Афонские записки. Часть 2. Входная.
Прибытие на Афон.
В пять утра мы уже мчались в Фессалоники. Отец Серафим жаловался, что и тут отношение к монашеству все более и более негативное, а у молодежи даже насмешливое. Посоветовал не относиться к Афону мечтательно, потому как люди они везде люди. И кабанчиков, мол, на Афоне жарят иногда. Подарил четки на палец, сказав, что они куда удобней, чем понтовая сотица. Утром меня передали отцу Мелетию из Буразери. Здоровенный, с белой дедоморозовской бородищей, крупным носом, он всю дорогу веселил такого же здоровенного и седобородого отца Евсевия, который раскатисто хохотал сжимая губы трубочкой, от чего звук хохота был совершенно сантаклаусный, что-то вроде «ху-ху-ху-уууу!». Звуки греческого веселья «ху-ху-ху-уууу!» чередовались с звуками греческого удивления «по-по-поо!». Длиннющая дорога до Уранополиса клонила в сон буйную головушку, но главное разочарование ждало на причале. Парома небыло из-за больших волн! Мы выехали на пустой причал, который волны и вправду захлестывали, перелетая на другую сторону. Отцы решили возвращаться в Салоники, а я решил остаться в Уранополисе. И пока я безуспешно пытался связаться с местными гостиницами и одесской турфирмой, вдруг вернулись отцы и сообщили, что есть паром! Паром грузно подлетал над пирсом, однако о.Евсевий умело завел наш Спринтер задним ходом на палубу и вот я уже стою на ней, разглядывая знакомое побережье Афона. Надежды на меньшее количество людей на пароме в зимнее время не оправдались. Людей немеряно. Так, даже удивительно было видеть в Дафни огроменную толпу людей, как всегда, без единого женского лица.
Еще немного нудной езды по серпантинам Афона и вот мы в Буразери. Вижу воочию тех, кого знал по письмам и звонкам, понимаю что переживания по поводу внешнего вида были напрасны: по этому поводу тут особо никто не парится. Впрочем, мантию я тащил зря, в Белозерке это чисто богослужебное облачение очень редко используется, а русскую рясу сказали убрать и выдали греческую, «чтобы не выделялся». Особый момент «поклонения» на службе немного смущает закавыристостью беготни от иконы к иконе и новизной, но в общем чувство монастыря по хорошему потрясает своей простотой и честностью жизни. Старцы, игумен, священники имеют привилегию не прятаться по уголкам, а находятся на протяжении служб на виду у всех, прибывающими в видимом внимании и трезвении, чего не скажешь о паломниках греках, которые явно приезжают пить кофе и трепаться, вдали от своих двуногих церкулярок благоверных супруг.
В обрядовой стороне отличий так же хватает по мелочам. Например, камилавка в Белозерке практически никогда не снимается. Вместо нее снимается наметка, а камилавка остается всегда, кроме Великого Входа и евхаристического канона и Причастия, даже на чтении Евангелия и Апостола. Однако в алтаре наоборот, она не надевается никогда. Камилавка надевается только на полном каждении, перед выходом из алтаря. На малый вход камилавка тоже не надевается. Тропари на малом входе поют сами священники, а не хор.
Вначале, когда я писал эти строки, мне казалось, что эти традиции едины для всех обителей святой горы, однако позже я убедился, что это не так.
Большое внимание уделяется посту перед причастием, по этой причине вне постов в воскресенье братия обычно не причащается, только паломники приехавшие специально поговеть. Соборное причастие братии происходит по вторникам, четвергам и субботам.
В дни поста в субботу после литургии на трапезе дают гарнир с морскими гадами, вечером сухоедение.
Братия прикладывается к иконописным изображениям находящимся в храме, но «по старшинству», древности и чудотворности.
Храмы обязательно делятся на три части: притвор, литийная и трапезная. Катапетасму на вечерней открывают снаружи, не заходя в алтарь. Даже служащий священник находится среди всех, перед алтарем, подавая возгласы снаружи. Епитрахиль на вечерней одевается для начального возгласа, ектений и отпуста. На бдении Евангелие читается в алтаре, а потом его выносит священник на середину трапезной части и по старшинству все находящиеся в храме прикладываются к нему. На этом же месте дается отпуст литургии и раздается антидор.
В трапезной по традиции Буразери никогда не едят в рясах (хотя например в Великой Лавре наоборот, без ряс в трапезную не пускают. Ряса в Буразери - это одежда исключительно для храма, поэтому рясы не забирают как у нас по кельям (как и наметки), но вешают при входе в храм на личные крючки. Так делают все, от настоятеля до монаха, с той лишь разницей, что крючок настоятеля ближе к входу.
Интересный византийский экивок: если кроме настоятеля есть еще один равный по сану но старший по хиротонии, то официальные, титульные документы подписывает он, как тут говорят: «по первенству чести».
В дни когда нет поста четки длинные не носят. Не заметил я на службах ни у кого даже сотицы. Максимум тридцатки которые носят на запястье. Вообще в повседневной жизни все настолько честно, что даже оторопь берет.
Кормят кстати прекрасно. Часто дают здоровенную фасоль в соусе, оченно вкусную и после которой особо не пучит. Потом еще вареные будяки, это такая трава непонятная, которую отваривают и щедро облив оливковым маслом подают остывшей. Позже оказалось что это шпинат. Есть можно. Сыр такой, по-итальянски твердый, соленый густой кефирчик, тоже кстати не расстраивающий желудок. Яйца жареные и вареные, яблоки, киви, апельсины, шоколадные батончики или небольшие бисквитики или кусочки тортика, вино и воду. Греки пьют круглый год холодную воду, но с помощью моего русскоговорящего куратора, поляка, отца Гавриила мы храним «славянскую традицию» с разрешения настоятеля заваривая после трапезы себе чаи.
В пять утра мы уже мчались в Фессалоники. Отец Серафим жаловался, что и тут отношение к монашеству все более и более негативное, а у молодежи даже насмешливое. Посоветовал не относиться к Афону мечтательно, потому как люди они везде люди. И кабанчиков, мол, на Афоне жарят иногда. Подарил четки на палец, сказав, что они куда удобней, чем понтовая сотица. Утром меня передали отцу Мелетию из Буразери. Здоровенный, с белой дедоморозовской бородищей, крупным носом, он всю дорогу веселил такого же здоровенного и седобородого отца Евсевия, который раскатисто хохотал сжимая губы трубочкой, от чего звук хохота был совершенно сантаклаусный, что-то вроде «ху-ху-ху-уууу!». Звуки греческого веселья «ху-ху-ху-уууу!» чередовались с звуками греческого удивления «по-по-поо!». Длиннющая дорога до Уранополиса клонила в сон буйную головушку, но главное разочарование ждало на причале. Парома небыло из-за больших волн! Мы выехали на пустой причал, который волны и вправду захлестывали, перелетая на другую сторону. Отцы решили возвращаться в Салоники, а я решил остаться в Уранополисе. И пока я безуспешно пытался связаться с местными гостиницами и одесской турфирмой, вдруг вернулись отцы и сообщили, что есть паром! Паром грузно подлетал над пирсом, однако о.Евсевий умело завел наш Спринтер задним ходом на палубу и вот я уже стою на ней, разглядывая знакомое побережье Афона. Надежды на меньшее количество людей на пароме в зимнее время не оправдались. Людей немеряно. Так, даже удивительно было видеть в Дафни огроменную толпу людей, как всегда, без единого женского лица.
Еще немного нудной езды по серпантинам Афона и вот мы в Буразери. Вижу воочию тех, кого знал по письмам и звонкам, понимаю что переживания по поводу внешнего вида были напрасны: по этому поводу тут особо никто не парится. Впрочем, мантию я тащил зря, в Белозерке это чисто богослужебное облачение очень редко используется, а русскую рясу сказали убрать и выдали греческую, «чтобы не выделялся». Особый момент «поклонения» на службе немного смущает закавыристостью беготни от иконы к иконе и новизной, но в общем чувство монастыря по хорошему потрясает своей простотой и честностью жизни. Старцы, игумен, священники имеют привилегию не прятаться по уголкам, а находятся на протяжении служб на виду у всех, прибывающими в видимом внимании и трезвении, чего не скажешь о паломниках греках, которые явно приезжают пить кофе и трепаться, вдали от своих двуногих церкулярок благоверных супруг.
В обрядовой стороне отличий так же хватает по мелочам. Например, камилавка в Белозерке практически никогда не снимается. Вместо нее снимается наметка, а камилавка остается всегда, кроме Великого Входа и евхаристического канона и Причастия, даже на чтении Евангелия и Апостола. Однако в алтаре наоборот, она не надевается никогда. Камилавка надевается только на полном каждении, перед выходом из алтаря. На малый вход камилавка тоже не надевается. Тропари на малом входе поют сами священники, а не хор.
Вначале, когда я писал эти строки, мне казалось, что эти традиции едины для всех обителей святой горы, однако позже я убедился, что это не так.
Большое внимание уделяется посту перед причастием, по этой причине вне постов в воскресенье братия обычно не причащается, только паломники приехавшие специально поговеть. Соборное причастие братии происходит по вторникам, четвергам и субботам.
В дни поста в субботу после литургии на трапезе дают гарнир с морскими гадами, вечером сухоедение.
Братия прикладывается к иконописным изображениям находящимся в храме, но «по старшинству», древности и чудотворности.
Храмы обязательно делятся на три части: притвор, литийная и трапезная. Катапетасму на вечерней открывают снаружи, не заходя в алтарь. Даже служащий священник находится среди всех, перед алтарем, подавая возгласы снаружи. Епитрахиль на вечерней одевается для начального возгласа, ектений и отпуста. На бдении Евангелие читается в алтаре, а потом его выносит священник на середину трапезной части и по старшинству все находящиеся в храме прикладываются к нему. На этом же месте дается отпуст литургии и раздается антидор.
В трапезной по традиции Буразери никогда не едят в рясах (хотя например в Великой Лавре наоборот, без ряс в трапезную не пускают. Ряса в Буразери - это одежда исключительно для храма, поэтому рясы не забирают как у нас по кельям (как и наметки), но вешают при входе в храм на личные крючки. Так делают все, от настоятеля до монаха, с той лишь разницей, что крючок настоятеля ближе к входу.
Интересный византийский экивок: если кроме настоятеля есть еще один равный по сану но старший по хиротонии, то официальные, титульные документы подписывает он, как тут говорят: «по первенству чести».
В дни когда нет поста четки длинные не носят. Не заметил я на службах ни у кого даже сотицы. Максимум тридцатки которые носят на запястье. Вообще в повседневной жизни все настолько честно, что даже оторопь берет.
Кормят кстати прекрасно. Часто дают здоровенную фасоль в соусе, оченно вкусную и после которой особо не пучит. Потом еще вареные будяки, это такая трава непонятная, которую отваривают и щедро облив оливковым маслом подают остывшей. Позже оказалось что это шпинат. Есть можно. Сыр такой, по-итальянски твердый, соленый густой кефирчик, тоже кстати не расстраивающий желудок. Яйца жареные и вареные, яблоки, киви, апельсины, шоколадные батончики или небольшие бисквитики или кусочки тортика, вино и воду. Греки пьют круглый год холодную воду, но с помощью моего русскоговорящего куратора, поляка, отца Гавриила мы храним «славянскую традицию» с разрешения настоятеля заваривая после трапезы себе чаи.