http://runcib.ru/detektiv/3657-sergejj-alikhanov-gon-2011.htmlhttp://rutracker.org/forum/viewtopic.php?t=516363http://audioboo.ru/alihanovserg/735-alihanov-sergey-gon.html и еще на 43 тысячах сайтов -
http://yandex.ru/yandsearch?lr=213&text=%D0%B3%D0%BE%D0%BD+%D1%81%D0%B5%D1%80%D0%B3%D0%B5%D0%B9+%D0%B0%D0%BB%D0%B8%D1%85%D0%B0%D0%BD%D0%BE%D0%B2 - Рим исчез, Карл Великий упал, следом и Бонапарт покатился. Австро-Венгрия лопнула, потом Великобритания на кусочки рассыпалась... Пора и нам в развал ...
Ведь Россия только потому так долго их всех возле себя смогла продержать, что эти республики держались вокруг нее на экономических присосках.
- Главной характеристикой нашей экономики является постоянный поиск виноватого.
13.
Утром этого дня, как уже много недель подряд, Кутяпкин все пытался дозвониться до Барышникова, но вновь и вновь натыкался на его помощника, Валерия Ивановича, этого вежливого, но весьма неприятного балеруна. И Кутяпкину опять приходилось без толку перед ним лебезить. Самое ужасное было то, что его человек из госбанка, обеспечивший уже закрывшийся, последний канал перегона cредств из республики в республику, этот нужный человек, на которого он тогда сам же и вывел банкира, перестал отвечать на звонки, а затем уволился из банка и исчез.
Немыслимые, огромные объемы невозвратных кредитов из “чучмекистана” уже беспрепятственно прошли, пробились - сначала струйкой - миллиард, два, а потом и водопадом - десятками миллиардов, прохлынули, прошмыгнули в Россию через благотворительную, мгновенно разверзшуюся гигантскую щель, и тут же, в считанные часы, а то и минуты “серыми” транзакциями канули за бугром.
Кутяпкин по другим каналам точно узнал, что Барышников этой операцией не удвоил, а удесятерил капитал, и буквально за несколько дней превратился на мировом финансовом небосклоне из рядового магната в знаковую фигуру всего российского бизнеса.
Башковитые финансовые басмачи, которые вовремя снюхались с Барышниковым, уже побывали в Москве, получили из его щепетильных рук свою золотую долю перелетных республиканских капиталов. Никто из этих чурок зеленым налом практически ничего не взял, а прямо через тот же Престиж-банк они прогнали свои бабки дальше - на Багамы, Мальдивы, на Сейшельские острова, в край вечной весны, где у Барышникова есть карманные офшорные банки. На самом прогоне Барышников тоже нажился. А сметливые чучмеки из Шереметьева полетели, конечно, не назад в угольнопыльный Экибастуз, и не в отравленный Кокчетав, а навсегда умчались вслед за своими деньгами в веселые, карнавальные государства. И как белые люди, уже купили там по скромной мраморной вилле, и беспечно резвятся на охраняемых пляжах в ласково-нежных волнах прибоя...
читать
А Кутяпкин все названивает, и названивает в Престиж-банк, и чем чаще он беседует с этим балеруном, с этим законченным педерастом Валерием Ивановичем Дулистовым-Китайским, тем яснее понимает, что если Барышников ему не даст хотя бы тысяч шестьсот-семьсот долларов - о своих законных процентах он уже и не мечтает - то это означает, что банкир на нем, на Кутяпкине, поставил крест. Причем не фигуральный крест, а самый что ни на есть настоящий - перекрестье киллеровского прицела.
Но все еще теплится у Кутяпкина надежда, которая, кстати, умирает не последней, а предпоследней - последним умирает сам надеющийся. Слышал он, да и опытные люди ему говорили, что Андрей Андреевич крови не любит, точнее, не очень любит, но зато обожает всяческие выкрутасы.
Невероятно, но так и оказалось! Кутяпкин все слушал в трубке длинные гудки - уже и помощник, вихляющийся шаркун, перестал ему отвечать, и как раз в это время дверь в его кабинет открывается и входит сам банкир Барышников с немаленьким чемоданчиком в руке!
Тут уже не важно стало Кутяпкину сколько в нем, в этом чемоданчике, принес ему Андрей Андреевич, а главное, вот он - этот чемоданчик, символ продолжения его кутяпкинской изумительной жизни! Хотел было вскочить Кутяпкин, поприветствовать своего спасительного гостя, а его от умиления и радости ноги не держат, и Семен Петрович в кресло обратно повалился. Надо же - оценил его труд, и пощадил его старость Барышников, благослови его Господь!
- Сидите, сидите Семен Петрович! - улыбается Андрей Андреевич.
Особенно приятно Кутяпкину, что мордоворотов в приемной оставил человек - уважение оказал и ему, и соблюл министерский пиетет, последнюю субординацию, в этом разошедшемся по всем швам, бесповоротно разнузданном обществе!
Барышников продолжает разговор, поскольку видит, что у Кутяпкина горло перехватило судорогой благодарности:
- Хорошо поработали, а главное - вовремя. Такого случая в нашей с вами жизни больше уже не представится, - и тут банкир дружески подмигнул полуминистру.
И Кутяпкин в ответ коротко, но очень тепло хохотнул.
- Да, Семен Петрович, империя рушится, щепки летят, - и Барышников поглядел на Семена Петровича с некоторым удивлением: “Онемел, что ли, чиновник?”
Судорога в горле чуть отпустила, и Кутяпкин тут же поддержал понятный, может быть, только им двоим во всей этой рушащейся империи, разговор. Как культурный человек, он сразу же сделал обобщение:
- Рим исчез, Карл Великий упал, следом и Бонапарт покатился. Австро-Венгрия лопнула, потом Великобритания на кусочки рассыпалась... Пора и нам в развал ...
Андрей Андреевич тянуть резину больше не стал, положил чемоданчик на стол перед Семен Петровичем и опять повторил:
- Хорошо поработали, как Ленин в 18-ом году!
Семен Петрович когда-то вместе с Андрей Андреевичем изучали экспроприаторские дисциплины. Тем не менее по лицу чиновника скользнула тень недоумения, и поэтому банкир счел должным пояснить остроту непонятливому соученику:
- Взяв власть, наши славные коммуняки, удачно манипулируя массовыми расстрелами, отняли у эксплуататоров средства производства, а заодно и все, нечестно ими нажитое. А теперь и мы с вами, дорогой Семен Петрович, чтобы подольше нам продержаться у руля, отнимаем у бывших сограждан из периферийных республик все то, что они нечестно нажили, пользуясь нашей либеральной, и по сути, антиимперской политикой.
Ведь Россия только потому так долго их всех возле себя смогла продержать, что эти республики держались вокруг нее на экономических присосках. Уровень жизни в провинции был значительно выше, чем в метрополии. Зато теперь, мой добрый друг, вы как раз и держите эту разницу в уровнях жизни в своих руках, - и Барышников поднятой бровью указал на чемоданчик.
Кутяпкин изо всех сил сдерживал богатейшую мимическую гамму, которая так и просилась ему на лицо, поскольку считал неуместной любую гримасу в присутствии столь значительного человека.
Барышников сделал паузу, посмотрел на подергивающиеся щеки Кутяпкина и закончил:
- Но, как говорится, доход не живет без хлопот. Позвольте мне вас покинуть, и порекомендовать положить вашу долю ко мне в банк - я недавно открыл депозитарий. Время, сами знаете, военное, всякое может случится. А мне пора на “Красные баррикады”, решил взглянуть на завод, который, тоже благодаря исключительно вашим заботам, Семен Петрович, мне удалось прибрать к рукам.
- Решили, Андрей Андреевич, модернизировать завод. Очень своевременное инвестирование! - одобрительно кивнул без пяти минут министр, приветствуя инициативу патриотически настроенного банкира.
- Опять мне приходится вам растолковывать элементарные вещи! Меня удивляет, как вы, абсолютно не понимая, что происходит, все еще продолжаете нами с успехом руководить! - опять иронизирует Барышников.
Банкира хлебом не корми, дай только поёрничать. А Кутяпкину неудобно прямо во время разговора лезть в чемоданчик.
- Какая у нас при социализме была экономика? - спросил банкир, и тут же сам ответил, - Затратная. Но усилия наших блестящих реформаторов полностью перестроили ее и превратили из затратной в абстинентскую, или в экономику абстинентов.
Барышников посмотрел, реагирует ли Кутяпкин, но увидел, что аппаратчик продолжает пыжиться, и изо всех сил сдерживает желание нажать на кнопочку защелки, и открыть крышку чемоданчика.
Банкир, с иезуитской настойчивостью, решил потратить еще две драгоценные минуты и обнародовать, пусть в столь узкой аудитории, свои последние экономические шуточки:
- Главной характеристикой нашей экономики является постоянный поиск виноватого. Если я, предположим, вложу деньги в “Красные баррикады”, то я и буду виноват в их неминуемом банкротстве. За мои же деньги и Латунный, и ваше министерство, и все газеты, которые я не успею купить, через полгода хором меня обвинят в том, что я лишил рабочих и администрацию завода последней возможности проявить энтузиазм, на котором, собственно, там все и держалось. Вы меня понимаете?
Наглый банкир за принесенные деньги обязывал чиновника выслушивать напыщенные нравоучения. Семен Петрович терпеливо ответил:
- Не совсем.
- Вы любите Гашека? - неожиданно спросил Барышников.
- Не могу сказать, что очень.
- У него в “Бравом солдате Швейке” есть славный персонаж - кадет Биглер, который обожрался пирожными, а потом обделался. Помните такого?
- Припоминаю, - сказал Семен Петрович и подумал: “Вот тешится, вот резвится негодник, а выставить невозможно.”
- Вся наша абстинентская экономика в точности, как тот кадет - сколько в нее ни инвестируй, сколько ни корми ее из своих рук пирожными, она все равно обделается. Между кадетом Биглером и нашей экономикой есть только одна небольшая разница - пресловутый кадет, после того как он обделался, не ставил в вину свои грязные подштанники тем, кто дал ему пирожные. А ваш друг Латунный, которого вы так горячо мне тогда рекомендовали, да и вы сами, Семен Петрович, гораздо сообразительнее этого хрестоматийного абстинента.
- Вы хотите сказать, что Латунный, если вы инвестируете средства в завод, потом вместе со мной будет вас же обвинять в его развале? - с достоинством уточнил Кутяпкин, вместо того, чтобы дать по морде этому наглецу.
- Непременно! Не самих же себя вы будете обвинять?! Впрочем, лет через пять-шесть, когда нас с вами уже тут не будет, в этом нашем национальном биглеровском симптоме предстоит еще убедиться всем этим западным дуракам-инвесторам, которые, по своей глупости, сейчас лезут сюда со своими розовыми пирожными, то есть с зелеными миллионами долларов. Этих западных болванов мы и обвиним потом в нашем полном развале!
- Куда же мы с вами денемся через пять лет? - улыбнулся Кутяпкин, услышав только то, что его непосредственно касалось.
- Уедем, если успеем. А пока нам всем придется пойти в фарватере американской экономики, - пояснил банкир.
- Как? - опять не понял член Коллегии.
- Задом вперед, - цинично закончил банкир и протянул руку для пожатия.
К Кутяпкину давно уже вернулись силы, временно угнетенные первой радостью, и он вскочил, чтобы проводить благодетеля. Барышников у дверей полез в боковой карманчик и протянул чиновнику маленький прямоугольный листочек бумажки, на котором были написаны цифры - “3728”.
- Чтобы вы не мучались с замочком, - объяснил Барышников.
Пока Кутяпкин глядел на цифры, банкир исчез.
Кутяпкин тут же повернул ключ, проверил - прочно ли заперлась дверь, быстро вернулся к столу, набрал цифровой код, открыл чемоданчик и подсчитал пачки стодолларовых купюр, плотно пришлепнутых посередине темно-вишневыми облатками Первого федерального резервного банка Соединенных штатов Америки.
“Двадцать пять пачек! Подонок! Все мозги мне тут заполоскал! Всего двести пятьдесят тысяч! Это плевок в лицо!” - с негодованием чуть не закричал Кутяпкин, - “Нет, не может такого быть! Этот сукин сын наверняка перепутал чемоданчики.” Чиновник внимательно осмотрел многочисленные перемычки и карманчики для бумаг, и обнаружил в чемоданчике только одно из тех своих собственных факсовых сообщений, присланных из “Казпочтабанка”, которые он тогда вручил Барышникову.
На этой его копии тонким карандашом было обведено слово “расчотном” и три небольшие крапинки на самом белом листе. В самом низу страницы тем же карандашом было написано:
“С легким паром!”
- Что за глупость такая?! - возмутился вслух Кутяпкин.
Он в раздражении встал, потянул за шнур и поднял белые шелковые занавеси-”маркизы” на одном из своих широких окон. Его недовольному, его до глубины души возмущенному взору, открылось пересечение двух оживленных московских улиц, запруженных в обе стороны автомобилями. Сотни, тысячи людей шли, стояли возле палаток и лотков “Мороженое”, ныряли в подземные переходы, заходили в магазины и выходили из них с пакетами, свертками , сумками. Все люди чего-то несли в руках. Прохожие, как обычно, внимательно смотрели себе под ноги или оглядывали одежду и обувь встречных, или мельком скользили безразличными взглядами по лицам друг друга. Ни на министерское здание, ни, тем более, на высокие окна его кабинета, никто и никогда не поднимал глаз. Кутяпкину вдруг стало противно смотреть на этих нищих пигмеев, он сделал брезгливую гримасу, чуть высунул язык и поднял пыльные “маркизы”. Чиновник продолжал кипеть:
“Проклятие! “С легким паром!” Хамство какое! Умыл меня, обсчитал и теперь ещё нагло насмехается. В банке запрятался, гнида, а в баньке настоящей, наверное, и не был никогда! Наподдавать бы ему парку - тут же бы пробкой вылетел, и хорошо бы разбился на скользком полу о бортик бассейна.
Кстати, давненько я не парился...”
Кутяпкин сделал паузу во внутреннем диалоге и вдруг с ужасом понял, что же означает эта карандашная, еле заметная надпись на факсовом сообщении - “С легким паром!” - и похолодел.
“Это значит, что Барышников проверил весь огромный штат сотрудников, и всех их жен, и родственников на связь с ним, с Кутяпкиным, и удостоверился, что ни в одном из отделений Престиж-банка нет ни одного “крота”, который бы скидывал служебную информацию. Это означает, что супер-компьютер “Крэг”, купленный Барышниковым в обход закона Джексона-Вэника, категорически запрещающего экспорт в Россию американских военных супер-компьютеров (Кутяпкин и тут по своей доброте почти бесплатно помог Барышникову), этот самый супер-компьютер “Крэг”, со всей многочисленной обслугой, работал не одну неделю, используя мириады сверхчипов, перебрал все возможные контакты Кутяпкина с информационным потоком из “чучмекистана” и из московского банковского мира. Это значит, что служба безопасности Престиж-банка каким-то немыслимым образом сумела вычислить и определить, как к Кутяпкину попали эти важнейшие факсовые сообщения. Это значит, что банкир Барышников точно знает, что Кутяпкин перехватил эти листочки совершенно случайно - ведь он их в бане-бомбоубежище стащил, где они с Чумой его возвращения из Курска праздновали...”
И тут же негодование Семена Петровича сменилось восторгом, даже мистическим преклонением перед могуществом банкира Барышникова.
“Каким благородным, каким щедрым, каким честнейшим человеком оказался Андрей Андреевич!”
Кутяпкин тут же решил, что надо немедленно последовать совету Барышникова. Чиновник предупредил секретаршу, что буквально на час-два отлучится.
На “Волге” он повез наличный капитал и арендовал персональную сейфовую ячейку в депозитарии Престиж банка.
Когда Кутяпкин вернулся в министерство и вошел в кабинет, раздался телефонный звонок по его прямому аппарату, и на определителе красными цифирками высветился номер Екатерины Максимовны. Она звонила ему чрезвычайно редко, может, всего раза два. Но Семен Петрович еще днем звонил ей и поэтому сразу узнал ее номер и вспомнил, что сегодня у него сеанс. Кутяпкину захотелось расслабиться, отдохнуть и забыть, хоть ненадолго, всю эту аппаратную суету.
Очень будет некстати, если вдруг случилось что-то непредвиденное, и Екатерина Максимовна хочет отменить встречу.
Кутяпкин поднял трубку, и после паузы, сказал:
- Я вижу!..
Но все произойдет, как было заранее определено.