(no subject)
Н.С. Лесков: "Нельзя, бачка, крещеному верить, - никто не верит.
- Что ты, дикий глупец, врешь! Отчего нельзя крещеному верить? Разве крещеный вас, идолопоклонников, хуже?
- Отчего, бачка, хуже? - один человек.
- Вот видишь, и сам согласен, что не хуже?
- Не знаю, бачка, - ты говоришь, что не хуже, и я говорю; а верить нельзя.
- Почему же ему нельзя верить?
- Потому, бачка, что ему поп грех прощает.
- Ну так что же тут худого? неужто же лучше без прощения оставаться?
- Как можно, бачка, без прощения оставаться! Это нельзя, бачка. Надо прощенье просить.
- Ну так я же тебя не понимаю; о чем ты толкуешь?
- Так, бачка, говорю: крещеный сворует, попу скажет, а поп его, бачка, простит; он и неверный, бачка, через это у людей станет.
- Ишь ты какой вздор несешь! А по-твоему это небось не годится?
- Этак, бачка, не годится у нас, не годится.
- А по-вашему как бы надо?
-
Так, бачка: у кого украл, тому назад принеси и простить проси; человек простит, и бог простит.
- Да ведь и поп человек: отчего же он не может простить?
- Отчего же, бачка, не может простить? - и поп может. Кто у попа украл, того, бачка, и поп может простить.
- А если у другого украл, так он не может простить?
- Как же, бачка? - нельзя, бачка: неправда, бачка, будет; неверный человек, бачка, везде пойдет.
«Ах ты, - думаю, - чучело этакое неумытое, какие себе построения настроил!» - и спрашиваю далее:
- А ты про господа Иисуса Христа-то что-нибудь слыхал?
- Как же, бачка, - слыхал.
- Что же ты про него слыхал?
- По воде, бачка, ходил.
- Гм! ну, хорошо - ходил; а еще что?
- Свинью, бачка, в море топил.
- А более сего?
- Ничего, бачка, - хорош, жалостлив, бачка, был.
- Ну, как же жалостлив? Что он делал?
- Слепому на глаза, бачка, плевал, - слепой видел; хлебца и рыбка народца кормил.
- Однако ты, брат, много знаешь.
- Как же, бачка, - много знаю.
- Кто же тебе все это рассказал?
- А люди, бачка, говорят.
- Ваши люди?
- Люди-то? Как же, бачка, - наши, наши.
- А они от кого слышали?
- Не знаю, бачка.
- Ну, а не знаешь ли ты, зачем Христос сюда на землю приходил?
Думал он, думал, - и ничего не ответил.
- Не знаешь? - говорю.
- Не знаю.
Я ему все православие и объяснил, а он не то слушает, не то нет, а сам все на собак погикивает да орстелем машет.
- Ну, понял ли, - спрашиваю, - что я тебе говорил?
- Как же, бачка, понял: свинью в море топил, слепому на глаза плевал, - слепой видел, хлебца-рыбка народца дал.
Засели ему в лоб эти свиньи в море, слепой да рыбка, а дальше никак и не поднимется… И припомнились мне Кириаковы слова о их жалком уме и о том, что они сами не замечают, как края ризы касаются. Что же? и этот, пожалуй, крайка коснулся, но уж именно только коснулся - чуть-чуть дотронулся; но как бы ему более дать за нее ухватиться? И вот я и попробовал с ним как можно проще побеседовать о благе Христова примера и о цели его страдания, - но мой слушатель все одинаково невозмутимо орстелем помахивает. Трудно мне было себя обольщать: вижу, что он ничего не понимает.
- Ничего, - спрашиваю, - не понял?
- Ничего, бачка, - все правду врешь; жаль его: он хорош, Христосик.
- Хорош?
- Хорош, бачка, не надо его обижать.
- Вот ты бы его и любил.
- Как, бачка, его не любить?
- Что? ты можешь его любить?
- Как же, бачка, - я, бачка, его и всегда люблю.
- Ну вот и молодец.
- Спасибо, бачка.
- Теперь, значит, тебе остается креститься: он и тебя спасет.
Дикарь молчит.
- Что же, - говорю, - приятель: что ты замолчал?
- Нет, бачка.
- Что такое: «нет, бачка»?
- Не спасет, бачка; за него зайсан бьет, шаман бьет, лама олешков сгонит.
- Да; вот главная беда!
- Беда, бачка.
- А ты и беду потерпи за Христа.
- На что, бачка, - он, бачка, жалостливый: как я дохнуть буду, ему самому меня жаль станет. На что его обижать!"
Н.С. Лесков "На краю света" http://lib.rus.ec/b/132300/read
- Что ты, дикий глупец, врешь! Отчего нельзя крещеному верить? Разве крещеный вас, идолопоклонников, хуже?
- Отчего, бачка, хуже? - один человек.
- Вот видишь, и сам согласен, что не хуже?
- Не знаю, бачка, - ты говоришь, что не хуже, и я говорю; а верить нельзя.
- Почему же ему нельзя верить?
- Потому, бачка, что ему поп грех прощает.
- Ну так что же тут худого? неужто же лучше без прощения оставаться?
- Как можно, бачка, без прощения оставаться! Это нельзя, бачка. Надо прощенье просить.
- Ну так я же тебя не понимаю; о чем ты толкуешь?
- Так, бачка, говорю: крещеный сворует, попу скажет, а поп его, бачка, простит; он и неверный, бачка, через это у людей станет.
- Ишь ты какой вздор несешь! А по-твоему это небось не годится?
- Этак, бачка, не годится у нас, не годится.
- А по-вашему как бы надо?
-
Так, бачка: у кого украл, тому назад принеси и простить проси; человек простит, и бог простит.
- Да ведь и поп человек: отчего же он не может простить?
- Отчего же, бачка, не может простить? - и поп может. Кто у попа украл, того, бачка, и поп может простить.
- А если у другого украл, так он не может простить?
- Как же, бачка? - нельзя, бачка: неправда, бачка, будет; неверный человек, бачка, везде пойдет.
«Ах ты, - думаю, - чучело этакое неумытое, какие себе построения настроил!» - и спрашиваю далее:
- А ты про господа Иисуса Христа-то что-нибудь слыхал?
- Как же, бачка, - слыхал.
- Что же ты про него слыхал?
- По воде, бачка, ходил.
- Гм! ну, хорошо - ходил; а еще что?
- Свинью, бачка, в море топил.
- А более сего?
- Ничего, бачка, - хорош, жалостлив, бачка, был.
- Ну, как же жалостлив? Что он делал?
- Слепому на глаза, бачка, плевал, - слепой видел; хлебца и рыбка народца кормил.
- Однако ты, брат, много знаешь.
- Как же, бачка, - много знаю.
- Кто же тебе все это рассказал?
- А люди, бачка, говорят.
- Ваши люди?
- Люди-то? Как же, бачка, - наши, наши.
- А они от кого слышали?
- Не знаю, бачка.
- Ну, а не знаешь ли ты, зачем Христос сюда на землю приходил?
Думал он, думал, - и ничего не ответил.
- Не знаешь? - говорю.
- Не знаю.
Я ему все православие и объяснил, а он не то слушает, не то нет, а сам все на собак погикивает да орстелем машет.
- Ну, понял ли, - спрашиваю, - что я тебе говорил?
- Как же, бачка, понял: свинью в море топил, слепому на глаза плевал, - слепой видел, хлебца-рыбка народца дал.
Засели ему в лоб эти свиньи в море, слепой да рыбка, а дальше никак и не поднимется… И припомнились мне Кириаковы слова о их жалком уме и о том, что они сами не замечают, как края ризы касаются. Что же? и этот, пожалуй, крайка коснулся, но уж именно только коснулся - чуть-чуть дотронулся; но как бы ему более дать за нее ухватиться? И вот я и попробовал с ним как можно проще побеседовать о благе Христова примера и о цели его страдания, - но мой слушатель все одинаково невозмутимо орстелем помахивает. Трудно мне было себя обольщать: вижу, что он ничего не понимает.
- Ничего, - спрашиваю, - не понял?
- Ничего, бачка, - все правду врешь; жаль его: он хорош, Христосик.
- Хорош?
- Хорош, бачка, не надо его обижать.
- Вот ты бы его и любил.
- Как, бачка, его не любить?
- Что? ты можешь его любить?
- Как же, бачка, - я, бачка, его и всегда люблю.
- Ну вот и молодец.
- Спасибо, бачка.
- Теперь, значит, тебе остается креститься: он и тебя спасет.
Дикарь молчит.
- Что же, - говорю, - приятель: что ты замолчал?
- Нет, бачка.
- Что такое: «нет, бачка»?
- Не спасет, бачка; за него зайсан бьет, шаман бьет, лама олешков сгонит.
- Да; вот главная беда!
- Беда, бачка.
- А ты и беду потерпи за Христа.
- На что, бачка, - он, бачка, жалостливый: как я дохнуть буду, ему самому меня жаль станет. На что его обижать!"
Н.С. Лесков "На краю света" http://lib.rus.ec/b/132300/read