Загора и Тигит
Загора является самым крупным населенным пунктом в марокканской части Сахары. Из достопримечательностей - пожалуй, ничего. Кроме дороги. Она в такой же степени живописна, в какой и нелегка. Раньше я полагала, что не испытываю трудностей в преодолении длинных дистанций на автотранспорте. Как же я ошибалась, как же я ошибалась!
Пролегающая через горы и пустыню, эта дорога напомнила мне аттракцион "американские горки": каждые пять секунд новый резкий поворот, и пески, пески, пески. В автобусе было душно, пахло тошнотой, сумки летали по салону (а я еще удивлялась, зачем меня заставили сдать в багаж мой крохотный рюкзак, с которым я путешествую!).
Click to viewДо Сахары я не переставала насмехаться над слабостью марокканцев: их тошнит в общественном транспорте при любом удобном случае. Похоже, к концу третьей недели путешествий я стала уподобляться местному населению. Не удивительно, что к тому моменту уже все забыли мое настоящее имя и называли меня Фатимой из-за того, что я прятала под платок волосы, когда они становились грязными (эту шутку завел еще Марван в Марракеше и все подхватили).
Казалось, я попала в ад: ощущение пространства и времени было потеряно, голова кружилась, виски стучали, воздуха не хватало, на коже выступил пот. Мой сосед-француз начал блевать, и я готова была с криком "Пардон!" выхватить из его трясущихся рук пластиковый пакет, чтобы присоединиться к этому занятному развлечению.
Признаться честно, я даже не знаю, от чего меня тошнило больше в тот момент: от дороги или от ощущения собственной беспомощности и никчемности. Закатывая глаза, сползая по креслу автобуса и пытаясь отклеить слипшиеся волосы от своего вспотевшего лба, я чувствовала ужасный запах своей одежды. В тот момент, когда тело мое воротило как в стиральной машинке, сознание рисовало радужные картинки чистого тела, ванильного лосьона для тела, красивого нижнего белья, милых платьишек, ухоженных ногтей, вечернего мейк-апа, белого вина, белых простыней и белого начитанного мужчины, который читает свои белые книжки слева направо, перелистывая белые страницы белыми пальцами. Я мечтала обо всем, что раздражало меня в Москве и заставило уехать оттуда. Я настолько потеряла контроль над собой и предалась тихому отчаянию, что пообещала себе по возвращении в Россию бросить пить-курить-ругаться матом-грызть ногти, начать делать маски для лица, быть девочкой и во всем слушаться маму.
Во время пятнадцатиминутной остановки посреди гор мы купили лимон. Американец Натан приказал царапать и нюхать его оставшуюся часть дороги, чтобы не проблеваться. К счастью, он мне не пригодился.
В Загоре мы остановились в гостях у учителя физкультуры по имени Абдул, который делит свое жилище с другом-пасечником. Ворвавшись в дом физкультурника и завидев душ, стиральную машинку и кухню, мы, рыдая, начали целовать пол в нашем новом доме, чем до ужаса перепугали соседа Абдула.
На самом деле пасечник оказался не таким уж пугливым (иначе как бы он был пасечником, пчелы ого-го как кусаются!). Когда после большой стирки все мои друзья вместе с хозяином дома отправились на крышу, чтобы развесить по веревкам центнер отстиранной одежды, этот изъясняющийся исключительно на французском повелитель пчел начал просить меня о поцелуе и объяснять, что мое лицо "секси" (а ведь я к тому моменту еще не успела принять душ!).
Я уже приготовилась, было, продемонстрировать своему новому ухажеру кольцо своей бабушки на безымянном пальце левой руки, но ехидная улыбка на моем лице не продержалась и двух секунд. Монетка, во время стирки улетевшая в дырку в полу, именуемую в Марокко туалетом, оказалась пятидесятилетним золотым кольцом бабушки. В течение последующих пятнадцати минут я бездумно кивала головой под французское лепетание пасечника, не моргая и проклиная свою невнимательность и бестолковость.
Когда мои друзья вернулись с крыши, я поведала им свою грустную туалетно-обручальную историю. Физкультурник объяснил своему любвеобильному другу причину моей печали, после чего пасечник не долго думая нацепил на свою руку пластиковый пакет и засунул руку в толчок, чтобы достать из какашек мое золотое кольцо.
После минуты ковыряния в говне, моих криков "Да бросьте вы это дело!" и раскатистого смеха бестолкового американца пасечник, стоя на одном колене перед толчком и глядя в мои глаза, протянул мне грязное обручальное кольцо. Несомненно, это была одна из самых романтичных сцен в моей жизни, но я очень надеюсь, что когда я вырасту и у меня появится настоящий жених, моя помолвка будет иной.
Вероятно, пасечник надеялся, что после такого отважного поступка я проведу с ним ночь страсти и вожделения, но, отмыв кольцо от фекалий и полив его литром хлорки, я отправилась в соседний дом, где проживал друг Абдула: Вики подцепила его на крыше, развешивая постиранное белье, и тот предложил ей и ее подруге (то есть мне) ночевать у него.
Пробиваясь сквозь темноту пустыни в соседний дом, я уже приготовилась, было, распогонять очередного арабского засранца, позарившегося на тело наивной блондинки, но, оказавшись в доме Али, невероятно красивого преподавателя английского языка и литературы, и увидев на его письменном столе томик Томаса Манна, растаяла и расплылась в улыбке.
За традиционным чаем, с которого в Марокко начинается любое знакомство, хозяин дома на своем безупречном английском рассказал о том, как писал в университете дипломную работу по Самюэлю Беккету. Он бесконечно рассказывал смешные истории и осыпал нас с Вики комплиментами. Продемонстрировав несколько любимых книг по истории искусства, а также сборники Набокова, Ахматовой и Бродского, наш новый друг начал зачитывать на английском свои стихи, и Вики не переставала вопить о том, какой он милый, этот наш новый знакомый. После этого Али рассказал о том, как ежедневно после работы тренируется в спортивном зале и ни разу в жизни не пил и не курил. Мне становилось скучно, я начинала зевать. Однако учитель английского придумал новое развлечение: он начал демонстрировать мне (Вики к тому моменту ушла спать в соседнюю комнату) коллекцию своего парфюма и тихо прошептал: "Этот парфюм с феромонами". Испугавшись, что мужские феромоны окажут на меня действие, я выразила желание отправиться спать вслед за подругой как можно скорее. "Если хочешь - ты можешь остаться здесь, а я уйду в другую комнату", - прошептал Али, указывая на свою постель с шелковыми простынями серебристого цвета. Я отказалась.
Утром я проснулась раньше подруги. Али уже вернулся с занятий. "Что тебе снилось сегодня ночью?", - поинтересовался он. "Ничего", - зевая и почесывая макушку произнесла я, уже предугадывая речь, которая последует за моим ответом. "А мне, - тихим голосом начал учитель английского, - снилась ты...", - он замолчал, уставившись на меня, ожидая, вероятно, увидеть на моем лице слезы счастья, удивления и восторга. "Ммм, и что же было в этом сне?", - спросила я ради приличия, не желая на самом деле слышать ответ. "Мне приснилось, что я проснулся ранним утром, пока ты еще спала, и приготовил для тебя завтрак, - я нахмурилась, чтобы не проблеваться от высокой концентрации мимимишности, - и тогда я встал и приготовил для тебя завтрак", - заключил Али и указал на красиво сервированный стол, где меня ожидал завтрак.
Поедая пирожные и размышляя о том, почему такой идеальный и безупречный молодой человек не вызывает у меня никакого интереса, я поинтересовалась у Али: что бы он хотел изменить в себе и что ему не нравится в его характере. Мой вопрос вогнал собеседника в ступор: "Я не понимаю, о чем ты. Меня все устраивает в моей характере. Я хороший человек, но предела совершенству, конечно, нет". Мне стало скучно и тоскливо.
Через несколько часов в Загору приезжал еще один поклонник моих прекрасных глаз: Юссеф, у которого мы с Вики останавливались в Эс-Сувейре, истосковавшись по мне, взял пятнадцатичасовой автобус до пустыни и примчался к нам на выходные.
Недалеко от Загоры, в крохотной берберской деревеньке Тигит, расположен родительский дом Юссефа. Родители нашего приятеля уже давно перебрались в Касабланку, а дом пустует. Была пятница - в Марокко в этот день готовят кускус - и соседи Юссефа пригласили нас на обед.
Забыв о том, что в пятницу все идут молиться в мечети, я, умирая от жары, нацепила перед поездкой в деревню футболку и короткие шорты, чем словила массу косых и осуждающих взглядов на улице.
Берберская семья, пригладившая нас на обед, состояла из престарелой пары и их взрослой дочери - естественно, на английском никто не изъяснялся.
Пока готовился кускус, мы, сидя на холодном полу глиняного дома и отмахиваясь от мух пальмовыми ветками, в молчании смотрели по телевизору футбольный матч вместе с хозяином, сморщенным беззубым старичком.
Я не знаю, что за проклятье преследует меня в арабских странах, но где бы я не появлялась в компании своих русских и европейских друзей и подруг - все внимание местных обращается ко мне. Вот и на этот раз - хозяйки дома начали восхищаться моими глазами и восторженно трогать кожу на моих руках. В самом деле, я ума не приложу, что не так с этими глазами - у немок, которые были со мной, такие же голубые и зеленые глаза!
Берберские женщины потащили меня на кухню и начали учить готовить кускус, перемешивая руками горячую кашу. Юссеф перевел, что они хотят сосватать меня своему родственнику, добавив от себя, что этот родственник - богатый пастух.
Кускус - единственное блюдо в Марокко, которое я не люблю (и которое меня заставляют есть каждую пятницу). Куча взбитой крупы сверху засыпается горячими овощами, после чего все усаживаются вокруг этого блюда (все, кроме женщин - они скромно сидят в стороне, наблюдая, как мужчины и гости поедают приготовленное ими угощение) и начинают руками скатывать из крупы шарики, иногда с помощью кефира.
Все это до ужаса неэстетично и невкусно. Я скромно ковыряла хлебушком овощи, но Юссеф начал скатывать для меня шарики кускуса и заставлять принимать пищу из его рук. Отказываться было неудобно, и охватывавшее мной чувство брезгливости порождало бесконечные рвотные позывы, которые я пыталась скрыть за набитой крупой улыбкой, весело выпученными глазами и отчаянными кивками головой.
Когда пришло время чайной церемонии, хозяин дома налил в рюмку для текилы мятный отвар: как-то прогуливаясь по суку (рынку) он увидел эту посуду, своей необычной формой она так привлекла его, что за пять дирхамов он приобрел эту красивую стекляшку и теперь всегда пьет из нее чай.
Старичок вообще оказался шопоголиком и модником: нашему немцу Францискусу он предложил об меняться головными уборами, полюбив его бейсболку.
Усевшись на ступеньки берберского дома, щурясь под солнцем, отгоняя от себя мух и бездумно луща мандарины, мы с Вики заметили нескольких деревенских девочек, с интересом уставившихся на нас из-за угла улицы. Немка начала жестами объяснять детям, что хочет познакомиться, но они боялись приблизиться к нам, шептались и смеялись: светлокожие туристы бывают в этих краях раз в сто лет. Лишь пять минут спустя одна осмелевшая девочка решила все-таки воспользоваться уникальной возможностью попрактиковать разговорный английский и прокричала на всю улицу: "Вот из йор нейм, мадам?". Так у нас с Вики появились новые подружки, которые после нескольких подаренных им монеток стали вообще чуть ли не лучшими нашими друзьями.
Уезжая из Тигита, мы поймали микроавтобус, который объезжает все деревни округи и собирает сельских учителей, проживающих в Загоре. В одной из деревень нам пришлось особенно долго ждать пузатого нерасторопного директора, и от скуки я забралась на пальму.
Белая девица в коротких шортах на пальме - невиданное зрелище! Полдеревни сбежалось, чтобы поглазеть на меня, начался крик, свист и галдеж - ревнивый Юссеф приказал немедленно слезать с дерева, пока я рассылала воздушные поцелуи очередным поклонникам.
Вернулись в город как раз к вечерней молитве. После того, как Юссеф помолился в мечети и упаковал в свой рюкзак три литровых бутылки водки, мы отправились в другое пустынное селенье - маленький поселок под названием Мхамид, где нас ожидали три дня бесконечного харама.