Мы подали заявление и наконец стали что-то обсуждать. "Давай придумаем наряды", - говорил Ваня. Я отвечала: "Давай", ложилась и засыпала. На фоне недавнего стресса и угнетающей жары это не казалось мне странным ( Read more... )

Моменты, когда все рушится ( Read more... )

Когда все кажется беспросветным, я думаю о Шри-Ланке. Что она существует прямо сейчас.

( Read more... )

Вчера позвонил товарищ деда, потерявший с ним связь. Спросил: "Это Алина Мерзликина?"
Я-то, в отличие от мамы, уже не была Мерзликиной. Подумала, что больше и нет людей, которые могли бы связать меня с ним и так обратиться.


( Read more... )

Иногда родные люди появляются неожиданно. Как подарок от Дорогого Мрзд.
Я рассматривала Дашины детские фотографии, и мне казалось, что я все это знаю. Как будто это и мое детство тоже.
Хотя оно было другим. Там деревянные дома, тайга, поросшие мхом валуны среди берез. Но эта девочка тоже любила гулять одна и читала летние книги, лежа на печи ( Read more... )

Весной я видела длинный смутный сон. Среди прочего там был такой эпизод. Я возвращаюсь домой. Теплые сумерки. У подъезда сидят мрачные мужчины, на вид какие-то уставшие работяги. Один из них поднимает с земли мужскую рубашку в пыли и остинках сена, говорит мне: постирай. Я понимаю, что спорить не надо, и беру ее. Поднимаюсь - а у нас нет двери, и ( Read more... )

Я не могу любить Ю непосредственно, как и Курта - всегда смотрю на них глазами Алены. И все же люблю. Ю говорит: "Просто есть музыка... а есть не музыка". Я могла бы сказать это о самом Ю. Ему идет эта чужая белая гитара. Сегодня он поет по-настоящему, и мне хочется, чтобы это не заканчивалось никогда.

Несколько часов, каждый день. Остановки, пересадки. Ручки пакетов оставляли на ладонях глубокие багровые следы. Я ненавидела эту дорогу - каждый поворот, каждый светофор. Трамвайные рельсы. Тошнотворный универсам. Двери подъезда, красный линолеум, ржавые конфорки электроплиты ( Read more... )

Между этими фотографиями почти девять лет.


( Read more... )