. Второва, -- ну и с тех пор так споры об авторстве и не кончаются: от Лермонтова окончательно не отписали, хотя предлагали и А. И. Одоевского Лернер), и В. А. Соллогуба (Эльзон)...
Очень дело, конечно, темное. На Лермонтова, по-моему, совсем не похоже. Список Второва поздний (1852 г.), и наличие там подписи "Лермонтов" совсем не аргумент.
Но вот что интересно и что, кажется, не отмечалось -- что этот очень характерный петербургский текст написан натурально онегинской строфой (получается две полных строфы + 4 строки):
И день настал, и сокрушилось
Долготерпение судьбы,
И море шумно ополчилось
На миг решительной борьбы,
И быстро поднялися волны,
Сначала мрачны и безмолвны.
И царь смотрел: и, окружен
Толпой льстецов, смеялся он;
И царедворцы говорили:
«Не бойся, царь... мы здесь... Вели,
Чтоб берега твоей земли
Стихию злую отразили.
Ты знаешь, царь, к борьбе такой
Привык гранитный город твой».
И гордо царь махнул рукою,
И раздался его приказ.
Вот ждет, довольный сам собою,
Что море спрячется как раз.
Дружины вольные не внемлют,
Встают, ревут, дворец объемлют. . .
Он понял, что прошла пора,
Когда мгновенный визг ядра
Лишь над толпою прокатился
И рой мятежных разогнал;
И тут-то царь затрепетал
И к царедворцам обратился. . .
Но пуст и мрачен был дворец,
И ждет один он свой конец.
И гордо он на крышу входит
Столетних царственных палат
И сокрушенный взор наводит
На свой великий пышный град...
Что, собственно, из этого следует -- не очень понятно, но сам факт, кажется, довольно забавный.